После пятнадцати лет замужества муж Лейлы вернул её брату, Омару, как ненужную вещь. Он развёлся с ней из-за её бесплодия. Это стало концом всех мечтаний Лейлы, так как бесплодная женщина никому не была нужна. Теперь ей пришлось жить в одном доме с Омаром, глупым, ленивым и себялюбивым человеком.

Аиша презирала его. Он обращался с Лейлой, как с рабыней, словно бесплодие сделало её недостойной называться человеком.

Лейла покачала головой.

– Ничего. Но он забрал все деньги. А сегодня была хорошая выручка.

Аиша заглянула в дом.

– Он ушёл?

– О, да, мы его не увидим, пока он не спустит все деньги на девок, – она кинула на Аишу безнадёжный взгляд. – Мы никогда не сможем вырваться отсюда. Никогда.

– Нет, сможем, – ответила Аиша резко и стала вынимать кирпич в дальнем углу печки. – Он ведь не знает, про этот тайник, не знает, верно? И если он забрал все твои деньги, у меня есть что добавить.

Она вытащила незакреплённый кирпич и извлекла из открывшейся пустоты маленький кожаный кошель, сунула туда горсть монет и затолкала его обратно в тайник.

– Ну вот, теперь у нас денег больше, чем вчера. И мы на шаг ближе к Александрии.

Это была их мечта – накопить достаточно денег, чтобы сбежать из Каира. И начать всё заново в Александрии. Омар никогда не смог бы найти там Лейлу, и никто не искал бы там Аишу. Они были бы свободны. Они могли бы снять дом и построить там печку – такую же, какая была у них здесь. Люди в Александрии ели бы пироги Лейлы с таким же удовольствием, как и в Каире.

И без Омара, который крал их прибыль, кто знает, чего они могли бы достигнуть? Может быть, даже хватило бы денег, чтобы отдать Али в ученики, и таким путём удержать его от улицы и неприятностей.

– Лейла, Лейла, ты здесь? – раздался голос соседки.

Они открыли дверь.-

– Вы слышали? Али поймали. Мне сейчас сын сказал, – запричитала соседка.

Лейла издала тихий, исполненный боли звук.

– Поймали? Кто? Что произошло? – спросила Аиша резко. У соседки была привычка преувеличивать и драматизировать события.

– Али пытался ограбить чужеземца, – объяснила женщина. – Но человек поймал его и забрал с собой.

– О, Боже! – она сразу поняла, кто был этот чужеземец, и что Али пытался украсть. – Маленький дурак.

– Ему отрубят руку, – прошептала Лейла с посеревшим лицом. – Он станет калекой, нищим…

– Если бы его поймали стражники паши, то точно бы так и случилось, – согласилась соседка. – Но его забрал чужеземец. Кто знает, что чужеземцы делают с ворами?

– Это хорошо, – проговорила Аиша, но голос её звучал более уверенно, чем сама она себя чувствовала. – Его могут побить, но рука его будет в безопасности. Англичане не отрубают детям руки, – сказала она, надеясь, что слова её соответствуют истине.

Она повернулась к соседке:

– Где чужеземец схватил Али?

– На розовой вилле на том берегу реки. Там растёт большой платан.

Прежний дом Аиши. Она не была там с тех пор…

– Я знаю, где это, – произнесла она. – Я пойду туда и верну Али.

– Но как? – спросила Лейла. – У нас нет денег, чтобы заплатить за него, а Омар не даст…

– Я смогу проникнуть в дом так, что англичанин и не заметит. Найду Али и выкраду его.

– Но…

Лейла бросила взгляд на соседку.

– Всё будет в порядке, – ответила ей Аиша. – Ещё есть время, прежде чем закроют ворота.

Согласно указу паши как средство одновременно и против чумы, и против преступности в каждом квартале Каира, в конце улиц, были установлены ворота, которые на ночь запирались. Люди могли попасть по ночам из квартала в квартал только с разрешения стражников, охранявших ворота. Дополнительным указом также требовалось, чтобы ночные пешеходы носили с собой огонь – факелы или фонари. Предпринятые меры значительно сократили преступность. Что касается чумы, это был другой вопрос.

– Я отправлюсь к дому англичанина и дождусь темноты. Не волнуйся, Лейла, мы с Али будем дома уже на рассвете.

