Аурелио обернулся к Педро.

– Отмщение. – И он улыбаясь пошел прочь.

Всю неделю ребятишки забавлялись, повторяя проделку Хекторо и кидаясь в испанцев комками ила, которые шмякались о гравированные кирасы и шлемы, и оставляли грязные следы на алых кюлотах. Фелисидад дергала графа за бороду и защемляла ему нос, а тот безмолвно испепелял ее взглядом. Франческа спустила штаны покусившемуся на нее солдату и облила ему член соусом из испанского перца, а Консуэло натолкала конского навоза в шлем испанцу, который ее толкнул, и нахлобучила ему на голову.

Солдат отвязали, когда каждый под страхом изгнания поклялся никого больше не оскорблять и без устали трудиться на расчистке города. С задиристыми размороженными вояками несколько месяцев обращались, по сути, как с презренными рабами: они трудились связанными, под ружейными дулами. Строптивый и нераскаявшийся граф простоял у обелиска целый месяц, а затем хмуро согласился работать, как все; к насмешливому пренебрежению он не привык, его свирепая гордыня в конце концов сменилась глубоким унынием, и граф стал чахнуть. В результате даже Хекторо пожалел сломленного воителя, а Ремедиос, проникнувшись его бесконечными страданиями, впечатляюще изысканной учтивостью, глубокой грустью и старомодной речью, угощала его лакомствами, уже влюбляясь.

Тем временем отец Гарсиа мысленно разрабатывал детали нового богословского учения. Поразмыслив над непостижимостью мирового зла, он пришел к заключению, что Бог не создавал мир, а сотворил одни души. На самом деле, Господь допустил грандиозную оплошность, сотворив Дьявола, а тот создал мир и хитростью запихнул души в тела. Единственный способ пробиться назад к Создателю – отвергать Дьяволово творение: не есть мяса, чтобы не вмешиваться в переселение душ, и уменьшать царство Дьявола, отказываясь плодиться и размножаться.

Гарсиа стал проповедовать новое евангелие на площадях, но никто в его веру обращаться не желал, и он был вынужден признать, что и сам считает ее требования малопривлекательными. После долгих серьезных размышлений он стал проповедовать то же Евангелие, но с поправкой: город Кочадебахо де лос Гатос – начало Нового Творения, Новой Эры, теперь Господь деятельно вмешивается в жизнь Вселенной, а потому разрешается есть мясо, и святой долг каждого – плодиться и размножаться как можно усерднее, чтобы сравняться по численности с царством Дьявола. Отредактированная ересь альбигойцев[71] мгновенно заслужила популярность, а Гарсиа погрузился в безмятежное умиротворение, излучая блаженство и святость. Его проповеди становились все более вдохновенными и неразборчивыми, и однажды он в мистическом экстазе воспарил вдруг над землей и обратился к мурлыкавшему собранию кошек с вершины обелиска.

Военные собрали останки бродяги и положили в гроб, который на грузовике доставили в казармы и покрыли государственным флагом. Перед отправкой гроба в столицу бригадный генерал устроил прощальный парад.

Гроб установили на орудийном лафете, сверху положили генеральскую саблю и фуражку, и весь гарнизон при полном параде, с оружием, взятым на плечо, прошествовал перед ним, медленно печатая шаг. На церемонию собрался практически весь город – такого грандиозного военного представления в Сезаре еще не бывало. У многих солдат в строю по щекам текли слезы, а те, кто знал генерала лично – к примеру, штабные офицеры, – плакали так горько, что скоро все присутствующие заразились печалью и содрогались в рыданиях. Генерал Фуэрте был единственным честным и достойным управителем Сезара, и толпа усыпала плывущий гроб цветами, а некоторые, желая полнее выразить переполнявшие их чувства, не к месту кричали: «Да здравствует генерал!»

