Смуглый и мрачный, он подтверждал это прозвище и своими суховатыми манерами.

Эми указала ему на кресло и села напротив.

— Рада, что ты улучил момент зайти, — заговорила девушка. — Значит, ты теперь вместо Кейтлин. Как полагаешь, она будет счастлива с Рафаэло?

— В общем-то, я об этом как-то и не думал, но если ты спрашиваешь, нет причин считать иначе, — угрюмо отделался Хит.

— Согласна, — вяло отозвалась Эми, и разговор стих. Она только собиралась с силами предложить Хиту кофе, как вдруг после затянувшейся паузы он спросил:

— Согласна с чем?

— Ну, с тем, что ты сказал. Ты лучше и дольше меня знаешь Кейтлин. Она попала к тебе в подчинение сразу после университета, не так ли?

— Да. Я многому научил Кейтлин Росс. Это не секрет. И я рекомендовал отцу взять ее, когда решил отмежеваться. У меня нет причин быть недовольным работой Кейтлин.

— Я не знала, что ты предложил ее отцу на свое место, уходя, — проговорила Эми, удивленная сбивчивым тоном Хита.

— Какое это имеет сейчас значение? Почему мы вообще говорим о Кейтлин?

— Просто… нужно же о чем-то говорить, — пробормотала Эми, отведя глаза.

— Потому что у нее, в отличие от тебя, состоялись и свадьба и семейная жизнь? — жестоко предположил Хит, поймав на себе золотистое сияние кроткого взгляда. — Прости. Я вовсе не это хотел сказать, — промямлил он, опомнившись.

— Наверное, ты прав. Вероятно, эти мысли стали моим наваждением, — согласилась с ним Эми, задумавшись. — Поверь, я искренне надеюсь, что Кейтлин и Рафаэло будут счастливы вместе. Если в моих мыслях и есть доля зависти, то эта зависть беззлобная. Мне очень жаль, что они были вынуждены отменить пышные торжества из-за всего случившегося.

— Справят через год. Эка важность, — отозвался он.

Эми облокотилась о подлокотник кресла и утопила подбородок в ладони, неподвижно уставившись в пол.

— Эми! — окликнул ее Хит.

Она нехотя повернулась к нему лицом, давая Хиту увидеть полные слез глаза.

— Ну, что ты… только этого не нужно. Слышишь? Прошу, не реви… — шепотом попросил ее он.

Эми тяжело и часто задышала, сглатывая, а слезы помимо воли уже обильно струились по ее щекам.

— Ну вот! — обреченно констатировал Хит, вынужденный теперь предпринимать что-то действенное, а не чисто формальное, как рассчитывал, чтобы поддержать в беде невесту своего покойного брата.

Он нехотя поднялся со своего места. Встал у Эми за спиной и положил ладони ей на плечи, как бы давая понять, что он с ней, он поддерживает ее. Но плечи девушки содрогались все сильней и сильней, а всхлипы становились все звучнее. Хит наклонился и обнял Эми, которая, словно воспользовавшись моментом растерянности Хита, прижалась влажной щекой к тыльной стороне его ладони.

Хит тяжело вздохнул.

— Я знаю, как ты любила его, — проговорил он только потому, что считал нужным что-то сказать в этот миг. — Догадываюсь, в каком ты сейчас состоянии.

— Прости. Я сейчас… постараюсь взять себя в руки…

— Да что уж там. Плачь, если нужно выплакаться. Я не возражаю, — великодушно разрешил он.

— С одной стороны все понятно. Я не могу не думать о Рональде. Оттого и все эти слезы, — забормотала Эми, уткнувшись носом в появившуюся откуда ни возьмись бумажную салфетку. — Но это все эмоции. Прежде я умела с ними справляться. А теперь… словно резьбу сорвало и хлещет. Не понимаю, что со мной. Расстраиваюсь по каждому пустяку, — посетовала она на свое состояние.

— Тяжелые времена. К тому же усталость от напряженной работы. Зря ты не догуляла свой отпуск…

— Нет-нет, Хит. Ты не понимаешь. Я себя не узнаю, оттого и не могу с собой справляться. Конечно, было бы странно, если бы я не скорбела по Рональду. Но, к своему стыду, должна признаться, что в моих слезах больше истеричности, чем горя.

