Но слово свое солдат сдержал. Немного погодя со стороны передовой послышался скрип санных полозьев и глухой топот копыт по мерзлому укатанному снегу. «Давай живо! – крикнул он. – Немцы контратакуют! Как бы на прорыв не пошли». Спрыгнул с саней, стал помогать мне грузить раненого в сани. Туда же погрузили парашюты и радиостанцию. «Тут до деревни рукой подать. Сейчас я вас живо туда… – Хлестнул вожжой по крупу лошади и сказал, улыбаясь мне: – Куда им прорваться? Ребята им сейчас врежут. А там я им и еще гостинцев подвезу».
Мы ехали. А возница все говорил, говорил, говорил. Видать, скучновато ему было одному в дороге. Да и нам, должно быть, радовался. И говорит: «Удивит-тельное дело! Вы ж с самого неба упали! И – живые». Радовался и тому, что спасает нас.
Перед тем как уехать, мы с ним забросали кое-как снегом мотор самолета. Пламени не было, но дым еще вытягивало из-под обшивки.
В деревне мы перегрузили Матвеева на полуторку и, уже на машине, погнали дальше. Медсанбат находился в соседнем селе. Шофер торопился. Стрелка сразу унесли на операционный стол.
А меня взяла за руку молоденькая медсестра и повела в перевязочную. Долго возилась со мной. Я слышал, как падали в сосуд стекляшки. «Терпи, терпи, лейтенант», – уговаривала она меня. После процедуры я попросил у медсестры зеркальце, взглянул на себя и горько усмехнулся: «Здорово ж ты меня разукрасила, сестрица». – «Это не я, – говорит, – а немец тебя так разукрасил». А голова кружится. Она это заметила и увела в палату. Я лег на кровать и сразу уснул.
Утром вышел на улицу и вижу: возле ворот стоит полуторка с работающим мотором, а рядом хлопочет шофер. «Слышь, пехота, – говорю ему, – ты, случайно, не в Винницу?» – «В Винницу. Только не пехота, товарищ лейтенант, а царица полей!» Сказал он это без обиды, с улыбкой. У всех настроение в те дни было хорошее. Здорово мы им дали тогда! «Тогда, – говорю, – поехали вместе, царица полей! Добросишь?» – «Почему же не добросить боевого штурмовика!»
А я уже знал, что Винница наша. Утром в госпиталь прибыли новые раненые с передовой. Вот они-то рассказали, что очистили город от немцев.
Когда проезжали поле, увидели много разбитой техники. Кругом лежали трупы немецких солдат. Их уже припорошило снегом. Водитель сказал, что здесь штурмовики разбили немецкую колонну. Да я и сам сразу понял, чья это работа. «Утром, когда я ехал мимо, раненые еще стонали, – рассказал мне водитель. – А теперь тихо. Видать, померзли все. Снежком вон припорошило».
Разыскал свой полк. Моему возвращению обрадовались. Сбежались все летчики, стрелки, схватили в охапку, повели сразу в столовую, кормить. И выпивка появилась.
Сержант Матвеев в полк больше не вернулся. После госпиталя его комиссовали подчистую. Моим стрелком стал бывший мой же оружейник сержант Козлов. А оружейником ко мне зачислили девушку из нового пополнения.
Полк закончил войну в Праге 11 мая 1945 года. Я уже был тогда старшим лейтенантом и заместителем командира 1-й эскадрильи. В июне, когда полк еще стоял в предместьях Праги, в Москву ушло представление на награждение меня Золотой Звездой Героя Советского Союза. Указ вышел ровно через год. В моем наградном листе записано:
«За период Отечественной войны совершил 171 успешный боевой вылет на штурмовку боевой техники и живой силы противника и свыше 85 в качестве ведущего групп Ил-2, за которые повредил и уничтожил по главным видам техники: 41 танк, 104 автомашины, 2 батареи полевой артиллерии, 16 различных складов с боеприпасами и ГСМ, создано 38 очагов пожаров, подавил огонь 42 точек ЗА[2]и МЗА[3], сбил 3 самолета в воздушном бою, уничтожил 4 самолета на аэродромах противника, взорвал три переправы, 22 железнодорожных вагона, 11 бронетранспортеров, рассеяно и уничтожено 800 солдат и офицеров противника, много другой техники.
