Страдальческие стенания Аннест сотрясли воздух. Ронвен и Мэдок не удостоили ее даже взгляда. Выставив перед собой ножи, они не сводили глаз друг с друга. Чернеющее в сумрачном свете пятно медленно расползалось по куртке Мэдока. Он ощупал рукой живот. Когда он отнял ладонь от раны, кровь текла по пальцам, капала в рукав.

– Стерва! – снова закричал он. – Дрянь! Я убью тебя! – Он захрипел и болезненно закашлял.

Теперь Ронвен была абсолютно спокойна. Ладонь уверенно ощущала рукоятку ножа, пальцы поглаживали прохладный металл. Следующие несколько секунд должны были все решить. Если ей суждено снова увидеть Элейн, она должна победить. Напрягшись немного, Ронвен сделала шаг вперед и прочла удивление на перекошенном лице Мэдока. Она улыбнулась. Теперь все понятно: он ее боится.

– Боги на моей стороне, старик, – прошипела она. – Ты не можешь убить меня, ведь ты уже мертв. Смотри: твои жизненные силы по капле покидают тебя. Они утекают на пол, как крысиная моча!

– Аннест! – Его голос звучал слабее, в нем проступали жалобные нотки. – Аннест, помоги мне. Убей ее…

Ронвен отступила в сторону и повернулась спиной к стене. Теперь она могла видеть Аннест. Девушка даже не шевельнулась.

– Она не поможет тебе, старик. Она ненавидит тебя. Наверное, ты слишком часто бил ее, – медленно сказала Ронвен. – Посмотри на кровь. Разве ты не чувствуешь, как она утекает сквозь пальцы? Как вода из решета! – Она тихо засмеялась.

Мэдок взглянул вниз. В ту же секунду послышался крик, полный страха и боли. Похоже, он только теперь понял, насколько безнадежна его рана. Старик пошатнулся и медленно осел на колени.

– Умри, старик! Умри! – воскликнула Ронвен. Было что-то пугающее в ее голосе. Казалось, она с восторгом произносила эти страшные слова. – Видишь, что бывает с теми, кто идет против воли богов?

– Нет! – Аннест издала истошный вопль. – Нет! Ты не женщина, ты дьявол! Он не умрет. – Согнув цепкие пальцы, она метнулась к Ронвен. – Оставь его, ведьма!

Женщины повалились на пол, и вдруг Аннест обмякла. Придерживая ее за плечи, Ронвен поднялась. Аннест тихо простонала и упала к ее ногам. Кинжал торчал из ее груди.

– Глупое дитя! – Глаза Ронвен по-кошачьи сузились. – Тебе совсем необязательно было умирать, – тихо сказала она.

С силой вырвав кинжал из сердца девушки, Ронвен повернулась к Мэдоку.

– А уж кто действительно заслуживает смерти, так это ты, старик, – сквозь зубы процедила она. – Ты нарушил законы гостеприимства. А еще ты бросил вызов богам.

Она застыла напротив него. Мэдок съежился, силы почти покинули его. Одной рукой он держался за живот, в другой все еще сжимал кинжал. Он зарычал, как загнанный в угол зверь, и метнул кинжал в Ронвен. Она уклонилась, чуть было не потеряв равновесия из-за нового приступа боли в ноге. Затем снова приблизилась к нему, медленно, не сводя с него глаз. Какая-то часть ее как будто наблюдала за происходящим со стороны, завороженная полным отсутствием страха.

Через секунду все было кончено. Движение Ронвен было быстрым и точным. Мэдок не успел даже заметить, как тускло блеснуло лезвие. Он только на мгновение ощутил жгучую боль, связавшую горло. Потом наступила темнота.

Ронвен долго стояла, не двигаясь с места. Наконец она разжала пальцы, кинжал со звоном упал на пол. Звон, который издал металл, встретившись с камнем, заставил ее очнуться. Она вышла из хижины. Туман рассеялся, на востоке, за грядой гор, небо начинало светлеть. Воздух был чистым, холодным и удивительно прозрачным. Где-то поблизости слышался шум воды. Значит, можно было спуститься к ручью и смыть кровь. Теперь она должна очистить себя водой, а дом – огнем. После этого можно было ехать к Элейн.