— Ты слишком строга к себе, — попытался утешить ее Хит. — И кто вообще установил, регламент скорби? Каждый переживает смерть близкого человека по-своему. То, что я не рыдаю вместе с тобой, вовсе не означает, что мне не больно.

— Ты совершенно прав, Хит. Прости мне мою распущенность. Я сейчас успокоюсь, сейчас… — всхлипывая и сморкаясь в салфетку, обещала Эми. Наконец она утерла слезы и, сделав над собой усилие, произнесла: — Мне по-настоящему плохо, Хит. Я даже высказать не могу, насколько ужасно я себя ощущаю.

Хит озадаченно уставился на девушку. Он и не думал сомневаться в ее словах, которые прозвучали более чем убедительно. Вот только не был уверен, насколько они по адресу и в чем она видит его роль.

Хит настоял на том, чтобы она покинула свой кабинет, не дожидаясь окончания рабочего дня, и радикально сменила обстановку. Под этим предлогом, к ужасу Эми, он посадил ее в свой серебристый «ламборджини» и повез в свой дом — дом, в котором Эми Райт родилась и выросла.

И она очень изумилась переменам, произошедшим там. Обходительная домработница Хита Саксона сопроводила девушку в комнату для гостей на первом этаже, в которой стены теперь были нежно-голубые и вся меблировка разительно отличалась от той, что имелась в доме в пору ее детства и ранней юности.

В сущности, обновление пошло старым стенам на пользу. Преобладание пастельных тонов наполняло дом светом, воздухом, легкостью и ощущением свободы. И обстановка лишь подчеркивала основную идею хозяина, совершенно не перегружая собой пространство. Дышалось свежестью, но все же Эми почудилось, что нет во всем этом элегантном убранстве ощущения собственно дома, уютных родимых стен. Он был, скорее, похож на респектабельную гостиницу на побережье. Настолько виртуозно были подобраны гардины оттенка слоновой кости и обивка мягкой мебели, что явственно прослеживалась рука дизайнера. Настоящие дома, семейные очаги, которые обживаются поколениями, накапливая память, обрастают атрибутами постепенно, а не по мановению волшебной палочки профессионала-благоустроителя.

Домработница мягко порекомендовала ей прилечь, что Эми и сделала, невольно предавшись воспоминаниям о своей теперь уже далекой жизни в этих стенах.

Хит постучался и вошел срезу после того, как его домработница покинула комнату. Он сообщил, что вызвал врача.

— Вот и напрасно, — ответила Эми. — Физически я чувствую себя превосходно. В моем состоянии семейный врач вряд ли сможет помочь.

— Зато семейный врач может выслушать тебя и дать компетентный совет, к которому следует обратиться на случай, если этот приступ отчаяния повторится вновь, — резонно отозвался новый хозяин дома.

Эми смиренно покивала головой.

Хит навытяжку стоял возле постели, на которой она полулежала. Выглядело так, будто он чувствует себя здесь в большей степени в гостях, чем Эми. Это позабавило ее.

Губы Хита были поджаты так, словно он рвался что-то сказать, но благоразумие и воля удерживали его от этого. В конце концов, он произнес:

— Доктор Шортт скоро будет.

— Доктор Шортт! Так это ему ты позвонил! Сколько же лет я его не видела? Постой-ка… Последний раз он был у нас, когда я болела ветрянкой. Да, точно! — почти с радостью воскликнула девушка и мечтательно откинулась на подушку. — Надо же… — пробормотала она, вновь вспомнив себя подростком.

— А кто же твой доктор теперь? — спохватился Хит. — Я позвоню ему, если ты хочешь.

— Никто… Я уже много лет не была у докторов. К счастью, болезненность детства осталась позади, теперь я здорова, как лошадь, — подшутила над собой Эми.

— Хороша лошадь, у которой глаза на мокром месте, — хмуро прокомментировал хозяин дома, чем очень позабавил свою гостью.

А к тому времени домработница уже сопроводила к дверям комнаты для гостей подоспевшего врача. Предварительно постучав, она открыла дверь и указала доктору Шортту на больную.

— О, Эми, девочка моя! Что ж вы с собой делаете, бедняжка?! Бледная и прозрачная! — эмоционально воскликнул он, бросившись к постели.

Эми распахнула ему навстречу свои почти дочерние объятья.