Какое-то время молодой человек переводил взгляд с фотографии на обложке на лицо перед ним, а потом сказал:

— Кто бы мог подумать? Мир тесен. Стив Кузенс.

Молодой человек протянул руку — резко, точно бросил карту. Ричард пожал ее, испытывая при этом редкое и тревожно сладостное чувство оттого, что ему не нужно называть себя. И тут же, непонятно с какой стати, он подумал, как бы его не побили. Когда-то его внутренний радар, настроенный на разных чокнутых и маньяков, работал без сбоев — когда он был не таким пьяным и психованным.

— Мне кажется, я вас как-то видел в «Колдуне», — сказал Стив.

— В «Колдуне»? Ну конечно. Вы играете в теннис?

— Только не в теннис. Не в теннис. Теннис мне всегда казался игрой для слабаков. Не сочтите за обиду.

— Никаких обид, — искренне ответил Ричард. У него вдруг возникло желание выложить на стол бумажник и показать фотографии сыновей.

— Сквош — вот это по мне. Сквош. Но в «Колдуне» я не играю. Я даже не член сквош-клуба. Я член ассоциации досуга.

Все знали, что представляют из себя члены ассоциации досуга. Они приезжали не для того, чтобы играть в теннис, сквош или в шары. Они приезжали, потому что им нравилось в «Колдуне».

— Вообще-то у меня травма, — сказал Ричард. — Локоть.

Это была правда. Сейчас он едва мог поднять сигарету, какая уж там ракетка.

Его собеседник кивнул: бывает. Он все еще держал перед собой книгу (уже закрытую): казалось, теперь-то он неизбежно должен что-нибудь о ней сказать. В напряженном молчании Стив Кузенс всерьез подумал о том, чтобы пересмотреть свои планы и перейти от плана А к плану Б, или к плану В, или к плану О, или даже к плану Икс. Он даже засунул руку в карман и нащупал лежавший там пузырек от глазных капель, чтобы привести в исполнение план Икс. План Икс состоял в следующем: подлить в стакан Ричарду лизергиновой кислоты, а когда его начнет мутить или он понесет околесицу о разных смешных огоньках, вывести его на свежий воздух, к воде, и там выбить ему все зубы.

Скуззи помолчал. План А снова показался ему более разумным. Словно луч прожектора выхватил из темноты кусок сцены. Негромко сглотнув, он не без усилия произнес:

— Я автодидакт.

Надо же, подумал Ричард, какие он знает слова… и снова подозвал официантку. Нет, спасибо, «тарантула» не нужно: я, пожалуй, попробую «гремучую змею». Неожиданно Ричарда стали посещать озарения. Он понял, что этот молодой человек, конечно, не оригинал, но все же что-то нетипичное в нем есть. И кроме того, Ричард понял (эта мысль посетила его впервые), что быть самоучкой — это вечная мука. Страх невежества — это жестокая сила, и этот страх атавистичен. Боязнь неизвестного — это как боязнь темноты. И еще Ричард подумал: ты ведь сам чокнутый! Так не дай загнать себя в угол: покажи, на что ты способен в состязаниях для чокнутых.

— А я закончил Оксфорд со степенью магистра, — сказал он. — Быть самоучкой — трудное дело. Все время приходится играть в догонялки. И не потому, что вам нравится учиться, а потому, что вы понимаете, что вам без этого никуда.

Ход Ричарда оказался удачным. Его слова заставили молодого человека быть более осмотрительным.

Держа «Мечты ничего не значат» на ладони, он прикинул ее на вес, потом вытянул руку, словно чтобы посмотреть на книгу со стороны.

— Интересно, — сказал он.

— Что именно?

— Знаете, вам не следует курить.

— Правда? Это почему же?

— Это вредно для здоровья.

Ричард вынул сигарету изо рта и сказал:

— Боже, я об этом знаю. Это на каждой чертовой пачке написано, что курение вредно для здоровья.

— И еще знаете что? Она очень… легко читается. Прямо не оторваться.

Что и требовалось доказать. Клинически очевидно, что у парня не все дома. Ричард прекрасно знал, что никто никогда не считал его книги легким чтением. Все считали их нечитабельными. И все сходились на том, что «Мечты ничего не значат» еще более нечитабельны, чем «Преднамеренность».

