Чего она ждет от него?

— Эмма? — почти простонал он, пораженный.

— Джейсон, просто поцелуй меня. Поцелуй.

И он поцеловал ее. Мягко. Нежно.

Но не этого она хотела. Она сжала в ладонях его лицо, крепко прижалась к его губам и просунула между ними неугомонный язык; никогда прежде она этого не делала.

Он потерял голову. Он не сознавал, что уже он сжимает ее щеки, он целует ее, как любовник целует женщину в постели, доводя до экстаза, и его язык уже далеко проник в ее рот.

Когда он отпустил ее, в ушах у него звенело и горячая кровь пульсировала в венах. Он смотрел на нее, широко раскрыв глаза и ожидая неизвестно чего.

Она тоже смотрела на него, и постепенно в ее глазах он начинал различать признательность. Он почувствовал, что у него подкашиваются ноги. Она благодарна ему. Благодарна!

Нет! — мысленно завопил он, пронзенный озарением. Ему нужна не благодарность ее, а любовь!

Джейсон едва не расхохотался. Он-то думал, что все рассчитал! Думал, что навсегда излечился от любовного безумия. От слепой, безрассудной страсти. От запредельной боли.

И вот все это вернулось. И не просто вернулось, а этот раз все это еще опаснее, потому что он не только любит эту женщину, он почитает ее и восхищается ею.

Он никогда не разлюбит Эмму.

Но она никогда не полюбит его.

Так она ему сказала. С полной определенностью.

В глубине души он ей тогда не поверил. И теперь видел, что это было так. Его самомнение сыграло с ним злую шутку. Оно заставило его решить, что в конце концов он сумеет завоевать ее сердце. Но сейчас он уже не уверен, что так все и произойдет. Ее сердце отдано Рэтчитту. Отдано навсегда…

«Нельзя иметь в этой жизни все, сынок».

— Джейсон!

Он моргнул, зрение его прояснилось, и он понял, что она смотрит на него с беспокойством. Тогда он взял себя в руки и нашел в себе силы улыбнуться.

— Все в порядке. — Он погладил ее по руке. — Просто мне нужно поесть.

— Сначала мы должны поставить подписи.

— Да-да, конечно.

— И фотограф хочет сделать еще несколько снимков в церкви.

— А-а…

Каким-то образом ему удалось пройти через все это. И регистрационную книгу. И фотографии. И разрезание пирога. И речи. Но настала минута, когда он открыл перед Эммой дверцу автомобиля и уселся за руль. Доктор — спасибо ему! — убрал жестянки, которые какие-то ребята привязали к бамперу. Джейсон попросил его оставить лишь табличку с надписью «Новобрачные» на заднем стекле. От нее можно будет избавиться, когда они выедут на дорогу.

Настроение его значительно улучшилось, когда они отъехали от церкви. Трезвый разум в очередной раз пришел на выручку. В церкви Джейсон переволновался. Представил себе свое положение излишне мрачном свете.

Он любит Эмму. И это хорошо. Это правильно. Она — его законная жена.

Ну да, сейчас ему нельзя говорить ей о своей любви. Сейчас она попросту не поверит ему. Она в самом начале велела ему не говорить о любви, которой он не испытывает.

Но он докажет ей, что любит. Докажет делом. Он будет таким, каким она хочет его видеть.

Он вспомнил, как она целовала его у алтаря. Она ищет не столько нежности, сколько страсти. Ей нужно нечто такое, что захватило бы ее. Она не желает думать, вспоминать…

Джейсон стиснул зубы, вновь подумав о Рэтчитте. Наверное, было бы даже лучше, если бы этот человек появился. Тогда Джейсону противостоял бы реальный противник, а не романтическое воспоминание. Рэтчитт подобен злому гению, который отныне будет отравлять их жизнь, чей призрак будет маячить между ними и на брачном ложе.

Нет, поклялся себе Джейсон. В эту ночь между ними не будет никаких призраков. Эмма будет знать, кто с ней, кто стал ее первым мужчиной, пусть и не первой любовью.

Джейсон Стил, вот кто. Ее муж, мужчина, который по-настоящему полюбил ее.

— А ведь ты опоздала в церковь, — произнес Джейсон спокойным, отнюдь не обвиняющим тоном.

