— Вам должно быть хорошо сейчас, — сказала Эванна. — Вы не сможете зажечь огонь, но рыбы плавают близко к поверхности озера. Ловите их и ешьте сырыми. И вода неприятна, но безопасна для питья.

— Эванна… — начал я, затем смущенно кашлянул.

— Что, Даррен? — спросила ведьма.

— Студенистые земляные шары, — пробормотал я. — Скажи нам, для чего они?

— Нет, — сказала она. — Это не то, что ты хотел спросить. С этим, пожалуйста. Что беспокоит тебя?

— Кровь, — вздохнул я. — Прошло много времени, с тех пор как я последний раз, выпил человеческую кровь. Я чувствую побочные эффекты — я потерял много моей точности и силы. Если я так продолжу, то я умру. Я задавался вопросом, могу ли я пить от тебя!

Эванна улыбнулась с сожалением. — Я с удовольствием позволила бы тебе пить от меня, но я не человек и моя кровь не годиться для употребления — ты почувствовал бы себя намного хуже впоследствии! Но не волнуйся. Если судьба будет добра, то ты сможешь найти источник питания в ближайшее время. Если нет…, - добавила она мрачно, — у вас будут большие проблемы для беспокойства.

— Теперь, — сказала ведьма, отойдя от плота, — я должна оставить вас. Чем скорее вы отправитесь, тем скорее вы достигнете другой стороны. У меня есть только это, чтобы сказать вам — я откладывала это до сих пор, потому что так было надо — и затем я уйду. Я не могу сказать вам, что готовит будущее, но я могу дать совет — чтобы ловить рыбу в Озере Душ, вы должны заимствовать сеть, которую использовали, чтобы тралить мертвых. И для доступа к Озеру, вам будет нужна святая жидкость из Храма Гротеска.

— Храм Гротеска? — немедленно спросили вместе Харкат и я.

— К сожалению, — проворчала Эванна. — Я не могу сказать вам больше ничего иного. — Махнув нам, ведьма сказала, — Удачи, Даррен Шэн. Удачи, Харкат Мульдс. — И затем, прежде, чем мы смогли ответить, она унеслась, двигаясь с волшебной скоростью, исчезая с глаз долой в течение секунд во мрак предстоящей ночи.

Харкат и я, молча, посмотрели друг на друга, затем повернулись и положили наше скудное имущество на плот. Мы разделили студенистые земляные шары на три груды: одна для Харката, одна для меня и одна в куске ткани, привязанной к плоту, затем отправились в собирающейся темноте через холодную воду, все еще неназванного озера.

Мы гребли на протяжении большей части ночи, надеясь, что по прямой линии (казалось, не было никаких потоков, оттягивающих нас от курса), отдыхали в течение нескольких часов с обеих сторон рассвета, затем начали грести снова, на сей раз по курсу к югу распологалось солнце. К третьему дню наши черепа начало сверлить. Не были ничего, что бы нарушило спокойствие открытого озера, и никаких изменений в пейзаже — темно-синий внизу, в основном неизменный и серый наверху. Рыбалка отвлекалала нас в течение коротких периодов каждый день, но рыбы было много и ее было легко поймать, и вскоер мы возвращались к гребле и отдыху.

Чтобы хоть как-то держать в себе веселье, мы изобрели игры, используя зубы, которые Харкат вытащил из мертвой пантеры.

Существовало не так много игр в слова, в которые мы могли играть с таким маленьким колличеством букв, но давая каждой букве число, мы могли притвориться, что зубы были игрой в кости и баловались простыми азартными играми.

У нас не было ничего ценного, чтобы делать ставки, поэтому мы использовали кости рыб, которых мы поймали, как фишки в азартных играх, и притворялись, что они стоят больших денег.

Во время периода отдыха, когда Харкат чистил зубы — он делал это не торопясь, чтобы расстянуть работу — он поднял один длинный резец, который отмечен буквой K, и, нахмурился. — Он полый, — сказал он, подняв его вверх и глядя сквозь него. Поместив его в свой широкий рот, он подул через него, поднял снова, затем передал его мне.

Я изучил зуб в сером свете неба, щурясь, чтобы видеть лучше. — Оно очень гладкое, — отметил я.

