— Верно, — прошептал Иван. — Да, да, да, да. — Он отер ладонью лицо, сгоняя бегущие слезы. — Они весьма искусные колдуны. Самые искусные в мире. Я щедро вознагражу их. Да, да.

Ракоци, знавший по опыту, какой бывает царева милость, поспешно заметил:

— То, что этим людям дали увидеть Москву и первого из властителей мира, само по себе вознаграждение, государь. Ничто другое теперь им просто не нужно. — Ибо не произведет большего впечатления, хотел он прибавить, но царь не дал ему говорить.

— Вот-вот! — вскричал он. — Совершенная правда! Тебе моя щедрость тоже не нужна. У тебя нет резона жить в моей воле.

— Если сбросить со счета сокровище, каким меня тут одарили, — быстро произнес Ракоци, вовремя сообразивший, куда клонит Иван. — Разве верная и ласковая супруга не стоит того, чтобы быть за нее в неоплатном долгу?

— Разумное рассуждение, — сказал Иван, успокаиваясь. — Русские женки куда лучше иных, даже если немного костлявы. — Он хохотнул и вдруг воззрился на стражников: — Эй, служивые, чего вам тут надобно? Ну-ка, ступайте за дверь.

Четверо стражников, недоуменно переглянувшись, в пояс поклонились царю и поспешили исполнить приказ. Тут со двора донеслись громкие крики, и Иван снова приник к окну, жадно всматриваясь в кружащихся по двору лопарей.

— Они вызнали что-то. Что же? Что?

Царь молчал несколько долгих минут, затем оглянулся и ткнул в Ракоци пальцем.

— Ты! — сказал он. — Ты разберешь, правдиво ли их гадание?

— Я? — озадаченно спросил Ракоци. — Но… Государь, наверняка у тебя есть люди, сведущие в дикарских обрядах. Не лучше ли дать подобное поручение им?

Иван усмехнулся.

— Я уже говорил, ты слишком скромен, и это можно понять. Изгнаннику, вечно зависящему от чьего-то расположения, заноситься не след. Но тебе ведомы тайны камней, а те дают прозорливость. — Он помотал головой, потом зашептал: — Я сам был прозорлив… до смерти Ивана. Камни говорили со мной, но ныне — молчат.

Ракоци сокрушенно развел руками.

— Я не владею таким даром. Сам посуди, разве могу я быть равным тебе, государь?

— Верно, да, это верно, — согласно закивал тот. — Но ты единственный, кому я могу довериться. И будешь единственным, кто услышит, о чем мне поведают колдуны.

Ракоци поклонился, решив все оставить как есть. В конце концов, предсказания прорицателей наверняка будут туманными, что даст ему простор для маневра.

— Если таково твое желание, государь, я попытаюсь что-нибудь сделать.

— Они скоро придут, — мрачно сказал Иван. — Я ведь почти не сплю, знаешь? Забываюсь на время, но спать не могу.

— Сон — благословение Божие, государь, — отозвался Ракоци, в три последние тысячелетия редко спавший долее двух часов кряду.

— Сон навевают ангелы, а мои ангелы теперь далеко. Их отпугнули мои прегрешения. — Иван усмехнулся. — Смерть — это сон ангелов, так говорит митрополит, и, если он прав, я засну еще до конца года. — Он оглядел двор. — Они гасят огонь.

За окном поднялась суета, послышались гортанные крики.

— Сейчас их приведут, — зашептал возбужденно Иван. — Ты открой дверь и встань за нею. Так, чтобы тебя не заметили. Пусть им будет свободнее. Колдуны недоверчивы и пугливы, им нужен простор.

Старший шаман пал царю в ноги, и тот удовлетворенно заулыбался, но Ракоци содрогнулся, почувствовав, что предсказание будет дурным.

— Мы глядели в костер, — объявил старик, не поднимаясь с пола.

— Я это знаю, — отмахнулся Иван. — Что вы там видели? Говори!

Колдун поежился.

— Царь, огонь нам сказал, что твой Бог призовет тебя на восемнадцатый день марта.

Золотую опочивальню охватило молчание. Колдуны перестали дышать, а царь застыл, словно охваченный льдом.

— Ты уверен? — спросил он наконец, затем поманил пальцем Ракоци. — Ну, венгр мой, что скажешь?

Ракоци покачал головой.

— Я не знаю, справедливо ли предсказание, однако уверен, что человек этот честен. Возможно, он не так что-то понял, но он не лжет, государь. — Узкая маленькая рука его легла на крылатый сапфир. — Клянусь в том сим камнем.

Иван одобрительно склонил голову набок.

