Эинион снова улыбнулся.

– Кровь Плантагенетов еще дремлет у нее в венах. Сейчас ею движет именно уэльская кровь. – Старик тяжело опустил свою руку на плечо Ронвен. – Не бойтесь за Элейн, леди, я позабочусь о ней. Как только свершится казнь де Броуза, я собираюсь поговорить с ее отцом и вернуть ее богине.

Абер. 2 мая 1230

Элейн в полном одиночестве сидела в конюшне, наблюдая, как грумы моют и чистят лошадей. Она все еще была в оцепенении. Это был день смерти сэра Уильяма де Броуза. На площади перед замком собралась огромная ликующая толпа; все эти люди ехали с разных концов Уэльса, чтобы увидеть смерть ненавистного де Броуза. Никто не произнес в его защиту ни единого слова. Защищать его при всем желании никто бы не посмел. Все понимали: овладеть женой хозяина дома, будучи в гостях, – тягчайшее преступление. Принцессу Джоанну уже заперли в полном одиночестве.

– Ты должна идти, Элейн. Это приказ твоего отца! – Ронвен нашла Элейн в стойле Непобедимого.

– Нет! – Глаза Элейн потемнели от ужаса.

– Ты должна, моя малышка. Мне очень жаль.

Элейн попятилась назад.

– Но почему? – прошептала она.

– Я не знаю. – Ронвен беспомощно пожала плечами. Она упрекала себя. Почему она сама не рассказала обо всем Ливелину? Почему из-за своей поспешности и страстного желания разрушить связь Джоанны и де Броуза она послала к отцу девочку?

– Ты же принцесса, Элейн, – сказала сухо Ронвен. – Ты должна сохранять достоинство, и никто не должен увидеть, что ты недавно плакала!

– Я не плачу! – неуверенно парировала Элейн. – Он заслужил смерть!

Девочка медленно подняла голову, затем встала и последовала за Ронвен. Они вышли из замка и спустились к реке, где была поставлена виселица. Принц Ливелин и Даффид уже стояли тут и рассматривали народ, когда сэра Уильяма де Броуза вывели к виселице. Стража поставила его на колени перед принцем; Уильям невольно поклонился.

– Ваша жена ни в чем не виновата, ваше высочество! – тиxo сказал он. – Во всем виноват только я один! – Пытливым взглядом он осмотрел толпу: он боялся, что Джоанну тоже привели, чтобы она посмотрела, как он умрет.

На королевской площади собралось примерно несколько сот человек, жаждавших посмотреть, как прольется кровь виновного. Толпа отозвалась ревом, когда на виселице появился сэр Уильям. На нем ничего не было, кроме короткой рубахи и пианов. Руки его были связаны, но вся его осанка говорила о гордости и достоинстве, которые невозможно было сломить. Когда он увидел, что Джоанны нет на этом зрелище, он немного успокоился. Затем его взгляд упал на Элейн; в ее глазах он увидел боль. Он снова поклонился, но только ей одной.

– Что ж, маленькая принцесса, и вы пришли посмотреть на мой конец. Я хотел бы, чтобы Непобедимый принадлежал вам, моя милая. Это моя единственная просьба перед смертью. Конь ваш, если ваш отец не возражает. – Его взгляд задержался на лице Ронвен, которая стояла позади Элейн. Внезапно он вспомнил происшествие в своем родном замке Хэй, когда он стал врагом няни Элейн, и по выражению ее лица он понял, что она торжествует. Затем сэр Уильям отвернулся и сам взошел на подмостки виселицы.

Элейн закрыла глаза, пытаясь подавить набежавшие слезы. Девочка не смотрела на происходящее, пока толпа не разразилась торжествующим ревом, давшим понять, что все было кончено. Элейн посмотрела вверх, на ясное голубое небо; она всеми силами старалась не плакать и остановить страх, который то и дело захлестывал ее. Элейн похолодела от ужаса, и теперь, хотя уже было слишком поздно, она поняла, что эту сцену она уже видела раньше. Сэр Уильям – друг, который предал ее так же, как и ее отца, и был тем человеком, который все время являлся ей в огненных видениях.

Она могла его спасти! Она могла спасти свою мать и отца! Кроме того, именно она сказала своему отцу о предательстве сэра Уильяма, она, которая уже знала обо всем из видения. У нее была возможность изменить ход истории, однако она не сумела его распознать.