— И это идет от широкого верха, к узкому наконечнику.

— Это почти, как если бы …, отверстие просверлили через него, — сказал Харкат.

— Как, и для чего? — спросил я.

— Не знаю, — сказал Харкат. — Но это — только в одном … так.

— Может быть, насекомое сделало это, — предложил я. — Паразит, который прячется в зубах животного и грызет путь вверх, питаясь материальной внутренней частью.

Харкат уставился на меня на мгновение, затем открыл свой рот так широко, как он только мог и булькнул:- Быстрей проверь мои зубы!

— Сначала мои! — вскрикнул я, с тревогой исследуя свои зубы языком.

— Твои зубы — более жесткие, … чем мои, — сказал он. — Я более уязвим.

Так как это было, правда, я наклонился вперед, чтобы исследовать острые серые зубы Харката. Я изучил их полностью, но не было никакого признака, что какой-либо из них подвергся нападению. Харкат затем проверил мои зубы, но я также получил чистое здоровое свидетельство. После этого мы расслабились — хотя мы много тыкали и толкали нашими языками зубы в течение следующих нескольких часов! — и Харкат вернулся к очистке зубов, держа зуб с отверстием в одной стороне, немного дальше от других.

В четвертую ночь, когда мы спали после многих часов гребли, прижавшись, друг к другу в середине плота, мы были разбужены громовым колеблющимся звуком наверху. Мы выскочили из нашего сна и сели прямо, закрывая уши, чтобы заглушить шум. Звук не походил ни на что, что я слышал прежде, страшно тяжелый, как, будто великан выбивал чистые простыни. Он сопровождался сильными, холодными порывами ветра, которые вызывали колебание воды и раскачивание нашего плота. Это была темная ночь без щелей в облаках, и мы не могли увидеть то, что создало шум.

— Что это такое? — шептал я. Харкат не услышал мой шепот через шум, поэтому я повторил, но не слишком громко, из опасения нашего положения, от отдачи того, что было выше.

— Не знаю, — ответил Харкат, — но что-то …, знакомое в этом. Я слышал это прежде …, но я не могу вспомнить где.

Колеблющиеся звуки замерли, независимо от того, что они были углубленные, вода успокоилась и наш плот стабилизировался, оставив нас потрясенными, но целыми. Когда мы обсуждали это позже, мы рассуждали, что это, должно быть, была какая-то огромной породы птица. Но в глубине души, я ощущал, что это не было ответом, и по обеспокоенному выражению Харката и его неспособности спать, я был уверен, что он ощущал это также.

Утром мы гребли быстрее, чем обычно, мало говоря о звуках, которые мы услышали прошлой ночью, но часто смотрели на небо. Ни один из нас не мог объяснить, почему шум столь встревожил нас — мы только чувствовали, что мы будем в большой беде, если существо придет снова, при свете дня.

Мы провели так много времени, глядя в облака, что только в начале дня, во время короткого периода отдыха, когда мы посмотрели вперед, мы поняли, что мы были в пределах видимости земли. — Как далеко ты думаешь …, она находиться? — спросил Харкат.

— Я не уверен, — ответил я. — Четыре или пять километров? — Земля была низменна, но дальше были горы, высокие серые пики, которые смешивались с облаками, именно поэтому мы не заметили их прежде.

— Мы можем быть там уже скоро, если мы … поднажмем, — отметил Харкат.

— Так давай поднажмем, — проворчал я, и мы бросились исполнять нашу задачу с новой силой. Харкат мог грести быстрее, чем я — моя сила быстро терпела неудачу в результате не наличия любой человеческой крови, чтобы напиться — но я поднял голову и толкнул мускулы на полную мощность. Мы оба стремились добраться до безопасности земли, где, по крайней мере, мы могли найти кустарник, чтобы скрыться под ним, если мы подвергнемся нападению.

Мы покрыли приблизительно половину расстояния, когда в воздухе над головой раздались те же самые тяжелые колеблющиеся звуки, которые прервали наш сон. Порывы ветра разрезали воду вокруг нас. Приостановившись, мы посмотрели и увидели кое-что колеблющееся далеко выше. Это казалось маленьким, но оно было таким, потому что оно было далеко.