— Я понял тебя. И готов верить этим кудесникам, но хочу, чтобы они еще раз провели свой обряд. Надобно убедиться, нет ли ошибки. — Он посмотрел на шамана. — Сейчас разложат новый костер. Вы опять посоветуетесь с огнем и вернетесь.

Лопарь поднял голову.

— Царь, если мы снова станем тревожить наших богов, они могут озлиться.

— Пусть, — заявил Иван. — Иначе разгневаюсь я. — Он хлопнул в ладоши и сказал вбежавшим в опочивальню стражникам: — Разожгите другой костер. И поскорее.

После секундного колебания стражники выскочили за дверь. Иван устремил взгляд на Ракоци.

— Теперь ты, — сказал он. — Ты спустишься вниз и присмотришь за колдунами. Чтобы в их деяниях не было даже намека на участие сатаны.

Не имело ни малейшего смысла уточнять, что это значит. Ракоци покорно склонил голову.

— Если таково желание государя, — пробормотал он, сам желая лишь одного: поскорее уйти.

— Да таково, — отрезал Иван и вдруг горестно всхлипнул. — Ты должен поддержать меня, венгр. Если бы ты только знал, как я одинок в своей муке. Мне горько чувствовать, что судьба моя решена. Мой сын ждет меня, он хочет содеять со мной то же самое, что содеял с ним я. — Затрясшись в судорожных рыданиях, царь привалился к стене.

Старший шаман внимательно посмотрел на него, потом перевел взгляд на Ракоци.

— Ты будешь за нами следить?

— Так мне приказано, — прозвучало в ответ.

Колдун вновь посмотрел на Ивана.

— Очень трудно разбирать знаки для этого человека. Можно запутаться. Слишком много всего.

— Не сомневаюсь, — сказал Ракоци и подошел к царю. Тот, забившись в угол, яростно грыз ногти, из-под которых уже выступала кровь.

— Он здесь, ты зришь ли? Он здесь! Он глядит на меня, он меня упрекает. Его череп расколот, а глаза полыхают как угли. Он ждет моей смерти, чтобы сбросить меня в ад. — Иван умолк и воззрился на колдуна, сосредоточенно разгребавшего воздух руками. — Эй, что ты делаешь?

— Отгоняю от тебя дьявольских духов, — пояснил, задыхаясь от усердия, тот.

— Стой, нехристь! — крикнул Иван. — Мой сын не дьявольский дух и тебе не подвластен. Один лишь Господь может его отозвать. — Он медленно выпрямился на дрожащих ногах и пожаловался: — Но Господь меня словно не слышит.

— Мы будем просить наших богов, — сказал кто-то из лопарей. — Быть может, они смогут что-нибудь сделать.

— Нет! — взвыл Иван. — Нет! Нет! Я запрещаю вам это! — Он шагнул к старшему колдуну. — Уйми своих волхователей, нехристь. Я не желаю, чтобы мой сын из-за вас лишился царствия Божия. Это мой грех удерживает его здесь, и Господь взыщет с меня за него полной мерой. Иван вознесется в рай, когда я пойду в ад. Горе тому, кто попытается встать у него на дороге!

Старший шаман покачал головой.

— Царь, — сказал он недоуменно, вставая с колен, — мы не хотим зла твоему сыну. Нет худа в том, что наши духи будут его охранять.

— Его охраняют ангелы, — пробурчал недовольно Иван, отворачиваясь к окну.

Ракоци облегченно вздохнул и пошарил за поясом. Там, где бояре обыкновенно прятали вилки и ложки, у него хранился небольшой пузырек. Раздумывая, не пришла ли пора предложить царю снадобье, он вдруг почувствовал, что кто-то тронул его за рукав.

— Я хочу помочь этому человеку, — сказал старик тихо. — Но скажи, чего же он хочет от нас?

— Боюсь, того, чего никто из нас дать ему не способен, — прошептал в ответ Ракоци, делая вид, что внимательно изучает лицо лопаря. — Он говорит что думает, государь, — сказал он обернувшемуся на его голос Ивану. — Ни от него, ни от его сотоварищей не исходит вреда.

Иван благожелательно покивал.

— Это хорошо, хорошо, — пробормотал он задумчиво и посмотрел на шамана: — Костер уже разгорелся, колдун.

Тот устало кивнул.

— Да. Мы уходим.

— Велю вам творить обряд с прилежанием, иначе вы спознаетесь с плетью, — напутствовал его с грозным видом Иван. Голос царя окреп, глаза прояснились и столь свирепо прищурились, что лопари, пришедшие в ужас, побежали, толкаясь, к дверям.