— Понимаю. Мы были у врача. Иришка была нашим единственным ребенком.

Я извинился. Для Наташи еще один удар. Интересно, что чувствует женщина, когда врач ставит такой диагноз? Такая женщина, как Наташа. Не стервозная лярва из поколения меркантильных самок, а именно женщина. Что она в этот момент чувствует? Страшный экзамен нельзя пересдать или отложить. Женщина, осознающая, что не может дать жизнь другому человеку. У Наташи еще сложнее. Она дала жизнь, а эту жизнь забрали. И у Ириши, и у нее.

— У меня знакомый. Его жене семь лет говорили, что они на кроватки и шелковые балдахинчики в магазинах могут не заглядываться. Английские эскулапы помогли.

— Не тот случай, Тема. Наташка, она… Она как скорлупа. Пустая она, Тема.

— Андрюша, на сегодня жонглирование рюмками оставляем. Тебя юзом несет.

— Да никуда меня не несет. Я же вижу… Она гибель Иришки пережила. Просто взяла и пережила. А я пережить не могу… Наташка, она ведь эмоциональная, темпераментная. А тут… Тихие слезы в платочек. Помнишь, как она убивалась, когда Риана умерла? Ты еще не все видел. В истерике билась, ночью неотложку пришлось вызывать. А похоронили Рианку на даче. Так Наташа каждый день подолгу у ее могилы сидела, что-то говорила тихо. Над собакой исстрадалась вся, душа Наташкина изнанкой выворачивалась! А уход Иришки пережила. Как будто переступила через горе. А ведь большего горя в жизни у нее, наверное, не было.

Машину оставили на стоянке. Таксист сально уговаривал на посещение какого-то элитного борделя. Раньше они возили в багажниках водку, сейчас приборные панели таксометров напоминают визитницу без обложки. Массажный салон «Elegija», эскорт-услуги от «Miss L». Переход с торговли «жидким хлебом» на «мясную» розницу.

Завернули в «Колонну». Грустный латыш на синтезаторе пытался реинкарнировать Джо Дассена. Выщипанные брови делали неуклюжую волну. Мимика сериальных героев отражалась в огромном зеркале. За барной стойкой лениво потягивали коктейль шлюхи из юниорок. Водка уже не обжигала. Андрей пустился в лабиринты ностальгии. Вспомнил название заведения в советские времена. Хвалил вышибалу Рихарда, который завсегда помогал избежать очереди. Сказал, что шлюхи были добрее. Я, в принципе, злых и не видел. А может, просто не попадались.

Из «Колонны» мы переместились в «Monte Cristo». На часах около двух ночи. Танцпол отражал медленно движущиеся силуэты. Консумация. Слово, напоминающее медицинский термин. Самой младшей лет семнадцать. Те, кому за тридцатник, к этому времени либо устают, либо их разбирают. Консумация… Менструация души. Иногда они говорят правду, зачастую врут. Главное — зацепить. Зацепив душу, шансы зацепить бумажник намного выше. Андрей снял пиджак, нетвердо вышел на середину зала. Несколько часов назад в его зрачках отражались пляшущие огоньки заупокойных свечей. Сейчас пляшет он. В зрачках отражаются блики цветомузыки.

— У вас грустный взгляд. Извините, не представилась… Анжелика.

Вряд ли ее звали Анжеликой. Имя — как первый шаг к успешной работе. В миру она, скорее, Ольга или Светлана. В их работе представляться нужно первой. Называя имя, проявляешь инициативу.

— В этом городе у большинства людей взгляды либо грустны, либо сосредоточенны. Это осень. Осень на улицах, осень в душах… Артем. Меня зовут Артем.

— Мне кажется, с вами должно быть интересно.

— Где?

На мгновение она растерялась. Подвела реакция.

— В разговоре.

— А мне кажется, что интересно бывает только в спорах.

— Согласна. В споре можно победить, а можно проиграть. Но и в разговоре можно обрести что-то новое. Допустим, знания. Я бы даже сказала, опыт. Вот вы, судя по возрасту, человек опытный…

— Что, так плохо выгляжу? — спрашиваю.

— Ну что вы? Я бы дала вам лет сорок, может, даже тридцать восемь.

Мне захотелось ее немного разочаровать. Я ушел в минус шесть.

— А мне всего тридцать четыре.

— Ой, простите… Значит, день не задался и вы просто устали.

