— Будешь под руку говорить, когда в ней вилка, стану ужинать у себя, а к тебе приезжать только в сортир, — пообещал я, приступая к бифштексу. — Ну что за манера решать мировые проблемы, толком не пожрав и даже пива не выпив! Вот и не видишь великого канцлера, хотя он очень даже есть.

После чего последовал примерно десятиминутный перерыв, за время которого я управился с ужином. И, открыв пиво, заметил:

— Интересно, когда тебе надоест подсовывать мне стаканы? Это же не водка, в конце концов, а пиво, которое надо пить прямо из бутылки. Ну и относительно великого канцлера. Ты думаешь, что Кисин его вот прямо так, без всякой подготовки, взял и увидел? Фигушки, это не такое простое дело. Сколько времени одна из лучших Танечкиных специалисток по внушению подсознательных реакций, старший ликтор Зверюгина ему мозги настраивала под предлогом мытья полов и всего прочего!

— Значит, это ему заранее установку сделали, тогда понятно. И очки ты не снял из соображений окончательно его не доконать? А то ведь как глянет на них, так и обмирает. Боялся, что от твоего прямого взгляда он вовсе в обморок хлопнется?

— Величество, ну я же тебе все-таки не Вольф Мессинг, взглядом кого-то гипнотизировать. У нормальных специалистов для этого используется блестящий шарик на ручке. Или даже хорошо отполированная чайная ложка, а ему Аглая дала установку на очки. Их же тут, кроме меня, почти никто не носит, зеркальные-то, установок вакуумного напыления мало и они под контролем. Ну и мундир, понятно, тоже шел до кучи в образе.

— А как же ты в очках смог взглядом что-то такое изобразить, что бедный Кисин прямо на глазах переходил от ужаса к восторгу и обратно?

— Вот как раз без них у меня точно ничего не получилось бы, я с людьми умею только языком разговаривать. Ну или кулаками, в особо исключительных случаях. Тут же требовалось всего лишь поворачивать голову так, чтобы он видел в очках то свою перекошенную рожу, то освещенное закатом окно, то люстру с куском потолка. Уж этому-то я за одиннадцать лет своего канцлерства научился, чай, этот хмырь далеко не первый, с кем велись подобные беседы. А установки на такие картины ему были даны заранее.

— Тогда не понимаю, зачем все эти сложности. Не проще ли было его сразу допросить под гипнозом — и все?

— Если бы нам от него требовался конкретный ответ на один вопрос, то да. Но нам же нужно абсолютно все, что он хоть теоретически может вспомнить! А для этого клиента нужно привести в соответствующее состояние, что и было проделано. Когда энтузиазм у него малость ослабнет, придется повторить сеанс, ничего не поделаешь. Хотя, конечно, я ожидал более скромного эффекта.

— Наверное, все эти твои фокусы отвечали потребностям каких-то сторон его души, — предположил Гоша. — Вот только я не уверен, что лучших.

— А мне кажется, что именно их. Ну чего еще приличного могло в нем пробудиться? Тут хоть человек загорелся рвением. Направить его в нужную сторону — и все, даже после окончания операции с Арутюняном этого Кисина можно будет куда-нибудь пристроить.

— Начальником лагеря, к примеру.

— Да ты что, это же очень ответственная должность, у Виктора Ивановича мигом половина заключенных разбежится, а оставшиеся сядут писать книжки против нашего кровавого режима. Нет, подберем ему что-нибудь попроще, где нельзя напортачить, но об этом можно будет подумать и потом.

— Это хорошо, что ты все-таки собираешься подумать, — заметил Гоша, — потому что кем бы он ни был, но сказано — мы в ответе за тех, кого приручили.

— Я, что ли, его тебе приручал? Тоже мне, нашел дедушку Дурова. Сам он приручился, потому что давно хотел, а мы просто направили этот процесс в конструктивное русло. И хватит, ну его в зад, этого Кисина, мне из-за него сегодня даже пиво кажется каким-то кислым.

— Хватит так хватит, — согласился Гоша, — тем более ты знаешь, отчего я про приручение вспомнил? Недавно «Маленького принца» перечитал, и даже как-то жалко стало, что у нас такой книги не будет.

