Однако Нолена тоже слегка перекосило, когда я расположился за столом напротив него — знаете, будто я севший на наркоту свояк, очередной раз явившийся стрельнуть у бабушки пару баксов. И тут дошло: на мне же майка с надписью «Я БЫ ЛУЧШЕ ПОДРОЧИЛ».
Ну, бля!
Я глянул на майку, затем, растерянно, на Нолена. Промямлил невнятно: «Вот хрень…»
То-то сержант уставился. Когда память набита черт знает чем, иногда не думаешь о простейших — и важнейших — вещах.
— Вообще-то забавно, — заметил Нолен, ухмыляясь.
У меня гора с плеч свалилась. Хороший человек Нолен. Чудесный. Люди, которые бы лучше подрочили, — лучшие люди этой страны. Самостоятельность и самодостаточность — вот наше кредо.
Но чудесность Нолена этим не ограничивалась. Он был из тех копов, с которыми спорят даже о штрафе за парковку, — я с первого взгляда его определил. Как он пробился в начальники — тайна за семью печатями. Крепкий, долголягий, сухощавый, вроде марафонца, шевелюра взлохмаченная — явно любитель приплясывать под рок из своего айпода. И лицо вялое, мелкое, словно внутрь росло, глаза, нос и рот упакованы на пространстве в мою ладонь. Стиснулись, будто желая тепло уберечь. Полицейскому шефу самое малое тридцать пять, а глаза вовсе детские. Ну, подросток подростком, застрявший в детстве недоросль. Энтузиаст-попрыгунчик.
Сразу понес про чудесных людей Бонжуров — понравились очень, конечно, — про «ужасное происшествие с Дженнифер» сказал: «Задело меня как никогда в жизни».
— Хоть это не хорошо, — сознался он мне, — но когда моей работой долго занимаешься, вы же понимаете: начинаешь сортировать людей по ранжиру.
Я кивнул — нечто вроде того я и ожидал. Обычно для людей выражения вроде «вы же понимаете» — словесный мусор, связка. На самом-то деле людям глубоко наплевать, понимаете вы или нет. Но Нолен выговорил их так, будто в самом деле рассчитывал на мое понимание.
— Моя докторша-психоаналитик говорит: это рефлекторное, способ себя защитить, — пояснил Нолен. — Ну понимаете, определения вроде «порядочные» или «низкого пошиба».
Бля. Коп, выбалтывающий про своего психотерапевта незнакомцу. Я откинулся на спинку стула, кивнул ошарашенно. А меня нелегко удивить, вы уж поверьте.
— Понимаете? — переспросил Нолен. — В моей работе надо копаться в душах, иначе нельзя. Приходится… категоризировать. Как врач говорит: «Дегуманизировать». Понимаете, чтобы легче работалось.
Как и у большинства циников, у меня скверная, почти неодолимая привычка считать честных, искренних людей идиотами. Мне так и захотелось спросить: «Вы что, умственно отсталый племянник мэра?»
Вместо того я промямлил:
— Знаете, моя секретарша… она звонила, говорит: вы меня видеть хотели…
— Да-да — чтобы мы могли координировать усилия. — Он от энтузиазма аж вперед подался, точно сирота за куском рождественской индейки.
— Координировать?
Мой бог, я подозревал — кисло дело пойдет. Хуже нет столкнуться с искренним простодушием, да еще в роли полицейского начальства. Но чтобы настолько… Ничто не смердит дерьмовее, чем щенячий энтузиазм во взрослом, немолодом уже человеке.
— Координировать, — повторил шеф Нолен. — Как говорится, две головы лучше одной. Мне подумалось, человек с вашей квалификацией…
— Квалификацией?
— Ква-ли-фи-ка-ци-ей, — выговорил Нолен, будто слово из кроссворда угадал. — Я-то занимался всего четырьмя делами о пропавших. Всего четыре их было. Можно сказать, я не шибко-то умею расследовать, но, мне кажется, у меня иные, я бы сказал, способности, возмещающие отсутствие квалификации. Я силен головоломки разгадывать. Всегда хорошо умел.
О небо! Способности? Головоломки? Он вообще понимает, где он и кто он? Мне до боли захотелось сообщить ему по-дружески: малыш, тренер тебе наврал, трясти пиписькой перед ребятами в душевой спортзала вовсе не круто. Но с другой стороны, как ни странно, парень мне начал нравиться.
— Координация — замечательно. Да, превосходно. Но мне бы сперва пару дней… осмотреться, в себя прийти, всякое такое. А уж тогда — к делу.
