Присутствовали все городские шишки, включая, разумеется, мэра, мистера и миссис Митчелл и мистера Беркли. Эти снобы держались так, будто все здесь являлось их собственностью. И то сказать, на аукцион явился каждый, кто что-то собой представлял. Прошел слух, что здесь будет выставлено множество произведений живописи, ваяния и ювелирного искусства. Потенциальные покупатели съехались не только со всего города и окрестностей, но и из дальних мест. Это событие действительно было важным.

Плакаты и афиши, возвещающие об аукционе, украшали путь к тому самому банкетному залу, где я побывала накануне с Тревором. Сейчас здесь продавали билеты. Мы заняли очередь позади нескольких женщин в лучших нарядах. Когда добрались до столика, билетеру не удалось скрыть удивления от нашего странного внешнего вида, но меня это не смутило. Я поступила по примеру миссис Стерлинг, сделала вид, будто ничего не замечаю.

Александр порывался заплатить, но я не позволила, указав, что сейчас ему следует не тратить, а, напротив, беречь все деньги, какие только можно добыть.

Члены и гости клуба были исполнены сознания собственной важности. Почти все они, старые и молодые, были богачами и сейчас имели возможность продемонстрировать свое благосостояние. Может, до «Сотби» наш аукцион и недотягивал, но им хотелось чувствовать себя участниками чего-то подобного.

На меня и Александра эта публика поглядывала с неодобрением. Я с нетерпением ждала появления миссис Стерлинг с ее зонтиком. Тут-то уже все взоры обратятся к ней.

Бар был полон выпивающей, курящей и сплетничающей публики. Мне до смерти хотелось выпить лимонада, но я не знала, допустимо ли это по этикету. Следует ли платить? Давать чаевые? Нет уж, лучше подождать моих родителей.

Все же я прихватила кое-что из выпечки, расставленной на столиках, а вот Александр оставил угощение без внимания. Ему было не до того. Он нервничал так же, как я, когда собиралась впервые встретиться с его родителями. Это можно было понять. Ведь мой возлюбленный привык жить изолированно, замкнувшись в четырех стенах особняка, все его общество составляли лишь Джеймсон да я. Теперь он вдруг оказался в клубе для избранных. Здесь собралось великое множество людей. Его картины сейчас будут выставлены на обозрение и продажу перед всем городом.

Снаружи банкетного зала был установлен столик благотворительных продаж, предлагались абонементы на водные процедуры, сертификаты на блюда в ресторанах и скидки на путевки в бюро Армстронг.

По мере приближения к месту проведения торгов нервозность возлюбленного начинала передаваться и мне. Да и неудивительно! В случае неудачи Александру придется паковать чемоданы для отъезда в Румынию, а мне останется на следующие десять лет запереться в спальне и безутешно рыдать.

Аукционный зал выглядел именно так, как я его себе представляла по кинофильмам, — ряды стульев, сомкнутые как церковные скамьи, подиум, а на нем мольберт. Мы попытались проскользнуть в помещение незаметно и заняли места в одном из последних рядов, укрывшись за спинами двоих рослых членов клуба.

Я была готова наподдать любому, кто вздумает насмехаться над работами моего возлюбленного.

Для Александра это было грандиозное событие. Он не привык находиться среди такого множества людей, ерзал на месте.

Я взяла его за руку, чтобы приободрить, и предложила:

— Если тебе тут совсем уж невмоготу, то можно уйти. Мы не обязаны присутствовать.

— Нет уж. Я не уйду, — ответил Александр. — И ты тоже. Останемся до конца.

Тем временем зал заполнялся чванливыми представителями занудвилльской элиты. Из всех присутствующих настоящим аристократом был только Александр, но многие члены клуба появлялись с таким видом, будто ожидали, что об их приходе, как о прибытии царственных особ, должны возвещать герольды.

Джеймсон прибыл на аукцион с Руби Уайт, за которой ухаживал. С ними явилась Джейнис Армстронг, партнерша Руби по бизнесу, в туристическом агентстве которой мне довелось поработать.

Мистер Митчелл — с виду прямо тот же Тревор, только постарше, со светлыми волосами, тронутыми сединой, — появился в обществе других миллионеров и расположился, разумеется, в первом ряду. Через пару минут пришел и уселся в нескольких рядах позади него мистер Беркли.