Замок Фозерингей. Апрель 1237

– Твой отец снова здоров! – Сопровождаемый толпой слуг, Джон быстрыми шагами пересек комнату. В руках у него было письмо. Элейн, которая наблюдала за служанками, разбиравшими ее запасы трав, бросилась к нему. С улыбкой Джон протянул ей сложенный лист бумаги. Его лицо осунулось, и он выглядел очень усталым. Начался новый приступ кашля, и Элейн заметила, как муж прижимает руку к груди.

Письмо прислал управляющий ее отца: «Здоровье принца с Божьей помощью почти полностью восстановилось. Он снова может говорить, способность двигаться вернулась к нему. Каждую минуту мы неустанно благодарим Бога за его спасение. Теперь принц снова взял в свои руки власть над Гвинедом. Часть западного Гвинеда, вместе с частью Повиса, он доверил своему сыну Граффиду. С каждым днем он оказывает все больше доверия своему старшему сыну».

– Ну, теперь ты счастлива? – Джон был заворожен счастливым сиянием, которое озарило лицо его жены.

– Очень счастлива! – Она в восторге бросилась к нему на шею. – О, это просто замечательно!

– И теперь мы можем спокойно уехать? Ты не будешь постоянно волноваться за него?

– Можем уехать хоть завтра, если хочешь! – К радости слуг, Элейн, смеясь, закружилась по комнате. Теперь все начнется сначала: осмотр поместий, присутствие при дворе и поездка в Шотландию на пару месяцев. Словом, год будет беспокойным.

Когда они были в Сакли, Джон снова заболел. Леса подернулись легкой зеленой дымкой, по берегам реки раскинулся желтый ковер нарциссов, а Джон слег в постель. Его мучил кашель и подтачивала лихорадка. Элейн послала за врачом и отправила Лунед в поля за травами для настоек и эликсиров. Нужно было пополнить запасы, сделанные когда-то давно, в Фозерингее. Затем она присела возле Джона и взяла его за руку.

– Ты должен поскорее поправиться. Нам еще столько нужно успеть!

Он кивнул. Его дыхание было хриплым и поверхностным, влажная кожа горела. Элейн вытянула ноги и уютно пристроилась на краю постели возле мужа.

– Джон, мне нужно сказать тебе кое-что.

Было еще слишком рано, чтобы знать наверняка, слишком рано даже для надежды. Но впервые в жизни ее месячные не пришли вовремя, а сегодня утром, когда она проснулась, ее мутило и голова была тяжелой. Когда Лунед принесла воду и помогла Элейн умыться, они посмотрели друг на друга с тайным восторгом и обменялись многозначительными улыбками.

Взглянув на Джона, Элейн вдруг испытала панический страх: а вдруг он больше никогда не поправится? Он выглядел слишком усталым, лицо было пепельно-серым. Она решила не скрывать от него своей радости. Нужно было дать ему надежду, желание жить.

– Все очень похоже на то, что у меня будет ребенок. – Она увидела, как огоньки радости вспыхнули в его глазах.

– Ты уверена?

– Нет. – Элейн покачала головой. – Еще слишком рано, чтобы быть уверенной. Но у меня предчувствие, что это так.

– О Элейн, дорогая! – Он приподнялся на локтях и притянул ее к себе. – Я не могу передать тебе, как я счастлив слышать это! Я так долго ждал! Я уже подумал было…

– Ты подумал, что у меня никогда не будет детей, как у бедной тети Джоанны? – Мысль об Александре, как всегда, без приглашения посетила ее и причинила боль. И как всегда, Элейн постаралась как можно скорее прогнать ее прочь. – Ронвен говорила, это все потому, что я еще слишком молода. Нужно было просто подождать немного.

При упоминании о Ронвен ее голос дрогнул. Она все еще скучала по своей кормилице, все еще думала о ней. Правда, маленькая частичка ее чувствовала глубокое облегчение. Несмотря на чувство вины, Элейн в глубине души рада была избавиться от назойливости Ронвен, ее ненависти к Джону. Но хотя Ронвен и не любила его, она дала бы Элейн необходимые лекарства при первых же признаках болезни, если бы та попросила ее об этом. А ее лекарства всегда помогали, в отличие от тех, что прописывают постоянно сопровождающие Джона доктора. Элейн взглянула на мужа. Приятно было видеть, как ожили и засияли его глаза. Врач зашел в комнату и поклонился. Она поцеловала мужа и нехотя сползла с кровати. Доктор пощупал его пульс. Элейн не заметила волнения, появившеюся на лице медика, когда тот положил руку на пылающий лоб графа Честера и заглянул в его воспаленные глаза.