Он закрыл глаза и глубоко вздохнул, стараясь сохранять спокойствие.

– На этот раз ты совершенно уверена, любовь моя? – нежно спросил он. Джоанне слышались в его голосе неуверенность, недоверие и, наконец, надежда.

– Уверена, – прошептала она. – Я на третьем месяце, и пока все хорошо.

– Наконец-то! – Он радостно улыбнулся. – Наконец у Шотландии будет наследник. – Он притянул ее к себе. – Постарайся, чтобы это был мальчик, милая, мальчик, который сделает Шотландию великой страной.

– Шотландия уже великая страна, ведь у нее такой король. – Джоанна встала на цыпочки и поцеловала своего мужа в щеку. Вздохнув, она обвила себя руками и исполнила короткую и радостную танцевальную фигуру. Старшая дочь английского короля Джона, сестра ныне правящего короля Англии, сводная сестра матери Элейн, Джоанна вышла замуж за Александра еще в одиннадцать лет и боготворила своего красавца мужа. Ради него она была готова на все и, не колеблясь, пошла бы за него на смерть. Единственное, что она, похоже, не в состоянии была сделать для него за тринадцать лет их супружества, так это родить ему ребенка. Месяц за месяцем, год за годом она возносила молитвы святой Маргарите и самой Деве Марии, но ее молитвы все не приносили плодов, и она не могла зачать. И вот все изменилось.

– Когда мы известим об этом страну? – Она подбежала снова к нему и взяла его за руку. – Я хотела бы, чтобы это было известно всем.

– И я, дорогая, я тоже. – Сейчас, когда король смотрел на восторженное лицо жены, светившееся радостью, все его сомнения вмиг улетучились, и он громко рассмеялся, внезапно ощутив огромное облегчение, не оставившее и следа от его первоначальных сомнений. Сын! Наследник! Наконец-то Шотландия обретет уверенность, которая ей так необходима, уверенность, которую так подрывает его наследник и кузен граф Честер, англичанин, да еще и слабый здоровьем. Он снова посмотрел на хрупкое тело своей жены – талия еще не начинала округляться, – на ее сияющую улыбку и опять рассмеялся во весь голос. Подхватив ее на руки, он кружил ее в воздухе, пока она не завизжала от смеха, и только тогда опустил ее на пол и поцеловал.

Энглси. Март 1233

Снег таял, первые маленькие полевые нарциссы появились из-под земли, согретые теплыми солнечными лучами, устлав горные луга бледно-желтым покровом. Эинион постепенно сдавал, тело его ослабло и все чаще болело. Он все реже поднимался в горные долины, чтобы взглянуть в направлении гор Эрири, туда, где вдалеке скрывалась невидимая вершина Ир-Виддфа. Снег еще обильно лежал на горных тропах, и солнце пока не могло растопить его, а с наступлением сумерек заснеженные расщелины отливали голубизной. Воздух вокруг барда пах дымом от дубовых и яблоневых дров, – дымом тянуло с запада, из Пенмона, где стоял небольшой монастырский поселок. Дым доносился и из Ланфаэса, где плотно ютились деревенские дома. Но еще Эинион чувствовал соленый запах моря и чистый запах горных снегов.

Эинион все реже видел ее теперь, это дитя, эту молодую женщину, ради которой он провел всю зиму в молитвах и прошениях. Воспоминания все тускнели, а будущее казалось туманным и отдаленным. Но сквозь темноту к нему пришла одна весть, которую он получил из огня и которая говорила о судьбе Элейн. Когда он наконец понял, что она означает, то заплакал. Если бы только она могла понять, если бы только могла склониться перед волей богов… Ему было необходимо встретиться с ней еще раз, чтобы предупредить ее о грядущем. Затем ей придется идти дальше самой.

Пальцы его свело от невыносимой суставной боли, пока он сумел написать Элейн письмо, требуя от нее повидаться ради тех сил и знаний, которыми она владела, и прибыть сюда, в его пристанище в Пенмоне. Он надписал письмо титулом графини Честер и поручил гонцу из Ланфаэса лично вручить письмо Элейн.

Затем его выцветшие, помутневшие глаза обратились к югу, туда, где раскинулись горы, и он стал молить богов, чтобы они дали пожить еще немного, еще несколько недель, чтобы он мог передать ей все, что она должна была узнать.