Аиша сняла с крюка, вбитого с внутренней стороны стены, огораживающей двор, свёрнутую веревку и обмотала её вокруг своей талии.

Она всегда носила с собой нож, спрятанный под рубашкой на груди. Теперь она обвязала тряпку вокруг ноги, пониже колена, примотав таким образом другое оружие – тонкий кинжал. Она надеялось, что ей не придется воспользоваться ни одним из них.

Лейла обняла её.

– Да хранит тебя Аллах!

Аиша кивнула. Ей никогда не приходилось убивать, но она убьёт англичанина прежде, чем позволит схватить себя.

Ловушка была установлена. Мальчик спал. Рейф поднялся со стула возле кровати и тихо вышел, прикрыв за собой дверь.

Он стоял в проёме распахнутой французской двери, всматриваясь в бархатную ночь, и глубоко дышал. Месяц бросал слабый свет сквозь тонкую вуаль облаков, превращая реку внизу в переливающийся шёлк. Влажный вечерний воздух приятно обтекал прохладой. Слабый бриз шевелил листья старого платана, и Рейфу казалось, что он чувствует слабый пряный аромат пустыни. Переполненный, грязный и пыльный город казался теперь далёким, словно находился в другом мире, а не в полумиле отсюда.

Днём прежний дом сэра Генри Клива имел вид грустной, несколько потёртой элегантности, ночью же он становился воплощением красоты и очарования. Цикады неистовствовали в кустах, и аромат дамасских роз долетал до него снизу из внутреннего дворика.

Почти жаль превращать такую красоту в ловушку. Почти. Но кто-то следил за ним весь день, он знал это. Он чувствовал слежку, когда его волосы шевелились на затылке под чьим-то пристальным взглядом.

И кто-то послал мальчика украсть рисунок.

Интерес, конечно же, вызван рисунком и золотом, как и предсказывал Бакстер. И этот интерес был обнадёживающим признаком.

Рейф поселился в доме Кливов около трёх недель назад, наткнувшись на него по чистой случайности. В свой первый день в Каире он посетил Джона Бакстера, кузена его друга.

– Джонни – именно тот человек, который понадобится тебе в Каире, – заверил его Берти. – Знает всех и вся.

– Джонни Бакстер, – поведал Рейфу Берти, – получил ранение в Каире и решил остаться в Египте, чтобы умереть под солнцем, а не в вонючем корабельном трюме.

Но Бакстер выжил, более того, стал процветать. Он пережил рейд Наполеона в Египет и смог сохранить голову в последующем беспорядке. Он любил Египет и намеревался прожить в нём до конца своих дней.

– А ещё хорошо то, – рассказывал Берти Рейфу, – что он стал настоящим местным жителем. Женился на женщине, которая ухаживала за ним, когда он был ранен. Она умерла в прошлом году, но для него ничего не изменилось. Всё также одевается, как араб, болтает по-арабски, нажил состояние и не хочет возвращаться домой. Никогда не скажешь, глядя на него, что он англичанин, более того, выпускник Итона. Его семья, конечно, отреклась от него.

– Но всё равно Джонни – молодчина. Запанибрата с местными жителями – от уличных бродяг до султана, или как там у них называется главный. Если кто-то и может помочь тебе напасть на след, то это точно Джонни.

Но когда Рейф обратился к Бакстеру, то обнаружил кое-что, о чём Берти умолчал: Бакстер избегал общения с европейцами.

Сначала он вообще отказался от встречи с Рейфом: господин не принимает посетителей из Англии, оставил навсегда мир вежливых утренних визитов. Так объявил слуга.

Но Рейфа не очень-то просто было смутить. Его опыт, приобретённый в армии, говорил, что знание местных особенностей сбережёт ему много времени и поможет избежать ошибок.

Он отправил свою визитку во второй раз, на этот раз с краткой припиской.

Бакстер встретил его в арабских одеждах, отдал молчаливый поклон и приказал на арабском языке подать кофе. Он молча ждал, сидя на низком диване, поджав под себя ноги и рассматривая Рейфа умными глазами. Ему было примерно около сорока, лицо усыпали небольшие шрамы. Пороховой ожог и шрапнель, решил Рейф.