Они отъехали от церкви десять минут назад, и за это время Эмма не произнесла ни слова. Только что Джейсон снял со стекла машины надпись «Новобрачные» и возвратился за руль. Эмма использовала краткую остановку для того, чтобы освободиться от фаты и аккуратно уложить ее на заднем сиденье. Сейчас она уже смотрела прямо перед собой и убирала булавки, поддерживавшие ее высокую прическу. Ее густые шелковистые волосы рассыпались по плечам светлыми волнами.

Джейсон видел, что она слышала его реплику, хотя и не подала виду.

— Разнервничалась, наверное, в последнюю минуту? — предположил он и потянулся к ключу зажигания, не спеша, впрочем, поворачивать его.

Она бросила на него вполне невинный взгляд, но ее пальцы сжались. Сжались слишком крепко.

— Так из-за чего ты опоздала? — небрежно спросил он, хотя внутри у него что-то болезненно сжалось.

— Да так. Нервы, — отозвалась Эмма и отвернулась, глядя в окно.

Джейсон подумал, что лучший способ избавить ее (и самого себя) от власти Рэтчитта — это заговорить о нем в открытую.

— Эмма, — негромко сказал он, убирая руку ключа зажигания, — давай не будем таиться друг от друга.

Она резко повернула голову. На лице ясно читалось чувство вины.

— Что ты имеешь в виду? В чем нам таиться?

— Эмма, я знаю, что сегодня в церкви ты думала о Рэтчитте. Думаю, не ошибусь, если скажу, именно мысли о нем задержали тебя, потому что последнюю минуту ты засомневалась. Это очень понятно, и я ни в чем тебя не упрекаю.

Какой же он закоренелый лжец! На самом деле он едва не потерял самообладание. И Эмма взглядом дала ему понять, что не верит в столь далеко идущее великодушие.

Но сказать ей правду, то есть сказать, что он оказался во власти чернейшей ревности, означало бы отдалиться от своей цели: отнять мистический ореол у человека, которого Эмма, по ее мнению, все еще любит.

— Я не буду на тебя сердиться, — пообещал Джейсон, внутренне скрежеща зубами. — Обещаю тебе. Поэтому признайся. Ты думала о нем. Я прав?

Он услышал ее сдавленный голос:

— Да.

Джейсон сглотнул слюну.

— Расскажи мне о нем.

Эмма вздрогнула и отвела глаза.

— Нет, — с жаром ответила она. — Нет. Не хочу. И ты меня не заставишь.

Никогда прежде Джейсон не ощущал такой злости. И такого бессилия.

Эмма медленно повернула к нему голову. На ее лице была написана решимость.

— Джейсон, знай: я сделала свой выбор, — сказала она. — Мой выбор — это ты. Поверь мне, если бы он явился сегодня утром ко мне и стал просить не выходить за тебя, а выйти за него, я бы ему отказала. Как бы он ни поступил, сейчас я сидела бы здесь, с тобой. Поэтому не напоминай мне больше о нем, не порти наше свадебное путешествие.

Джейсон не знал, радоваться ему или нет. Очень уж много горечи в ее голосе. Если бы он ощущал в ее словах теплоту, даже страсть, а не ледяную решимость, предполагавшую, что она приносит ему великую и страшную жертву!..

— Не знаю, что и сказать…

По крайней мере теперь он был искренен. Эмма посмотрела на него, потом улыбнулась.

— Можешь сказать, что ты думаешь о моем платье. Ты его еще не оценил.

Упрек попал в цель. Происходившее в церкви настолько захватило его мысли, что он забыл об элементарной учтивости. Замечание Эммы заставило его вспомнить о том, какое значение для женщин имеют подобные вопросы в важнейшие моменты их жизни. Мужчине непростительно не сказать ни слова своей невесте о ее свадебном платье.

Извиняться, по всей видимости, было неуместно. Поэтому за Джейсона все сказали его глаза, с жаром оглядевшие ее фигуру и задержавшиеся на вызывающе приоткрытых округлостях груди. Он чуть не задохнулся от нового прилива желания, а когда заговорил, внезапно охрипший голос предательски выдал его:

— Когда я увидел тебя в этом платье в церкви, то решил, что умер и вознесся на небеса. Я бывал на свадьбах, и еще никогда невеста не казалась мне такой лучезарной. И такой желанной, — добавил он. — Когда ты поцеловала меня… — Он встряхнул головой. — Эмма, так ты меня еще не целовала…