— Я и «Преднамеренность» читал. Просто залпом проглотил.

Ричард не думал, что эти заявления — блеф или розыгрыш. Даже сейчас он не допускал такой мысли. И Ричард не ошибся: молодой человек говорил правду. Но на всякий случай Ричард спросил:

— Что происходит в самой середине «Преднамеренности»?

— Там с середины начинается… курсив.

— А что происходит перед самым концом?

— Все начинается сначала.

Стив открыл книгу и прямо-таки «любовно» (увы, старомодные наречия не очень-то верно служат современному человеку) посмотрел на титульный лист, где под толстой полиэтиленовой пленкой была вставлена абонентская карточка больничной библиотеки, откуда он украл книгу. Не той больничной библиотеки, откуда он украл «Преднамеренность». Это была карточка библиотеки другой больницы, куда перевели Кирка после того, как его во второй раз покусал Биф. Кирк со слезами на глазах (и с окровавленными бинтами, закрывающими ему рот) сообщил Скуззи, что Ли собирается прикончить Бифа. И Кирк хотел, чтобы Скуззи пошел и отдубасил Ли! «Не будь идиотом», — ответил Кирку Скуззи. Но Кирк поклялся, что отомстит за смерть Бифа… Если автор захочет подписать свою книгу — что ж, пожалуйста, — Скуззи к этому готов. Книга была в очень хорошем состоянии: почти как новенькая. В больнице никто — ни дряхлые старушки, ни бледные тени в махровых халатах, ожидающие результатов анализов, ни уголовники, заштопанные после очередной травмы на работе, — никто из них не искал утешения или развлечения в романе «Мечты ничего не значат»…

— В «Колдуне» — вы там играли с еще одним писателем.

— С Гвином.

— С Гвином Барри. Автором бестселлера.

— Да, это он.

— Первый в списке. Оглушительный успех. Просто запредельно.

— Вот именно. Запредельно — это когда то, что ты пишешь, является чистопробным дерьмом.

— Совершеннейшим бредом.

— Чистейшей дрянью.

— Полнейшей мурой.

Ричард посмотрел на молодого человека. Глаза молодого человека сузились, в них вспыхнули огоньки ярости. Тонкие губы вытянулись в изогнутую прорезь. Чокнутый маньяк, который ненавидит книги Гвина. Почему их так мало?

— И жена у него наркотой балуется.

— Деми? Деметра?

— И ей определенно нравятся наши… цветные братишки.

— Да бросьте вы.

— Не знаю, в курсе вы или нет. Во-первых, она была классической кокаиновой шлюшкой. Из этих шикарных лечебниц для наркоманов не вылезала. Наркозависимость. Такие дела. И еще этой большой белой леди нравятся черномазые. Думаете, это можно утаить?

— Когда это было? Почему же ничего не выплыло?

— Все очень просто, представьте, что вы лежите, скажем, где-нибудь на полу. И вам так кайфово, что просто слов нет. А все потому, что Ланс или кто-нибудь еще принес белый мешочек и дал вам нюхнуть. И вот стоит над вами этот черномазик и торжественно так протягивает вам руку, как они это умеют, — Скуззи вытянул руку ладонью кверху, чтобы показать, как они это делают. — Остальные все в улете, но только не Ланс, он вообще ничего крепче «Лилта» не пьет. И вы станете мне говорить, что она откажет Лансу? Скажет «спасибо», и все? А весь этот бред про расовое равенство и тэдэ? Половина толкачей занимаются этим ради цыпочек.

— Ради чего?

— Ради телок.

Теперь стало абсолютно ясно, что этот молодой человек думает по поводу женщин. Ричарда самого не раз обвиняли в этом грехе (но не Джина), хотя чаще всего он был невиновен (во всяком случае, так считал Ричард: он относился к женщинам как обычный среднестатистический придурок, то есть так, как и полагается настоящему мужчине). Настоящего женоненавистника Ричард мог отличить за версту. У них было что-то особенное в глазах. Еще они обожали рассказывать анекдот про скунса и дамские панталоны, и при этом их рот очень скоро наполнялся слюной. Ричард снова насторожился. У этого молодого человека явно были сексуальные комплексы. И все же тут что-то другое. И похоже, он не собирался рассказывать этого анекдота.

— Папочка у нее граф де…