— Будь ты проклят, ЧИП!! Я уничтожу тебя, убийца!..

Весь этот диалог происходил внутри потерявшего сознание, замерзающего Винда, а Гхал в это время продолжал лететь над бесприютными кривыми скалами и подыскивал какое-нибудь убежище. Но ничего подходящего не было видно…

Зато заметил Гхал, как над их головами в клубящемся снежном мареве появились и начали приближаться чёрные тени. По острым углам в их фигурах определил Гхал, что это слуги ЧИПА — Тифмы. Сражаться с ними у Гхала не было сил. И вот он юркнул вниз, встал в расщелину, между двумя скалами. Защиты от ледяного ветра в этом месте не было, но Гхал понадеялся, что Тифмы не заметят его потому, что он был таким же каменным, как и скалы…

А в его широкой, но холодной ладони, слабо дёргался Винд, можно было разобрать, как он вскрикивал в бреду:

— Будь ты проклят, ЧИП!..

— Тише… — прогудел Гхал, но Винд его не слышал, а продолжал общаться с призрачным ЧИПОМ.

И вот взмахнул Винд изумрудной плетью, которая теперь была частью его руки. Он метил в ЧИПА, но ЧИПА в этом месте не было, а был Гхал, руку которого он и задел. К счастью, задел только краешком плети, а то остался бы Гхал без руки, но и так — посыпалось каменное крошево, а на плечах и даже на груди у древнего стража появились новые и весьма опасные трещины.

Гхал встряхнул Винда и приказал:

— Очнись!

Винд дёрнул головой, прохрипел:

— Я убью тебя…

Юноша открыл глаза, но затуманенными были они. Его слепой, направленный вовне взгляд выражал боль и ненависть. Не видел Винд Гхала, а по прежнему грозил ЧИПУ.

Гхал, рискуя быть услышанным Тифами, ещё раз сильно встряхнул Винда и крикнул:

— Очнись!..

И на этот раз Винд услышал своего товарища, взгляд его принял осознанное выражение и тут же застонал он от сильного, пронизывающего всё его тело холода…

Тифмы услышали их, и теперь приближались. Хищным, кроваво-алым светом пылали их многочисленные глаза.

Тогда Гхал прогудел:

— Побудь здесь, и постарайся не превратиться в ледышку!..

Затем Гхал выдрал часть ближайшей к нему скалы и стремительно начал её пережёвывать. Питание было необходимо ему…

Продолжая работать своими могучими челюстями, Гхал взлетел навстречу врагам. Первая Тифма была сокрушена ударом его многотонного кулака, но другие поспешно разлетелись в стороны.

Очертания некоторых из них ещё можно было разглядеть в снежном сумраке; другие совершенно скрылись.

Этим Тифмам поступил приказ от самого ЧИПА: захватить живым человека, ну а его каменного друга — уничтожить. И вот заработали установленные на Тифмах пушки: плотные заряды ледяного, спрессованного вещества неслись на Гхала. От большинства таких зарядов Гхал успевал увёртываться, но некоторые, всё же, настигали его…

Его и без того уже растрескавшееся, древнее тело покрывали новые трещины… Гхал сокрушил ещё нескольких Тифм, но тут целый заряд врезался в его широченное предплечье, и перерубленная рука повалилась на безрадостную поверхность мира Ог-го.

Громом разразился голос Гхала, кричал он от боли и ярости, так как тоже мог чувствовать боль. Тараном метнулся он на ранившую его Тифму, затылком врезался в её брюхо, пробил железо, увяз в её проводах…

Вместе повалились они, и места падения посыпались искры, полетели языки пламени, повалил густой дым, и что-то там, в дыму, ещё дёргалось, рвалось, трещало. Не понятно было, жив Гхал или всё же погиб.

Превозмогая боль, Винд смог подняться на ноги. Он усмехался и, покачиваясь в порывах зимнего, промораживающего ветра, пошёл навстречу тёмным громадам Тифм, которые приближались к нему из сумрака.

При этом Винд шипел:

— Ну нет, ЧИП, живым тебе меня не взять…

И, когда к нему вытянулась, чтобы схватить, железная клешня, Винд ударил по ней своей изумрудной плетью. Плеть обмоталась вокруг клешни, сжала, расплавила её, и, прикоснувшись к проводам, с жадностью начала высасывать из них электрическую энергию.