Честер. Апрель 1233

– Мы должны ехать! – В глазах Джона горело волнение. – Теперь, когда я поправился, мы должны осмотреть мои северные владения, а потом, если все будет хорошо, мы поедем дальше в Шотландию, и я представлю тебя королю и твоей тетке. – Он улыбнулся. – По-моему, тебе пришло время познакомиться с нашим будущим королевством.

Элейн кивнула; ей всегда было приятно видеть его таким бодрым, полным планов на будущее. Но в глубине души она терзалась едва заметным, смутным сомнением. Когда она украдкой наблюдала за мужем, то замечала, что он старался работать как можно быстрее, будто боялся, что может не успеть завершить свои дела. Она замечала, что лицо его уже не было таким бледным, а глаза лихорадочно горели. Иногда ночью, когда они лежали рядом, Элейн прислушивалась к его глубокому дыханию. Чтобы вселить в себя уверенность, она осторожно клала руку ему на грудь, на левую ее сторону. Она чувствовала размеренное биение его сердца, успокаиваясь, внушая себе, что с ним все хорошо.

В конце апреля они наконец оставили Честер и поехали на запад, возглавив длинную вереницу слуг, рыцарей, солдат, помощников, повозок и тележек. Элейн скакала на Непобедимом, которому сделали новую позолоченную упряжь и сшили шелковую попону. Элейн гордо посмотрела на мужа; тот уверенно и спокойно ехал рядом на большом вороном коне, который не отставал от Непобедимого. Это был старый, много повидавший на своем веку конь, который шел очень красиво.

Первую остановку они сделали в южном Йоркшире, в старом поместье, лежавшем в долине между холмами у подножия гор. Дом был необычным, и в нем едва могла разместиться даже четверть огромной кавалькады, так что многим пришлось ночевать за стенами поместья.

Утомившись после долгой поездки верхом, Элейн рано удалилась в свои покои. Супружеское ложе уже приготовили, занавески с гербом Честеров висели на своих местах, а сундуки были распакованы. Ронвен же осталась в Честере. С того вечера, когда Элейн возвратилась из Абера, Джон больше не вспоминал о Ронвен. Сама Элейн и думать не хотела о том, чтобы отправить ее обратно. В тот же день она обняла ее и попросила избегать встреч со своим мужем, но и только. Затем Джон пригласил Элейн в постель, и о Ронвен начисто забыли. Ее кормили и одевали; она числилась первой камеристкой и няней Элейн, получая годовое жалованье на ткань и свечи. Чего еще она могла желать?

Элейн сидела на низком стуле перед зеркалом, пока Лунед укладывала ей волосы, как вдруг она поймала в зеркале взгляд своей горничной.

– Жаль, что здесь нет Ронвен, – медленно сказала Элейн.

– Здесь неплохо и без нее. – Лунед между тем энергично расчесывала гребнем огромную копну ее волос. – Она же знает, что лорд Честер не хочет и видеть ее, вот она и решила остаться в Честере. Она говорила, что больше не нужна вам.

– Но ведь это не так. – Элейн нахмурилась. – Ведь она же нужна мне.

– Но не теперь, когда вы спите в постели лорда Честера. Так она, во всяком случае, сказала. – Лунед покачала головой.

– Но это и моя постель. – Элейн почувствовала, что краснеет.

– О, конечно. – И Лунед загадочно улыбнулась. В свои шестнадцать лет она уже превратилась в миловидную молодую женщину с тонкой талией и высокой упругой грудью. Но прославили ее соблазнительные темно-серые глаза, оттененные длинными черными ресницами, так что все юноши, видевшие ее, сразу теряли голову. За Лунед ухаживали два оруженосца и четверо пажей; не проходило и дня, чтобы ей не преподносили небольшие подарки или не посвящали стихи, – все это ей украдкой подкладывали за обедом или смущенно совали в руку, пока она ожидала Элейн в большом зале.

– Ронвен сказала, что приедет, когда понадобится вам, – если милорд заболеет или если вы забеременеете. Она сказала, что тогда-то вы вспомните о ней и позовете ее. – Лунед встала позади Элейн и снова взялась за гребень.