Такая она была глупая и смешная. Про Сашку и Льва она даже думать забыла, а те устроили из-за нее эту дурацкую дуэль. Жером ей ничего не сказал – Катя случайно подслушала, когда он их отчитывал и грозил трибуналом. Вот же ослы! Подставили под удар всю операцию. Но признаться Жерому, что она знает о дуэли, Катя, конечно же, не могла. И дать понять ребятам, что ей все известно – тоже. Приходилось делать вид, что она не понимает, почему все так изменилось. Если раньше между Сашкой и Львом постоянно чувствовалось какое-то напряжение, то после дуэли они стали друзьями – не разлей вода. А к ней стали относиться так, будто она во всем виновата.

Короче, когда Лев предложил, чтобы Катя вылечила Майера, она довольно резко отказалась.

– Я не психиатр, понятно? Если бы у него было какое-то физическое повреждение – рана или перелом – я бы взялась. А мозги штопать я не умею, извините.

– Ну, ты хоть попробуй, – буркнул Шибанов. – Может, что и получится.

Майер сидел на полу и тихо плакал.

– Ничего не получится, – отрезала Катя. – Ты его довел до такого состояния, ты и лечи.

– Лечи! – фыркнул капитан. – Что я ему могу внушить? Ты не сумасшедший, дорогой, ты нормальный? Ты зарезал троих своих подчиненных, потому что я тебе так велел, но это в порядке вещей? И что не надо вешаться, потому что самоубийство это не выход для верного сына Рейха? Что мне ему надо внушить, объясни!

– Вот что, – сказал Теркин. – Давайте для начала его напоим.

– Зачем? – удивился Лев.

– Если его довести до кондиции, он просто уснет, – объяснил Василий. – И спокойно проспит до утра. А мы за это время придумаем, что с ним делать.

– Еще самогон на него переводить, – заворчал Шибанов, но сходил в горницу и принес бутыль с остатками мутного пойла. – Пей давай, ариец хренов!

Майер послушно опрокинул стакан, поперхнулся и закашлялся. Гумилев сунул ему огурец. От второго стакана танкист попытался отказаться, но Шибанов скомандовал ему по-немецки – «ты выпьешь!», и Майер подчинился. Некоторое время он пытался что-то бессвязно объяснять Кате, называя ее почему-то Мартой, потом сказал «эншульдиге» и принялся натужно блевать в принесенное предусмотрительным Теркиным ведро. Когда бесчувственное тело перетащили на кровать, было уже три часа ночи.

– Завтра проведу с ним воспитательную работу, – сказал Шибанов, вытирая пот со лба. – Пусть считает себя контуженным, что ли. А на ночь будем его каждый раз поить до положения риз, чтобы не устраивал тут больше цирк с конями.

С тех пор Майер безвылазно лежал у себя в комнате. Хозяйке сказали, что он тяжело заболел. Гумилев и Шибанов заходили к унтер-офицеру только в марлевых повязках, и Галина, будучи бабой опасливой, свой любопытный нос к нему не совала.

На следующий день их навестил Жером. Он подъехал к дому на мотоцикле, распугав Галининых кур. Вошел в гостиную, небрежно кивнув хозяйке. Ничего от прежнего Жерома в нем не осталось – теперь это был надменный, уверенный в своем превосходстве над окружающими офицер СС.

– Где тут ваш больной? – спросил на ломаном русском.

– Там он, там, господин офицер, – забормотала перепуганная Галина.

Жером посмотрел на нее, как на заговорившую корову.

– Выйти из дома, – велел он. Брезгливо откинул занавеску, вошел в комнату, наклонился над кроватью Майера.

– Это вы, господин гаупштурмфюрер, – проговорил танкист. – Я ждал вас. Я хочу сообщить вам важную информацию. Механик Шульце – враг Рейха. Он русский диверсант. Он специально испортил бортовой редуктор, чтобы задержать прорыв к Сталинграду. Но я разоблачил его и сжег в печке живьем. Теперь фюрер будет спасен!

– Вы молодчина, унтер, – сказал Жером. – Ваш подвиг не останется без награды.

Он обернулся к угрюмо слушавшим их разговор бойцам «Синицы».

– Плохо дело, – негромко проговорил он по-русски. – Немцы обнаружили в степи сожженные тела и мотоциклы. Они, конечно, винят во всем партизан, но к нашему другу Гансу у гестапо тоже есть вопросы. Его ищут и, разумеется, рано или поздно найдут.