Как мастер прицельного огня по наземным и воздушным целям, умело уничтожает вражеские цели, искусно управляет группами Ил-2 над полем боя, применяя радиосвязь, каждый раз добивался отличных результатов. Своей боевой работой воодушевляет подчиненных на ратные подвиги. Боевой путь начал от Днепра. С боями прошел Украину, Польшу, Чехословакию и до территории Германии. Эти битвы сделали его умелым, сильным, смелым воздушным бойцом.
ВЫВОД: За личное мужество и геройство, проявленные при выполнении 171 успешного боевого вылета на штурмовку техники и живой силы противника, исключительную заботу по воспитанию в патриотическом духе своих подчиненных – достоин высшей правительственной награды – присвоения звания Героя Советского Союза.
Командир 208-го штурмового авиационного ордена Суворова 3-й степени полка подполковник Марковцев.
3 июня 1945 года».
А меня в день отправки представления вызвал к себе командир полка и сказал: «Старший лейтенант Амелин, тебе доверена особая честь: решением штаба дивизии ты и лейтенант Батиньков направляетесь в Москву на Парад Победы. Дрались вы оба храбро. Оба представлены к высшим наградам Родины. Не подведите наш полк и там».
Нас, боевых офицеров, сержантов, старшин и рядовых бойцов 4-го Украинского фронта, сформировали в отдельную команду, погрузили в товарные вагоны, и состав повез наше разношерстное воинство победителей на восток, домой, через Польшу и западные районы Украины. В пути постоянно отмечали победу. Пока паровоз дотащил наш состав до Москвы, мы промотали в дороге все наши трофеи.
Столица жила уже спокойной, размеренной жизнью. О минувшей войне напоминали лишь гимнастерки со споротыми погонами на прохожих мужчинах да частые эшелоны, прибывающие с запада. Возвращались домой победители.
Нас сразу направили в Покровское-Стрешнево. Разместили в четырехместных палатках. Кормили хорошо. На столике рядом со столовым прибором всегда лежала пачка «Казбека». В обед – гвардейские 100 граммов.
Начались строевые занятия. За месяц тренировок я разбил на плацу двое сапог. Смотрел каждый раз на разбитые вдрызг подошвы и сожалел: за всю войну столько обуви не истрепал… Поднимали нас рано, в два часа ночи. Везли в центр. Возле Красных Ворот – три часа строевой подготовки. Гоняли так, что мы буквально валились с ног. Друг друга поддерживали. Потом везли в наш военный городок. Кормили – и отбой. В 16.00 снова начинались строевые занятия. Везли на этот раз на ипподром. Тут мы занимались до 20.00.
На Параде Победы мы, 4-й Украинский, стояли рядом с «коробками» других фронтов. Я видел, как выехали на конях наши маршалы Жуков и Рокоссовский. Потом мы пошли. Прошли хорошо. Не хуже, чем летали. Потом нас повернули к Васильевскому спуску. Шли по 12 человек в каждом ряду. Но на Васильевском спуске к нам хлынул народ. Ряды сжали. Мы уже и по двое не могли протиснуться. Многих подхватывали на руки и подбрасывали вверх. Только медали звенели. Все радовались, смеялись и плакали. Это незабываемо. А потом был обед в честь победителей. Говорил Сталин. Помянули мы и наших погибших товарищей.
После парада всем нам дали отпуска. Месяц! Я поехал на родину, в свою Слободку, в Тарусу.
Дома – сестры, родители, дед Егор Павлович. Сестер у меня было много: Мотя, Таня, Поля, Ксеня, Маша. Только две замуж вышли. А у остальных женихов на войне побило. Вот такая судьба у моих сестер – трудная. Так жила вся Россия.
Глава 16
«Катюха, гони!»
Женщина на войне… Тема для размышлений и размышлений. Санинструкторы, военврачи, водители, летчицы. Есть потрясающее живописное полотно художника Марата Самсонова «Сестрица»: по исхлестанному колесами снегу из огненного смрада заднего плана санинструктор торопливо ведет раненого командира. На запрокинутой его голове, на глазах свежая повязка, ноги едва слушаются. Но она, перекинув его ослабевшую руку через плечо и перехватив бледную ладонь своей крепкой рукой, тащит братика, вытаскивает из боя, уводит от смерти. И не только его, а выносит и его автомат. Сестрица, сестрица, не зря тебе кланялись бойцы и оставляли от пайки кусочек сахару, чтобы преподнести в минуты затишья как гостинец благодарности.