Ну, а Творимира провели в прилегающую маленькую горницу, там выложили новый черный кафтан, черные штаны; тяжелую саблю с оскаленной клыками рукоятью — сабля не была новой — зазубрилась, дробя чьи-то кости…

Творимиру было душно и тошно. Лихорадочно неслись мысли: "Безумие. Почему все так переменилось? Что с землянами?.. Почему они вдруг стали воинами?.. Что я — сплю, брежу?" — схватил со столика иголку, кольнул в палец — стрельнула боль. В дверь сильно застучали, кто-то пьяно забасил:

— Долго еще ждать?!.. Сейчас твой прием обмывать будем! А ну — выходи!..

Творимир сжал голову — там билось: "Обмывать убийство девушки? Обмывать то, что я вступаю в ряды "Черных Псов" — наверняка гнид, убийц… Безумие!.. Да и сам ты — гнида, убийца. Бежать отсюда. Сейчас же!"

Он метнулся к окну, но там замер. За окном был двор, но отнюдь не постоялый — совершенно незнакомый двор. А за окружающими его стенами не деревья виднелись, но дома. Во дворе прохаживались воины — они наверняка бы перехватили беглеца.

— Бред. Бред!.. — повторял Творимир. — Куда тут бежать?.. Этот мир — совсем чуждый, непонятный. Все здесь — сплошная загадка…

А дверь за его спиной трещала, выгибалась от ударов:

— А ну — выходи!.. Не хватало еще Государю тебя ждать!.. Или розог захотел?..

Творимир стал поспешно переодеваться. Пальцы дрожали, никак не хотели застегивать пуговицы. Наконец оделся, и, весь в черном, с саблей на перевязи, вышел.

Изумился: оказывается, в дверь дубасил Бриген Марк (он и был начальником "Черных Псов").

— Бриген, что Вы… — прошептал Творимир.

— Да — я Бриген Марк. — надвинулся на него начальник. — А что не так?

— Бриген. Что с вами стало?.. Должно быть, всех опоили, и теперь вы думаете, что родились на этой планете, всю жизнь служили Царю…

— Что ты мелешь? — прорычал Бриген, и поднес к его лицу здоровенный красный кулачище. — Ты точно перепил!.. А ну — пошли!..

И он грубо вытолкал Творимира в залу.

А там и без него гремело веселье. Про убитую девушку уже забыли — частенько здесь и не такие зверства вершились. Но вот Творимира заметили: навстречу метнулись пьяные, красные рожи с мутными глазами. Подхватили, усадили на стул — плюхнули массивный кубок с чем-то сильно горячительным. Все галдели, визжали, безумствовали. Кто-то вцепился в жирную свиную ножку, жадно ее грыз, но подавился — жирно закашлялся, и полетели куски жира…

— АХА-ХА-АХА-ХА-ХА-АХА-ХА-АХА!!!!!! — словно испорченный механизм впивался Творимиру в одно ухо.

Ну, а в другое ухо хрипел, нес перегаром, еще один бывший среди "Черных Псов" землянин:

— Повезло тебе, дурень! Царь сегодня в духе. Ты деваху прибил, деваха ничего — грудастая, — он мог тебя и четвертовать указать. Но радуйся царевой милости! И на меня не дуйся! Теперь ты наш… А ну — давай дружбу водить. Лехой меня звать…

И он сжал руку Творимира своей лихорадочно-жаркой, затверделой и потемневшей от частого кулачного боя ручищей. Творимир мучительно глядел на бывшего своего товарища — человека сильного физически, но интеллигентного, начитанного — он понимал, что не мог он за одну ночь, от одного только питья преобразиться в этого Леху — привыкшего, видно, ко всякому зверству… руки-то от чего загрубели?..

— Как звать? — хлопанул его по плечу Леха.

— Творимир.

— Я те во что скажу: служить у Государя-батюшки — одно удовольствие. Тут тебя и кормят и поят. Чего захотел — все дают. Чего еще надо? Пой, душа! — он пьяно ухмыльнулся, и боднул Творимира лбом в лоб. — В государстве что главное. Аси?.. Ну, говори?

— Порядок. — прошептал Творимир.

— Шо?! Громче говори!

— Порядок!

— Верно!.. Мы за порядком и следим. Найдется противник государя иль граждан — мы его и казним!.. Работка та еще!.. Одно удовольствие! Тут, главное во вкус войти.