Часть этой энергии тут же перешла к Винду. Но плеть позаботилась о том, чтобы электричество не убило её хозяина. Эта энергия жарким мёдом разлилась по его жилам, и сердце его забилось сильнее…

И, хотя Винд по-прежнему чувствовал боль, теперь он снова мог двигаться стремительно, и даже подпрыгнул, ударив по голове Тифмы. Голова была рассечена надвое, из неё хлынули синеватые разряды, но Винд уже был в стороне и, воинственно размахивая плетью, нёсся на другую Тифму. Бешеная усмешка искажала его побледневшее лицо, он кричал:

— Что, ЧИП, испугался?! Не ожидал такого, а?! Я из тебя все силы высосу!.. Конец твоей империи!

И он ударил по Тифме. Однако, та отдёрнулась в снежный сумрак, а тело Винда было сзади схвачено клешней другой Тифмы. Он извернулся, попал плетью по её прямоугольному подбородку, и отсечённый подбородок повалился на камни…

Продолжая усмехаться, Винд ещё раз замахнулся, но тут из клешни выдвинулась игла и её укол пришёлся в его коленную чашечку. В одну секунду Винд перестал чувствовать свои ноги, в следующую — половину тела.

Всё же он ещё сумел ударить по шее Тифмы, перерубил её. Плеть обвивалась вокруг обнажившихся проводов, начала вытягивать из них энергию — передавать её Винду. Теперь в теле Винда электричество боролась с парализующим раствором.

Выпав из клешни поверженной Тифмы на камни, Винд остался стоять на коленях, а тело его тряслось. Плеть, переливаясь различными оттенками зелёного цвета, змеёй билась по камням, оставляя на них борозды, шипела, рвалась к новой добыче.

А к Винду сразу с нескольких сторон приближались другие Тифмы. Подняв голову и оглядевшись, Винд понял, что не сможет отбиться сразу от всех них…

И тогда из ядовитого дыма взвился Гхал. Единственной оставшейся рукой разрубил он надвое особенно близко подлетевшую к Винду Тифму, другую протаранил своей растрескавшейся головой, с третьей сплёлся в один каменно-железный ком и покатился, сотрясая и круша скалы.

Увидев, что рядом с ним упала одна из поверженных Тифм, Винд ударил по ней плетью, и снова начал высасывать энергию из разодранных проводов…

Но вот что-то с силой ударило Винда в спину. Он повалился грудью на камни; ещё раз попытался подняться, но сзади уже давила, вжимала его в ледяную твердь мира Ог-го, некая тяжесть…

Тьма заволакивала глаза, и в этой тьме пылала солнцем сфера Ой-Чип-она, лился оттуда мелодичный, почти ласковый голос ЧИПА:

— Вот и всё. Теперь ты полностью в моей власти…

Когда полумеханический Степан оторвался от борта Крылова, и унёс с собой Винда, Эльрика бросилась к пробоине, закричала громко, но совершенно беспомощно:

— Стой!!

Винд уже не мог её услышать — Степан далеко унёс юношу. А перед лицом Эльрики извивались нити Крылова. Сам корабль то темнел, то вновь разгорался. Он боролся с холодом и смертью, испытывал боль и стонал…

Эльрика кричала уже на Крылова:

— Лети за ними! Чего же ты медлишь?! Чего же ты?!

Но на израненного в этой схватке Крылова набросились ещё несколько Тифм. Крылов, страдая, обхватывал их нитями, тянул к себе, заглатывал, перебарывал холод, постепенно разрастался.

А Тифмы неустанно посылали в него заряды ледяной материи. Вот рядом с Эльрикой через пробоину проскользнуло нечто похожее на колючую, полуметровую снежинку. Но, если Эльрика успела увернуться, то Нэния в это время старалась установить связь со Светлоградом — сообщить о последних, тревожных событиях. Она как раз проговаривала сложное заклятье, когда посланный Тифмой заряд ударил её в грудь, застрял в её теле. И уже никакое колдовство не могло спасти несчастную Нэнию. Мгновенно превратилась она в ледышку, и, упав, раскололась на сотни осколков, которые тут же впитал в себя изумрудный, живой пол Крылова…

Эльрика чувствовала себя беспомощной. Ей ведь даже не к кому было обратиться.

Кто оставался в живых? Погибла златопёрая Аша, и пантера Ява, и колдунья Нэния. Винд был унесён неизвестно куда.

Четверорукий Виш на своём ящере Скуле ещё сражался с Тифмами, но он был слишком далеко — не докричаться до него; а со стороны Ой-Чип-она приближались новые и новые Тифмы. Их было очень много — быть может, сотни; а, быть может, тысячи.