Лука как-то сдавленно захрипел с пола. Добрентий грозно усмехнулся:

— Вижу, у тебя душа в пятки ушла, ну так что — согласен иль на плаху пойдешь?

Лука промычал что-то не разборчивое.

— Ах ну да, — решился тут вмешаться Илья. — в случае успеха обещаю тебе двадцатую часть всех их богатств.

Теперь Лука вскочил с пола, весь бледный, с руками дрожащими и принялся истово кланяться и Илье и Добрентию и Дубраву:

— Все по вашему исполню. За такие то деньги и смерть принять можно!

— Вот и хорошо, а теперь иди.

На следующее утро Илья-воевода вышел на крыльцо, под теплые лучи солнца и оглядел собравшуюся на просторном его дворе дружину. Все воины молодцы, все богатыри, стоят ровными рядами и конница тут и пехота. Они приветствовали Илью дружными криками: видно засиделись уже без дела и теперь рады в бою поучаствовать тем более, что никто из них в настоящем бою еще и не был. Впереди воинов на двух белоснежных конях сидели два старца — и вновь воеводе почудилось в их пристальных глубоких взглядах осуждение, будто знали они…

Илья, вздохнул, а потом крикнул всем несколько приветственных слов и хотел было идти к своему белоснежному, богатырскому коню, как сзади из палат бросилась смертно-бледная, сильно осунувшиеся за последние часы Матрёна — она вцепилась Илье в плечи, и завыла таким голосом, каким провожают покойника:

— Не выпущу!.. Родимый ты мой, на погибель тебя не выпущу!.. Вот она тревога наша — не вернёшься ты! О-ох, не вернё-ёшься!!! — она протяжно, страшно завыла — то уж не человечий, волчий был вой, и те люди, которым доводилось проходить поблизости, останавливались, переговаривались:

— Неужто у воеводы кто помер?

— Ладно, довольно, довольно… — с тяжёлым сердцем бормотал, пытался отстранить супругу Илья, но она не унималась — взвыла:

— Детки, детки — идите на батюшку своего живого в последний раз взглянуть…

И на крыльцо выбежали трое: две девочки, один мальчик — они плакали, сначала остановились в нерешительности, а потом бросились к отцу, обхватили его за ноги, тоже пытались удержать:

— Не уходи, батюшка!.. Мы сиротками не хотим быть!..

Илья пытался отвечать им спокойно, но его как озноб бил:

— Сегодня, детки мои дорогие, пойду я изловлю Соловья-разбойника, а завтра обязательно поедем на санях кататься.

Он обнял детишек, нежно расцеловал их всех, затем и Матрену Ивановну в белу щеку поцеловал, и, смахнув набежавшую слезу, скорым шагом пошел из горницы. Матрена закричала отчаянно:

— На смерть ведь тебя провожаю! Почто жить без тебя?! Убьёт тебя Соловей окаянный!..

— Да вернусь же я!

— Не-е-ет!

Дети подхватили:

— Па-аа-апа!!!

Илья вскочил в седло — улыбнулся дрожащей, бледной улыбкой.

Таким домашние его и запомнили…

Весь день Алеша с Олей проходили по разбойничьему городку. Сначала с ними был Соловей — он повёл их к дивной яблоне, которая взросла из последнего остававшегося у Свиста семечка. Яблоня стояла во дворике, ничем со стороны не примечательном, но, когда они ещё только подходили к нему, то блаженный аромат спелых, сочных яблок так и обнял их. Когда ступили — увидели яблоню, которая не была большого роста, но взошла такой стройной, что — просто загляденье! Никогда на этой яблоне не вяли листья, и даже в самые пасмурные дни исходил и от листьев и от ветвей и от ствола весенний свет. И в любое время года на ветвях красовались налитые, крупные яблоки…

Потом они вышли на улицу, и тут, в сиянии этого, праздничного дня выбежали им навстречу смеющиеся и все уже облепленные снегом, и от того перемигивающиеся золотистыми искрами Ярослава и Сашка — тот самого который предлагал накануне померяться силами. Жар, весело виляя хвостом, бегал поблизости — и так ему было весело, так хотелось играть, что, если бы умел — непременно сам бы стал лепить снежки — кидаться.