— Вполне возможно, что и будет. За Сент-Экзюпери сейчас присматривает целая группа, чтобы его биография поменьше отличалась от той, что была в другом мире. Воздушную экскурсию ему устроили еще в двенадцатом году, точно как там. Заранее уже Ренэ де Соссин ищем, правда, пока никак не можем найти. Если и потом не найдем, придется соображать, где взять замену. В смысле, в каком именно отделе. Так что я все-таки надеюсь, что такой великий писатель будет и у нас. Полного совпадения книг вряд ли стоит ждать, но это не так страшно. Наверняка даже лучше что-нибудь напишет, потому как в побежденной стране писательские таланты почему-то расцветают ярче. Там он оказался в такой ситуации только в сорок лет, а здесь — уже. Но вот с Ремарком, боюсь, мы тут пролетаем. Не новую же войну ради него устраивать! А без нее в лучшем случае получится нечто чуть выше среднего, хотя интересно будет посмотреть, что именно. Ну и давай перейдем к основной теме сегодняшней встречи — нужна твоя санкция.

— Бери, — пожал плечами Гоша, — тебе ее в устном или письменном виде? В принципе, конечно, неплохо было бы узнать на что, но это не обязательно.

— На расширение наших иномирных операций до территории Азербайджана. Подготовка агентов в целом закончена, а как только мы в очередной раз запустим время в двадцать первом веке, к гостившему у нас думцу придет наш человек и потребует поделиться бакинскими связями, они у него есть. Мы же выцарапали именно эту сволочь не только за выдающуюся мерзость натуры, хотя и этот мотив присутствовал, а потому, что он паразитирует на близких к нефтянке кругах.

— Разумеется, делай что считаешь нужным. Кстати, а можно тебе задать небольшой такой вопросец типа теста?

— Про кошачью бумагу из Штатов?

— Ну вот вечно так, захочешь сделать тебе сюрприз, а ты, оказывается, уже в курсе. Я же это письмо полчаса назад получил из рук в руки, когда твои орлы его прочитать-то успели?

— Недели три назад, в Штатах, когда оно только писалось. Правда, это был черновик, так что интересно будет посмотреть, не добавили ли чего. А кто привез? По дипломатическим каналам его передавать отказались, насколько я в курсе.

— Ну хоть чего-то не знаешь, — довольно откинулся на спинку стула Гоша. — Один не очень известный, но с моей точки зрения вполне приличный американский писатель, Сетон-Томпсон. Будет свободное время, почитай, рекомендую.

— Это он кому не очень известный, тебе, что ли? Да в Советском Союзе на его книгах выросли десятки поколений юных натуралистов! И даже я, хотя юннат из меня не вышел. Значит, сам вот так взял и привез? Вот ведь незадача какая…

Это письмо явилось хоть и несколько запоздавшей, но зато бурной реакцией на мою дезу о том, что нашими крылатыми ракетами управляют специально обученные кошки. После смерти Черчилля небольшая часть его дневников попала в руки американцев и была опубликована. Ничего особо интересного там не содержалось, но надо же к чему-то прицепиться! Вот и докопались до кошек. Сначала просто копили возмущение, но где-то полгода назад организовали международный кошкозащитный комитет и начали агитацию за давление на Россию. Чтобы, значит, та перестала принудительно забривать милых зверьков в свой ИВВФ, где их ждет мученическая смерть, а разрешила свободную эмиграцию кошек на Запад. Данное движение было поддержано Альперовичем, потому как распространение оно получило только в южных штатах, а всякое, хоть даже и самое слабое, подобие нагнетания напряженности между Севером и Югом нами весьма приветствовалось.

— Так чего же здесь плохого, что письмо привез именно Сетон-Томпсон? — не понял император.

— Я же надеялся, что курьером будет или совсем простой и ничего не понимающий кошкозащитник, или кто-нибудь из Управления стратегических служб. Тогда можно было бы с каменным выражением на морде объяснить, что все это гнусные и лживые измышления врагов, а если собеседник усомнится, пообещать засунуть его в ракету вместо кошки и запустить. Теперь же подобные алгоритмы не годятся. Ты ему когда ответ обещал?