На площади парад остановился и перестроился в каре. Четверка черных лошадок, потряхивая плюмажами, вывезла на середину лафет, и бригадный генерал произнес высокопарную речь в традиционном стиле. Назавтра газета «Prensa» целиком напечатала это выступление у постамента статуи Симона Боливара:

Граждане и солдаты Вальедупара! По весьма прискорбному поводу собрались мы здесь на площади перед образом нашего прославленного национального героя Симона Боливара. В этом гробу, что разверзся слишком рано, лежат бренные останки несчастного и любимого нами губернатора, чья безвременно оборвавшаяся жизнь пронеслась ярким метеором, что оставляет выдающийся ослепительный след. Как линза превращает прекрасные цвета спектра в сверкающий белый луч, так работа его благородного ума, что кропотливо собирал, объединяли изучал, казалось бы, мелочи, приносила великолепные плоды покоя и согласия в обществе и заслуженно обеспечила его саркофагу место в храме бессмертия!

Если распад материи, оболочки человеческого тела, не несет с собой разрушения личности, если бессмертный дух продолжает существовать, переселяясь в иные миры или по блистательным бесконечным спиралям возносясь в лоно любящего и всемогущего творца, тогда жестокая, не имеющая оправданий кончина в разрушительном пожаре подлого взрыва означает не смерть и уничтожение, но превращение, всего лишь переход в новую форму жизни! Да, куколка прорвала кокон, и восхитительная бабочка – блистательная духовная сущность – улетела в края радости, дабы слиться с Первопричиной Бытия. Его доблестный освобожденный дух течет подобно океанским волнам, парит, словно его любимые колибри, среди ароматов и хора всепоглощающих молитв небожителей в высших сферах небесного края!

Граждане и солдаты Вальедупара! Скажем последнее прости великолепному генералу Карло Мария Фуэрте! Помолимся, чтобы пред скорбным взором наших опечаленных и угнетенных душ вечным примером стоял его совершенный, изумительный образ! Пусть слезы наши не смоют памяти об этом безукоризненно честном слуге общества! Будем же вспоминать его с безграничной благодарностью и поручимся, что преемники в делах будут следовать его заповедям!

Тыльной стороной ладони в перчатке бригадный генерал отер слезы, вынул из ножен и воздел саблю. Солдаты взяли на караул, сделали шаг вперед и вскинули винтовки. Генерал резко опустил саблю, и прозвучал трехкратный залп, а из-за казарм ему вторил грохот салюта полевых орудий.

Траурная процессия горожан Вальедупара шла до железнодорожного вокзала, где шестеро солдат на плечах внесли гроб в вагон.

Вечером в телевизионном интервью бригадный генерал ошеломил население страны, заявив, что предательское убийство генерала Фуэрте – дело рук армейских экстремистов правого толка. Все ожидали, что, независимо от истинного положения дел, гнев обрушится на террористов из левых. Генерал Рамирес в излишне рьяном пресс-релизе поспешно опроверг обвинение, чем невольно породил слух, что замешан в этом деле сам. Слухи множились, почва под ногами Рамиреса дыбилась и шаталась, а тут еще местная пресса набралась храбрости и перепечатала статьи из «Нью-Йорк Геральд». Воспользовавшись случаем, его превосходительство Президент Энсисо Веракрус назначил бригадного генерала военным губернатором Сезара и, не спрашивая Рамиреса, повысил в звании до генерала армии. Когда эсеры («Летучий фронт Лимы») попытались взять на себя ответственность за убийство, всерьез их никто не воспринял, а генерал Рамирес выставил себя на посмешище, притворившись, что им верит. Бригадный генерал, теперь уже генерал армии, еще больше поразил население, объявив в Сезаре всеобщее голосование по утверждению его в должности губернатора. Он победил легко, без подтасовки, а составить ему конкуренцию пытались одни коммунисты. Они злобно грызлись из-за выбора единого кандидата, и в результате электорат левых распылился между девятью многообещающими фигурами, которые в предвыборных выступлениях исключительно обзывали друг друга лакеями капитализма, ревизионистами, реваншистами, троцкистами и марионетками буржуазии. Большинство населения, не знакомое с технической терминологией левых, проголосовало за единственного кандидата, говорившего понятными словами, – потому бригадный генерал, теперь генерал армии Хернандо Монтес Coca, и победил так легко.