Творимир рассеяно кивал, а в другое ухо впивалось беспрерывное: " АХА-ХА-АХА-ХА-ХА-АХА-ХА-АХА!!!!!!" — голова раскалывалась, мысли путались…

И земное прошлое казалось Творимиру блеклым, невозвратно далеким. Змеей обвила и уже не отпускала мысль: "Может правда — перепил?.. С перепою привиделась какая-то Земля, атмосферная станция… Ну, вот что на этой Земле было?.. Ничего не могу вспомнить — одно слово и осталось. А родился ты на этой планете, всю жизнь Царю прослужил, и теперь должен радоваться, что попал в его приближенные…" — но никакой радости не было — лишь горечь, раскаяние, желание бежать из этого гадюшника…

Леха не отпускал — тряс за плечо, и нудно твердил свой пьяный бред:

— …Ты главное — никогда не мешкай, не задумывайся. Разум у тебя, у меня, у всех нас — он ниже Государева. Что Государь скажет — в том истина, хоть ты до этой истины мож никогда и не докумекаешь!.. Скажет резать — режь; скажет бить — бей; скажет жечь — жги!.. Государю приклоняйся, но на всех остальных — плюй. Народ — все чернь, твари низшие — их в страхе держать надо. Кто под руку попадется — того и бей. Да и сильней бей!..

Для убедительности Леха сжал кулачище, и сильно грохнул по столу.

Боль в голове Творимира все усиливалась, мысли путались, взгляд метался — он хотел увидеть хоть одного сочувствующего, или, по крайней мере, не понимающего, растерянного; но все были вполне довольны, и пили, и жрали и ржали. Кто-то поднес к его губам кубок, и он не удержался — глотнул, сразу охмелел…

Еще с полчаса продолжалось безумное застолье. Но вот Царь поднялся, крикнул:

— Все — скачем!.. — повернулся, черной тенью шагнул к двери; Бриген Марк устремился за ним, а за Бригеном юркнул человечек с большим черепом — он также был в черном.

Иные "Черные Псы" быстро осушали последние кубки; шумно, весело подымались. Леха толкнул Творимира:

— Ну, счас испытаем тебя в деле. — и уже во дворе, когда рассаживались на коней, продолжал. — …На бояр Жиловых донос поступил — на государя заговор замышляли. Слышь — все семейство в заговоре, и дворня вместе с ними… Так что — повеселимся…

И вот уже зашумел, понесся со двора черный поток. И сразу же начались улицы — город ждал расправы, затаился. Но все же кто-то не успел уйти, попался под горячую руку — этот кто-то пал, разрубленный Царевой саблей, и был затоплен конской лавиной.

Вот массивные, кованные железом врата. За стеной виделся богатый, массивный терем. Вперед вылетел Бриген Марк, треснул кулаком по створкам, рявкнул:

— А ну, открывай! Ж-И-В-О!!!

У ворот была башенка, и оттуда выглянул перепуганный мужик, дрожащим голосом пролепетал:

— Ох, Царь-Батюшка, господин мой Жилов Тимофей Николаич не велел никому открывать. Простите, вседержавный!.. Знаем — наговорили на нас лихие люди! А вы на расправу скоры!.. Ведь порубите, замучите всех, батюшка! Смилуйтесь!.. Не найдете рабов преданней нас!.. Ох, не здесь, не здесь виновные!.. Смилу-уйтесь!..

Царю это уже надоело, и он махнул рукой. Послушно свистнула стрела, насквозь пронзила мужику шею, и он захрипел, затрясся — уже мертвый перевалился через ограждение.

— Штурмуй! — рявкнул царь.

Дюжина молодчиков оказались прямо под стенами, привстали на стременах, замахнулись, перебросили через стену абордажные крючья на веревках. Крючья зацепились — молодчики, упираясь ногами в стену, быстро поползли вверх. Вот они уже наверху, вот скрылись… вскоре ворота раскрылись — молодчики стояли в проеме, поклонами приветствовали своего Царя.

Тиран кровожадно ухмыльнулся, и первым въехал во двор, остальные последовали за ними.

На крыльце терема толпой стояли мужики и бабы. Впереди — мужики с мечами. Перепуганные, лепетали они:

— Смилуйтесь!.. Вам во всем подвластны, но господин наш велел животы защищать!..

— Детишек наших помилуйте! — голосили бабы.

Царь подъехал к самому крыльцу — глаза его почернели, он прошипел.

— На кого руку подняли?.. На Государя Своего!..

Темен от злобы был его голос, и мужики потупились, опустили оружие — уже ясно было, что драться они не станут, но покорно примут любую расправу. И они все лепетали, молили о милости…