— Конечно, конечно. — И улыбка доверчивая, ну точно примерный бойскаут.
Встал, протянул мне стопку папок.
— Я собрал все доступное: отчеты, свидетельства, фотографии дороги, которой она шла, — я и сам в толк не возьму, зачем они, но так, на всякий случай…
Я распялил губы в улыбке, принимая увесистый тюк. У-у, если эффективность оценивать весом собранной бумаги, этот парень поработал на все сто.
У вы, тогда я не понял: подобная лихорадочная активность объясняется попросту страхом.
— Отлично, — похвалил я шефа полиции. — Но вы не против, если я спрошу кое-что? Вы понимаете, я люблю поболтать про дело… оно яснее, когда выговоришься.
Нолен осклабился во весь рот, ладошки упер в бедра, вперед подался: давай, давай, работаем!
— Классно! Я тоже любитель поговорить.
Одиночество, гребаное одиночество. Бедный, бедный шеф Нолен. Да он, наверное, и с барменами про мертвую Дженнифер треплется, так ему не терпится дело продвинуть. Ох, мистер Калеб Нолен, вы у меня на ладони, колотый орешек. Честная, щедрая, простая душа, способная одновременно ужасаться и ликовать. Несомненно, исчезновение Дженнифер Бонжур возмутило Нолена до глубины души. И привело в экстаз: ведь это самое волнующее событие в его жизни, заполненной унылой бюрократической тягомотиной.
Настоящая, богоданная Тайна… И что бы мы делали без мертвых красоток?
Ну-с, возможности лишний раз копнуть поглубже я не упустил. Принялся выяснять подробности той ночи, когда Дженнифер исчезла, — главным образом, чтобы проверить рассказ Бонжуров. Супруги-то слишком заинтересованы. Те, кто причастен к делу, имеют обыкновение, рассказывая, все изменять по-своему, выправлять в нужную сторону, льстить себе, дорисовывать надежду либо улики, где их в помине нет. Но Нолен, кажется, тоже был слишком заинтересован, хотя и по-другому.
— Я все про нее думаю, — сообщил, махнув судорожно рукой. — Она где-то там… одна…
Сглотнул, дернул кадыком, глаза сделались мокрые — еще малость, и хлынет в два ручья.
— Я полицействую лет семь уже. Даже пару убийств раскрыл — бытовые, конечно. Но чувствовал себя то ли санитаром, то ли уборщиком: вычищал ведь после, когда уже ничего не поправить. Но это… я имею в виду девушку эту, Дженнифер… это сейчас происходит, прямо сейчас. Я даже когда с дочкой гуляю или газету читаю, виноватым себя чувствую. За то, что я… ну, вы понимаете — заурядный коп из мелкого городишка. А для нее нужен супермен, ну, который из комиксов или вроде того…
В детстве у меня приятель был, Джоуи Соботка. Всегда говорил мне: мол, у тебя, Стол, сверхсилы, вырастешь — станешь важным, все завидовать будут, восхищаться. Настоящий супермен.
Представьте, Джоуи Соботка умер в поезде. Состав сошел с рельсов где-то в Монтане. Нелепость на нелепости. Ну кто в наши дни умирает при крушении поезда, тем более в Монтане?
И что это за супергерой, позволяющий друзьям гибнуть?
— Шеф, наш мир — большой нужник. Уборщики — его единственные по-настоящему важные супергерои.
Откровение застигло Нолена врасплох. Уставился на разбросанные по столу бумаги, будто мальчишка, старающийся придумать для папаши объяснение очередной единицы в дневнике.
— А вы ее знали лично? — спросил я, повинуясь внезапному наитию.
Нолен заморгал, нахмурился.
— Знал, да. Она представляла «системщиков» на общественных собраниях. Мы их собирали, ну, понимаете…
— И как вам она?
— Сущий ангел, — рассмеялся, почесал в затылке. — У меня всегда желание такое, как ее увижу, странное…
Тут он запнулся, глядя мне в лицо, и затараторил:
— Да вы не подумайте ничего такого, нет, мне хотелось… э-э… дать ей противогаз, вроде того…
— Противогаз?!
— Знаю, звучит нелепо. Но когда долго живешь в наших местах, начинаешь… э-э… догадываться про некоторые вещи, смутно, но догадываться. Что-то в ней не то… посмотришь… и чувствуешь: она в опасности. Будто она из породы вымирающих зверей.