Соловей велел Сашке показать городок Алеше и Оле, и удаляясь, сказал:

— Погостите у нас до завтрашнего дня, а я пока велю собрать вам все, что потребуется в дороге.

Затем он оставил их. Сашка тут же слепил снежок и запустил его в Алешу, а потом еще один в Олю:

— Что же вы? Давайте играть!

— Нет, ты лучше с Ярославом играй. — степенно, как и полагается взрослому, отвечал Алёша.

— А что, право — давай в снежки поиграем!.. — предложила Оля.

Оля так и сияла — вот слепила снежок — только теперь Алёша заметил, как она лепит — она не сжимала снег, а как бы гладила его, уговаривала принять круглую форму, и снег с радостью её слушался, в результате чего и получались все слепленные Олей снежки такими мягкими и тёплыми словно поцелуи.

И началось веселье!..

Потом, все золотящиеся, смеющиеся, забывшие о своих горестях, стояли взявшись за руки, а Жар, похожий на тлеющий под сугробом пламень, прыгал поблизости, повизгивал.

Сашка, смеясь, восклицал:

— Приходите сегодня к нашей крепости — с остальными ребятами познакомитесь. Вы видали, какую мы большую крепость построили?! Славный будет штурм, вы на чьей стороне: нападающих или защищающих? Я в нападении, там веселее, бежишь, на склон забираешься, от снежков увертываешься!

— Ну, и мы, значит, в нападении! — выпалил разгоряченный Ярослав.

— Вот и хорошо, пойдемте я вам теперь наши стены покажу.

Стены сделанные из нескольких рядов обструганных древесных стволов поднимались метров на десять. Взобравшись на них Алеша обнаружил, что стены достаточной толщины, чтобы на них спокойно разомкнулись несколько караульных, выглянув же за острые зубцы (это вершины внешнего ряда стволов были заостренны словно колья) Алеша обнаружил, что от леса его отделяет метров двадцать.

Алеша обернулся и посмотрел на разбойничий городок — со стены он весь был виден. Походил он на обычную деревеньку, затерявшуюся, правда, в лесной чаще. Дома мало чем отличались от деревенских — были, разве что, несколько массивнее и стояли более плотно, и возвышался над всеми этими постройками центральный дом в котором проходили пиры. Указав на него Санька сообщил, что разбойники меж собой называют его дворцом Соловья, а весь городок Соловей-градом.

…Остаток дня пролетел совсем незаметно. И чем ближе опускалось солнце к вершинам елей, тем сильнее Алеша желал, что бы ночь никогда не наступила. И чем больше он об этом думал, тем быстрее летело время.

Но вот солнце кануло за вершины елей и небо окрасилось в яркий багрянец. Ребята готовились к штурму снежной крепости, а в большом доме или по разбойничьи — в Соловьёвом дворце, готовились к большому пиру. Первым привели и усадили по левую руку от Соловья Луку и сразу же поставили перед ним громадный, до краёв наполненный кубок…

Ну а Алеша, посидев немного, поднялся из-за стола и, попрощавшись с Соловьем, пошел к себе в комнату. Там он остановился напротив кровати, сжал кулаки и молвил кому-то невидимому:

— Ну что ж, мы еще померимся силами!

И закрыв глаза рухнул…

…На подхватившие его, сильные руки. Бешено вскрикнул, попытался вырваться, но тщетно — они накрепко его держали. Вот загремели басистые, стремительные голоса:

— Он что ли?..

— А то — не видишь?.. Он же из-за пределов пришёл!

— Что ж с ним делать?..

— Надо наверх доставить — там разберутся!..

Постепенно Алёша успокоился, и смог оглядеться: как и следовало ожидать, его окружали невыразительные, совершенно одинаковые лица, а происходило всё в той самой комнатке, где совсем недавно разыгралась подстроенная Снежной колдуньей драма. Алёше даже показалось, что он чувствует её леденистое, снежное дыхание. И тут один из однообразных ликов принялся восклицать:

— Узнаёшь ли меня?!.. Я вырос!.. Это я! Я! Ты меня провёл, и я теперь на третьем уровне!..

Но на его возгласы никто не обращал внимания — все продолжали пристально вглядываться в Алёшу. Приговаривали:

— Какое воистину удивительное лицо!.. Надо узнать — нет ли ереси в том, что мы на него смотрим!