Шибанов провел пальцем по горлу и вопросительно поглядел на командира.

– Нет. В этом случае вопросов меньше не станет. А вот если отвезти Майера в госпиталь, то его безумие может сыграть нам на руку. Его попробуют допросить и поймут, что он сумасшедший. Это многое объясняет. Исчезновение экипажа танка. Гибель патруля. Эта его навязчивая идея о том, что надо уничтожать врагов Рейха и сжигать их тела – да гестаповцы ухватятся за нее обеими руками.

– Не похож он на убийцу, – возразил Шибанов. – Чтобы такой сопляк один положил весь патруль – я на месте гестаповцев в это ни за что не поверил бы.

– А они поверят. Потому что один сошедший с ума танкист лучше, чем партизанский отряд, безнаказанно уничтожающий патрули в запретной зоне. Короче говоря, его нужно как можно скорее доставить в госпиталь.

– Значит, с танком нам придется распрощаться? – спросил Теркин. – А жаль, хорошая была машинка.

– Понадобится – угоним, – успокоил его Жером. – Но сейчас вам предстоит прогуляться пешком.

– Куда это? – прищурился Шибанов.

– В лес.

Он сделал знак Теркину. Тот подошел к окну, выглянул.

– Все нормально, баба в огороде копается.

– Мне удалось кое-что узнать, – сказал Жером. – В окрестностях действительно есть партизаны. В леса немцы лезть бояться. В июле им, правда, удалось разгромить крупный отряд командира Петренко, но только потому, что партизаны попытались прорваться к ставке. С тех пор в округе более или менее тихо. В общем, бойцы, задача такая – проникнуть в леса севернее Винницы и наладить контакт с местными партизанскими формированиями.

– Это задача, – хмуро сказал Шибанов. – А цель какая, можно поинтересоваться?

– Можно. Цель – собрать всю возможную информацию об охране ставки и аэропорта. Возможно, у кого-то из партизан есть родственники, работающие в обслуге «Вервольфа». Если такие люди есть, они мне нужны со всеми потрохами. Ясно?

– Так точно. Значит, разделяемся?

– Временно. Мы с СС-хельферин остаемся в Виннице. Вы трое отправляетесь в лес. Времени у нас очень мало – думаю, дня через три-четыре мной начнет интересоваться местная служба безопасности. Так что постарайтесь все сделать быстро. Связь держим через бильярдную Вилли.

– А что с этим? – Гумилев кивнул на тихо бормочущего себе под нос Майера. – Вы сказали, его нужно в госпиталь?

– Да, я бы хотел, чтобы этим занялся Алекс. Легенда простая – вы встретили на улице немецкого офицера, который был явно не в себе. Решили, что ему нужна помощь и отвели в госпиталь. Кто это, вы не знаете. Он вас тоже не знает.

– А вот с этим могут быть проблемы, – сказал Шибанов. – Что если он начнет рассказывать о своих новых друзьях, которые помогли ему разоблачить предателей?

– Сделайте так, чтобы он нас забыл, – велел Жером.

– Память ему, что ли, стереть? Я никогда раньше не пробовал, может не получиться.

– Ничего стирать не надо. Просто внушите ему, что он все это время действовал в одиночку.

– Как у вас все просто, – восхищенно присвистнул капитан. – Внушите то, внушите это... резвимся в чужих мозгах, как в песочнице... а вон оно к чему приводит.

– Да, – сказал Жером, – тут есть над чем поразмыслить. Если орел действует также, то генералы Гитлера должны быть не совсем адекватными людьми.

– Товарищ командир, – начала было Катя, но Жером посмотрел на нее так, что она осеклась.

– Господин гаупштурмфюрер, – поправил он. – Впрочем, вы, если хотите, можете называть меня Отто.

– Простите, Отто... а мне что делать?

– Продолжайте жить здесь – будет очень подозрительно, если вы все исчезнете спустя сутки. Галине объясните, что наши бойцы из РОНА скоро вернутся. Легенда ваша остается прежней – вы СС-хельферин литовского происхождения, Дайна Кайрите.

«Ну при чем здесь легенда? – хотела крикнуть она. – Ты подумал о том, каково мне будет одной, в этом доме? Как мне будет страшно и одиноко? Ты вообще хоть о чем-нибудь подумал, кроме своих бесконечно меняющихся планов?»