— Так, Яшка. Сидите здесь с Лерчиком, пока или я одну красную вам не дам или ротный — три. Понял?

— Все слышал.

— Соображаешь. Лера, сын мой, все распоряжения Когана — мои распоряжения! Уловил?!

— Так точно.

— Слышь, взводный, а Михай?

— Мы поднимемся, и я их сниму к себе. От греха подальше.

— К нам бы отправили.

— Да не колотись ты. Вас и так с двух сторон прикрывают. Вон у ротного три АГСа. Все, сидите тихо. Возьми на всякий случай. — Взводный протянул Якову коробку с промедолом — Там шесть ампул, смотри мне, не потеряй.

— А у вас?

— У меня еще упаковка.

Уже почти окончательно рассвело, когда в нескольких километрах от кишлака началась яростная перестрелка.

— Ну вот, Лерчик, началось! Разведка, кажется, приехала.

— Они на машинах. Выйдут!

— Угу. Зато мы на велосипедах…. У тебя, сколько лент в запасе?

— Три.

— Давай одну.

— Сейчас! У тебя эсвэдэха своя, а я чем потом буду отмахиваться, прикладом?

— Ничего, толстый, я тебе пару гранат дам.

— В жопу себе их засунь! — Засмеялся Лерчик, протягивая ему пулеметную ленту.

— Я знал, братишка, что ты не подведешь дедушку!

— Ой, гад. Как бы тут из нас бабушек не сделали!

— Еще через двадцать минут показались духи. Выскочили они неожиданно со стороны высоты «две сто девятнадцать» и завязали бой с ротой. Сразу же к ним подключились и из кишлака. Взвод оказался в этой перестрелке сторонним наблюдателем, так как помочь роте не мог из-за дальности, а стрельба по кишлаку — дело малоэффективное, да и БК (боекомплект) явно самим еще был нужен.

— Вскоре бабаи показались и на безымянной.

— Слышь, Яха, а наши вовремя смылись!

— Ты давай сзади смотри, чтоб рам сраку не надрали. С этими я как-нибудь и сам разберусь.

Перестрелка разгоралась с каждой минутой. Как муравьи из нор, мобильные группы правоверных появлялись со всех сторон, обкладывая роту и взвод будто зверей на охоте. Разведка, видимо, безнадежно застряла, так как из садов слышалась беспрерывная канонада пушечных очередей БМП.

Наконец-то врезала артиллерия. Правда, весь кишлак накрыть не удалось. Хребет надежно прикрывал две трети селения, и залпом разнесло только крайние дома, а остальные снаряды легли выше по склону. Артнаводчик, сидевший с ротой, что-то там подкорректировал, и следующие разрывы опустились на вираж хребта — предполагаемый маршрут отхода взвода. Следом, как бы боясь опоздать, взвились три красные сигналки ротного.

С «две четыреста восемьдесят девять» рванула стайка маленьких фигурок и, пригибаясь, помчалась к свежим воронкам.

— Ну что, вперед?

— Куда вперед, Лерчик? Они под нами сейчас пройдут!

— А мы когда?

— Сразу за ними. Ты, чем трепаться, ленту бы новую поставил. Когда побежим, менять некогда будет.

— Смотри — ракета взводного.

— Вот появятся и пойдем.

Когда солдаты взвода поравнялись с «две двести тридцать», Лерчик дал единственную бывшую у него осветительную ракету, и, подхватив тяжелые ПК, друзья рванулись вниз.

— Твою мать! У вас что, повылазило?!

— Нормально, вас ждали.

— Да уж нормально! Мы тут пять минут сидим!

— Догнали бы, не маленькие!

— Идиот! Сейчас сюда «Град» влупит! — Взводный, задыхаясь на бегу, шипел от злости. — Коган, твою мать, сколько у тебя в ПК?

— Сотка!

— Выскочим на вершинку, прикрой отход! Понял?!

— Сделаем!

— Карпенка возьми. И не засиживайтесь! Больше, чем на полтинник, не отрываться! Все понял? И смотри мне, без проколов!

— Понял! Карп, ур-род, бегом сюда!

— Чого тоби?

— Взвод прикрываем!

— Добрэ.

Не успели проскочить и половину пути, как по противоположному от кишлака склону поднялась группа духов человек в десять и крепко села отряду на хвост. Теперь взводу приходилось каждый раз останавливаться, чтобы прикрыть подход двойки заслона.