Мой пульс учащался, руки становились все горячее.

Наконец вошли и мои родители. На то, чтобы раскланяться и поприветствовать всех знакомых, у них ушло немало времени.

Наконец мама заметила меня, и родители подошли к нам.

— Замечательно, что ты решил посетить аукцион, — сказал папа, пожимая Александру руку.

— Может быть, в следующий раз ты и сам выставишь свои картины, — подхватила мама.

— Сара, нам лучше сесть, пока все места не заняли, — вмешался отец. — Желаем приятно провести время.

С этими словами они направились к свободным местам, ближе к середине.

Тут по залу прокатилось оживление, связанное с появлением чего-то неожиданного.

В зал вступили родители моего возлюбленного. Миссис Стерлинг держала в руке черно-красный зонтик, одета была в облегающее платье, обута в сапоги на огромных каблуках. Мистер Стерлинг имел при себе трость с набалдашником в виде черепа. На нем был костюм, сорочка с ярко-зеленым галстуком и крылатка, наброшенная на плечи.

Моя физиономия расплылась в улыбке.

Некоторые женщины обмахивались программками аукциона. Со Стерлингами не разговаривал никто, но все пересуды были только о них. Зал наполнился шепотками и приглушенным гомоном. Сплетники принялись чесать языки.

В клубе всегда проявляли интерес к своим. Кто с кем пришел, кто во что одет. Ну а уж чужаки, ясное дело, вызывали еще большее любопытство, даже если ничем и не выделялись, чего никак нельзя было сказать про чету Стерлингов.

Они привлекли всеобщее внимание, но приветствовали их только мои родители да мистер Беркли.

Я подняла было руку, чтобы помахать им, но Александр торопливо перехватил ее.

— Нет уж, через это я должен пройти один.

В конце концов Стерлинги уселись рядом с Джеймсоном и его дамами.

Вскоре на подиум поднялась миссис Митчелл.

— Леди и джентльмены, добро пожаловать на наше ежегодное мероприятие. Сейчас я передам бразды правления аукционисту. Сегодня вашему вниманию будет представлено множество разнообразных произведений искусства — керамика, живопись, скульптура, резьба по дереву. Благодарю за то, что почтили торги своим вниманием. Желаю приятно провести время, удачных покупок!

На подиум поднялся распорядитель торгов, пожилой джентльмен в костюме. Какой-то волонтер водрузил на стол стеклянную вазу, украшенную россыпью самоцветов. Ее увеличенное изображение тут же появилось на огромном экране позади подиума.

Я ерзала на самом краешке откидного сиденья.

Миссис Митчелл зачитала краткое описание предмета и объявила стартовую цену — пятьсот долларов.

— Пятьсот баксов за вазу! — шепотом вырвалось у меня. — Ну у них и цены! Ни в коем случае не поднимай руку, — шутливо предупредила я Александра. — Я ведь тебя знаю! Ты бы рад все тут скупить мне в подарок.

Однако Александру было не до шуток.

— Я не слишком высоко оценил свои работы, — шепнул он в ответ. — Может, надо было запросить больше?

— Да уж, твои картины всяко лучше, чем эта дурацкая ваза.

Однако торг пошел оживленный. Цена быстро взлетела, и всего через несколько минут «дурацкая» ваза ушла более чем за тысячу долларов.

— Вот бы у меня было что-нибудь этакое на продажу, — пробормотала я, воодушевленная видом купюр. — Тут ведь миллионы заработать можно.

Несмотря на то что сама я не торговалась, азарт охватил и меня. Теперь мне стало понятно, почему мои земляки с таким нетерпением каждый год ждали этого события. По накалу страстей торги не уступали лотерее с большими призами. Их участники вертелись на своих местах в предвкушении удачной покупки или в надежде на изрядный куш — как правило, вдобавок к уже имеющимся миллионам.

Потом на мольберт установили картину, покрытую тканью. Когда покрывало сдернули, несколько человек охнули. Послышался оживленный шепот. Это был вид того самого загородного клуба, где проводился аукцион. Пейзаж работы Александра. В первый момент я ощутила гордость от того, что его полотно выставлено на всеобщее обозрение. Никто даже не догадывался, что автор картины сидит рядом со мной.