Председатель. – Когда в Совете Министров зашел вопрос о роспуске Государственной Думы, вы вотировали за роспуск?
Протопопов. – Нет.
Председатель. – За перерыв?
Протопопов. – Да.
Соколов. – Когда вы убедились, что перерыв может повлечь за собой народное волнение…
Протопопов. – Конечно, конечно, я думал. Заметьте только, когда я пошел – в министерство ли Штюрмера или другое министерство, я служил тому режиму, которого теперь нет, естественно я думал о том, что служить нужно. Я говорю, может быть это была роковая ошибка, что я пошел, но она была совершена; конечно, я думаю, что да, это была роковая ошибка. Но совершенно естественно ведь и при новом режиме, если останусь жив, я останусь на что-либо способным, я буду при нем жить и служить родине, чтобы быть полезным, как смогу, и буду считать нарушением закона…
Соколов. – Вы предусматривали возможность волнений в населении за перерывом занятий в Государственной Думе, но все-таки считали, что этот перерыв нужен для сохранения режима, и когда был выбор, охранять ли режим или вызвать волнение населения, вы предпочли охранять режим, чем избегнуть волнений в населении?
Протопопов. – Я никогда так не думал, охранять режим или вызвать волнение в населении: во-первых, одно исключает другое – вызвать волнение в населении, это не спасает режим, а сломит его.
Соколов. – Почему же вы, предусматривая возможность волнений в населении, все-таки согласились на перерыв в занятиях Государственной Думы.
Протопопов. – Последний раз, 25-го, были уже волнения громадные. Перерыв тогда прошел единогласно, не было ни одного человека, который возражал бы против.
Соколов. – Чем же мотивировали это вы и ваши товарищи министры в тот момент, когда волнения начались?
Протопопов. – Думали, что на следующий день волна упадет.
Соколов. – Под влиянием?
Протопопов. – Нет, не роспуска, а потому, что пошли слухи, что рабочие стали на работу.
Соколов. – Но для чего же нужен был перерыв?
Протопопов. – Чтобы волнения вновь не начались.
Соколов. – Вы приписывали Государственной Думе, считали ее возбудителем настроения и концентрацией этого настроения.
Протопопов. – Да, это была ошибка, потому что если бы Государственной Думы не было, это было бы хуже.
Соколов. – Вы сообщали, что из департамента полиции к вам шли слухи о нарастании движения. Как рисовалось в отчете департамента полиции это движение?
Протопопов. – Движение это рисовалось мне таким образом, что вся Россия взбаламученное море, и притом – где слои, которые были бы довольны? Таких нет. – Где слои, на которые можно было бы опираться, внушали бы доверие? Таких нет, – вот какую картину представляла вся Россия.
Председатель. – Следовательно?
Протопопов. – Очевидно кувырнемся, полетим. Вот почему мне вообще хотелось сделать так, чтобы люди имели счастие, чтобы они могли быть довольными, вот почему мне хотелось провести еврейский вопрос, обеспечить духовенство.
Соколов. – Об этом вы говорили в вашей программе, но мне хотелось бы другого; в этих сведениях о нарастании движения – каковы были сведения департамента полиции о настроении войска, офицеров, командного состава?
Протопопов. – Отвратительные.
Соколов. – Отвратительные для старого режима?
Протопопов. – Отвратительные.
Соколов. – Какие же?
Протопопов. – Не могу сказать.
Соколов. – Ожидалось ли, что в случае волнения войска перейдут на сторону народа?
Протопопов. – Не ожидалось, в войсках ведь у нас нет агентов.
Соколов. – Вы ожидали, что в случае появления волнений войска подавят их?
Протопопов. – Трудно сказать. Мне казалось, что все, что касалось фабрик и заводов, это – это левый элемент, а то, что пришло из деревни – это правый элемент. Это мое мнение было, и который элемент возьмет верх, как будет, – бог знает.
Соколов. – Это в войсках, так что вы по этому вопросу не думали, не знали, что войска станут на сторону?
Протопопов. – Для меня это явилось неожиданностью.
Соколов. – Теперь перейдем к вопросу о Курлове; вы говорили, что у него было два несчастья, первое – убийство Столыпина, а второе?
Протопопов. – Его выгнали из Риги.
Соколов. – Вам было известно…
Протопопов. – Ничего неизвестно.
Соколов. – Вам было известно, что он был устранен, очевидно, из-за неблаговидных поступков?
Протопопов. – Нет, он ничего неблаговидного не сделал. Ведь об этом есть особое расследование генерала Баранова.
Соколов. – Я потому и спрашиваю. Значит, вы знали, что он сделал? Принимая его на службу, вы знали результаты комиссии генерала Баранова?
Протопопов. – Это нуль, он ничего не сделал, это расследование ровно ничего не представляет.
Председатель. – Вы сказали на вопрос члена Комиссии, что у вас было барановское расследование; теперь вы говорите, что это ровно нуль, т.-е. не имело никакого в ваших глазах значения.
Протопопов. – Нет, само по себе оно ничего не говорит, что сделал Курлов дурного.
Председатель. – Нуль в том смысле, что не оказалось никакого преступного действия Курлова?
Соколов. – Характеризуя положение Курлова в вашем министерстве, вы сказали, что он был по должности председателем особого совещания, но впутывался во все.
Протопопов. – Как впутывался, неужели я это сказал?
Председатель. – Действительно, вы это сказали, может быть вы разъясните, что это значит?
Протопопов. – Неужели я это сказал, что он впутывался, это значит я плохо выразился – отвратительно. Дело в том, что Курлов человек, который специализировался на департаменте полиции, человек, который был врожден к этому делу.
Соколов. – Так что он, значит, впутывался в дела департамента полиции, я так понимаю.
Протопопов. – Я думаю, что нет, потому что Васильев человек самостоятельный, самолюбивый…
Соколов. – Вы считали его врожденным к этому делу, он был председателем особого совещания, где директор департамента полиции является докладчиком, так что, пользуясь своим положением председателя, не мог бы он действительно держать в своих руках дела департамента полиции?
Протопопов. – Думаю, нет, но как человек более юркий…
Соколов. – Рожденный для департамента полиции, поставленный на место, где он может влиять на дела департамента, он действительно и влиял на департамент полиции?
Протопопов. – Я право не знаю.
Соколов. – В Минске, где он был.
Протопопов. – Не знаю.
Соколов. – Вам была известна история Курлова в 1905 году, когда прокурор минского окружного суда Бибиков хотел привлечь его к ответственности за расстрел в Минске мирных жителей?
Протопопов. – Я этого не знал.
Соколов. – Может быть вы знали, что то лицо, которое вы приглашали на пост товарища министра внутренних дел…
Протопопов. – Я не знал в подробностях. Я знал, что в него кинули там бомбу.
Председатель. – Вы были с ним на «ты», были дружны?
Протопопов. – Я с ним однополчанин.
Соколов. – Во время убийства Столыпина вы были товарищем председателя Государственной Думы?
Протопопов. – Нет.
Соколов. – Вы были членом Государственной Думы? Жили в Петрограде? Вы не вспомните ли историю – не в связи с убийством Столыпина, когда Курлов был товарищем министра при Столыпине, когда арестовывали Лопухина, был произведен обыск у этого самого Бибикова?
Протопопов. – Не знал.
Соколов. – Вы знали, что Курлов не пользовался хорошей репутацией в обществе, что для вас его назначение на пост товарища министра связывалось с известной неприятностью.