Пару раз их попытались отрезать, но гаубичники не подвели, и группа все время шла по свежим, еще дымящимся, смердящим тротилом воронкам. Вначале патроны кончились у Яшки.

— Слышь, Карп! Лунту!

— Да нэма вже, ось повленты осталося.

— Давай ленту и мотай ко взводу!

— Ось тоби на! А я що буду робыты?!

— У Дмитрика еще должны быть. Давай, бегом! Я прикрою!

— Ты, Яш, обэрэжно.

— Та, да-ава-ай!

Духи навалились. Над головой творилось что-то страшное, казалось, что они, забыв о взводе, сконцентрировали весь огонь на Когане. Уже пять минут, удобно засев над обрывом, он отплевывался скупыми очередями от наседавших аллахеров. Ему никак не удавалось проскочить к своим. Уже и Карп подтянулся к нему метров на пятьдесят, от щедрот душевных поливая духов длинными веерами очередей, и взводный, чуть ли не на голову Яшке, дал несколько сигнальных ракет, а он все не мог высунуться из-под камней.

В какое-то мгновение огонь то ли ослаб, то ли переместился на кого-то другого, но он вдруг почуял — сейчас. Дав напоследок жирную очередь в нагромождение камней, Яшка сорвался с места и с диким воплем: Ка-а-а-рп, прикрой! — рванул к своим.

Промчавшись метров двадцать, он, словно уловив какой-то запредельный импульс, толчок, на миг остановился и, повернувшись, не целясь, выпустил веером еще одну длинную очередь. И тут страшный удар в грудь буквально отшвырнул его, мгновенно ставшее мягким и податливым, тело назад. Последнее, что он увидел, были его собственные ноги, промелькнувшие у него перед лицом.

Заметив, как с криком «Прикрой!» друг ринулся назад, Карпенко прицельно приложился по камням, за которыми метрах в двухстах засела навалившаяся на них группа. Потом он увидел, как Яшка остановился и, развернувшись, влепил куда-то длинную очередь, и в тот же миг его пулемет полетел вправо, а сам он, сложившись пополам, отлетел затылком вперед на пару шагов назад, успев напоследок перевернуться в воздухе.

Казалось, Карпенко на голову опрокинули ушат кипятка: с диким, звериным криком он, поднявшись во весь свой немалый рост, сплошной, непрерывной очередью стал поливать скалы перед собой. Сзади к нему мчалось несколько человек взвода, заглушая своими криками грохот его ПК. Так продолжалось несколько мгновений, пока в пулемете не кончились патроны.

Пришел черед духов. И если бы не Михай, в последний момент прыгнувший громадине Карпенко на спину и сбивший его своим весом наземь, то во взводе наверняка был бы еще один покойник. Духи, казалось, с цепи сорвались. Четыре солдата, оторвавшиеся от взвода, не могли даже высунуться из-за скал, не говоря уж о том, чтобы отстреливаться. Да у них была своя проблема — Карп.

В первое мгновение они решили, что он ранен. Словно огромный, песочно-серый медведь, он с жутким, утробным воем, вырываясь из цепких, перепуганных рук, упорно пытался вскочить на ноги. Не слыша ни сливающегося в сплошной визг свиста пуль над головой, ни крика и оплеух, которыми его пробовали привести в чувство, рядовой Карпенко бился в каком-то припадке и ни за что не хотел выпускать из ручищ свой теперь бесполезный ПК.

Тем временем взводный, прихватив Лерчика, сотворил маленькое чудо. Воспользовавшись накалом боя, они проскочили с другой стороны склона почти до самых позиций духов и, зашвыряв камни полудюжиной гранат, открыли кинжальный огонь в упор. Правда, урюки, несмотря на ощутимые потери, довольно быстро оправились от неожиданного нападения и, чуть отойдя назад, опять открыли шквальный огонь по позициям взвода.

Минутная передышка, данная ребятам, воистину оказалась спасительной. Подцепив карпенковский пулемет и самого еще не вполне пришедшего в себя Карпа, они под шумок успели проскочить метров на пятьдесят назад и присоединиться к сидевшим на относительно сильной позиции, на небольшой возвышенности, мужикам взвода. Общими усилиями им удалось прикрыть подход взводного, тащившего под руки легко задетого в ногу Лерчика.