– Элейн, теперь мы можем идти. – Ронвен закрыла от девочки виселицу, нежно положив руки ей на плечи. Элейн, отчаянно пытавшаяся овладеть собой, оттолкнула руку Ронвен.

Почему? Почему она не поняла? Ведь все это она могла остановить! Она могла спасти ему жизнь!

Дрожа всем телом, она застыла на одном месте, не обращая никакого внимания на толпу, которая смотрела на нее с сочувствием.

Ронвен помрачнела.

– Пойдем обратно, в твою комнату, малышка, – прошептала она. – Здесь больше нет ничего такого, ради чего стоило бы остаться.

– Я видела это и не поняла, – срывающимся голосом сказала Элейн. На небольшом расстоянии она слышала, как пела на дереве птица.

– Что именно ты не поняла? – Ронвен взяла Элейн за руку.

Ливелин медленно спускался со своего помоста; на лице его читались боль и гнев. Он даже не посмотрел на свою дочь, белую как полотно.

– Повешение, – шептала Элейн. – Я видела его в огне…

Ронвен закрыла глаза и забормотала молитву.

– Я могла это предотвратить. Если бы я знала, как управлять своими видениями, я смогла бы его спасти…

– Нет, моя дорогая. Нет, – сказала тихо Ронвен, однако на этот раз Элейн не хотела заканчивать разговор.

– Как ты не понимаешь? Вот почему я видела все это! Я могла его предупредить. Я могла… – Внезапно она заплакала. Рыдая, Элейн прижалась к Ронвен. – Я могла остановить это, я должна была это сделать. Поэтому я видела это во сне! И именно я предала его. Я… – Ее голос оборвался. – Почему я не смогла его спасти?

Ронвен подняла голову; посмотрев на небо, она нахмурилась.

– Может быть потому, что такова была его судьба! – прошептала она.

7 мая 1230

Когда Ливелин наконец послал за дочерью, рядом с ним был Эинион.

– Ты не можешь больше оставаться в Абере. – Ливелин смотрел вниз на маленькую фигурку дочери, не скрывая неприязни.

– Сэр, сейчас как раз самое подходящее время, чтобы отвезти ее обратно в Ланфаэс. – Эинион быстро вышел вперед.

У него не было возможности поговорить с девочкой наедине, но он знал, что она должна была чувствовать в тот момент: стpax, неопределенность, всепоглощающую вину. Только он один знал то, что знала она, что сама она видела в огне. – Я уже говорил вам относительно будущего маленькой принцессы, если вы помните…

– Рядом со мной у нее нет никакого будущего! – рявкнул Ливелин и с силой закрыл глаза. Каждый раз за последние несколько дней, когда он смотрел на Элейн, он видел одно и то же: она напоминала ему ту ужасную ночь, когда рухнул весь его мир. Былая нежность к дочери переросла в гнев и боль, и теперь он почти ненавидел ее.

– Тогда, сэр, могу ли я ее забрать обратно в Деганнви, к сэру Граффиду? – На этот раз вперед вышла Ронвен.

– Нет! – Ливелин покачал головой и замедлил шаг. – Я уже принял решение. Уэльс больше не дом для нее! Элейн, ты поедешь к своему мужу, твое место – рядом с ним!

Последовала мучительная тишина. Элейн переместила свой взгляд с лица своего отца на Ронвен, которая побледнела еще сильнее. Она не отдавала себе отчета в том, что происходит; разум ее отказывался принимать слова отца.

– Сэр, это не должно произойти. Она еще слишком юна, чтобы ехать к мужу; ее место здесь – в Гвинеде. – Глаза Эиниона блеснули гневом.

– Нет, не слишком. – Ливелин смотрел то на одного, то на другого, как затравленный зверь. – Все уже готово. Она уезжает завтра. Я больше не хочу видеть свою дочь!

Абер. Май 1230

Стражники принца надежно охраняли спальню Элейн. Камеристки принцессы Джоанны [1], либо не последовавшие в заключение за своей госпожой, либо занятые в тот вечер, суетились возле детской, упаковывая огромные сундуки одеждой, постельным бельем и подарками. Ливелин не позволил Элейн даже попрощаться со своими верными слугами, но сделал все, что было в его силах, чтобы она уехала из Абера со свитой, подобающей принцессе и невесте.