— И вправду устал… Днем — похороны, ночью — танцы. Вот мой друг, который недавно скорбел у гроба покойного, лихо подпитывается энергией в компании ваших коллег. А подпитайте меня энергией, Анжелика!

Па Андрея напоминали ритуальные пляски. Он вскидывал руки над головой, резко падал на колени, водил ладонями по разноцветным квадратам настила.

— Энергией?.. А давайте сначала вы! Я бы с удовольствием попробовала коктейль «Лагуна блаженства».

Бармен все понял по моему взгляду. Виновато улыбнувшись, он произнес:

— Пятьдесят восемь лат.

Мне показалось, что девушка смутилась. Может, даже покраснела. В ночных клубах трудно разглядеть налет пунца — дым, цветомузыка.

— Анжелика, а сколько раз за вечер, простите, за ночь вы можете нырнуть трубочкой в эту самую «Лагуну блаженства»?

— Ну… Раза три.

— Вы так быстро сопьетесь, Анжелика. Сухая кожа, запах изо рта, ранний гастрит… Но дело даже не в этом. Если я три раза окуну вас в блаженство лагуны, финальный протокол посиделок зашкалит за триста долларов. По логике вещей, после таких коктейлей я должен распахнуть перед вами дверцу как минимум «лексуса». Вы долго будете отнекиваться и, вполне возможно, что так и не сядете в машину, заявив, что консумация это не проституция. Но у меня больше нет «лексуса», хотя деньги на коктейли имеются.

— Ладно… Один коктейль и хороший секс без «лексуса»…

На следующий день Андрей звонил с извинениями. Сказал, что во всем виновата водка. Бедная, несчастная, чаще Господа поминаемая всуе водка! Трезвенники от рождения, бросившие после кодировок и вшиваний, несчастные жены и дети алкоголиков — все они винят водку. Во всех бедах и неудачах. И устрой они показательный процесс над сорокаградусной прозрачностью, водка получила бы не два и даже не десять пожизненных сроков. Но потом бы спохватились от скуки и очередного скачка наркомании.

Не знаю, продолжал ли свой похоронный марафон Андрей после ухода в мир иной Леонида. Во время редких встреч не заводил разговоров об обитателях печальной сени. Мне подумалось, что его отпустило. Вечно скорбеть простительно только старушкам-плакальщицам, а этот жанр похоронного фольклора уже не в моде…

Июньским вечером мы с друзьями сидели в одном из юрмальских шантанов. Перед глазами мелькали загорелые ляжки пляжниц, обтянутые джинсовыми шортиками. Из-под прозрачных топиков хищно целились упругие груди, острия язычков слизывали крем-брюле.

Мимо по третьему разу продефилировала девушка с утомленным лемуром на перекачанном плечике. Еще немного, и прохладная балтийская ночь заискрится в хороводе одноразовых приключений.

Телефон озорной игрушкой завибрировал по столешнице, задел бокал, и через мгновение мелкие осколки неправильной мозаикой усыпали серый асфальт. Кто-то пошутил, что на счастье. Звонил Андрей. Он был пьян. Говорил о любовнице, которая годится ему в дочки и не годится для жизни. Нелестно отзывался о Наташе. Я выборочно слушал, изредка поддакивая.

— …А теперь собственно то, из-за чего я и позвонил, старина. Тема, я снова хочу пригласить тебя на похороны. До этого я предлагал тебе на них сходить, а сейчас приглашаю. И ты не откажешь мне, Темка! Потому что… Потому что это будут мои похороны. Обнимаю, и не грусти.

Не отводя телефона от уха, я поймал себя на мысли, что жду коротких гудков. Я забыл, что в мобильных телефонах нет коротких гудков. Я забыл номер Андрея, хотя прекрасно знал его наизусть. Клавиши пищали с каким-то отвратительным надрывом: «Абонент выключен или находится…»

На выезде из Юрмалы с дьявольским ревом обогнали три рокера. Стрелка спидометра била в такт барабанщику «Rising Force». «Абонент выключен или находится вне…» У ворот дома стояли машины Игоря и Полины, близких друзей семьи. Над тихой улочкой лилось поскуливание Стиви…

Рев мощных мотоциклов… Для кладбища — звук не столь привычный, как марш Шопена. Мрачные ряды чопперов разбавляли яркие цвета байков. Чуть поодаль парковались авто. Желающих пособолезновать было в достатке. Несколько парней в косухах с эмблемами клуба прикладывались к бутылке виски. Подошел к Наташе.