— Пожалуйста, Михаил Максимович. Всегда рад тебя видеть.

Стуков положил трубку. Нахмурившись, прикурил погасшую сигарету. Подобные разговоры он всегда принимал с неприязнью, каждый раз поражаясь той необъяснимой находчивости, с какой не в меру ловкие и пронырливые люди, попав в неприглядные переплеты, находят самые невероятные пути и знакомства, чтобы «повлиять» на сотрудника, ведущего дознание или следствие. Как раз это, считал Стуков, было и в сегодняшнем разговоре с профессором. Правда, Михаил Максимович, человек умный и порядочный, был, конечно, далек от мысли предлагать сделку с совестью, но его просьба — помочь Айрапетову разобраться «в дебрях уголовно-процессуальных положений» — больно задела Степана Степановича. Как будто без этого влиятельного звонка сотрудник уголовного розыска мог спустя рукава отнестись к судьбе Айрапетова.

Несколько раз кряду затянувшись сигаретой, Стуков сел за стол и достал папку с текущими делами. Однако сосредоточиться не успел. В кабинет вошла миловидная, модно одетая дама. Едва взглянув на нее, Степан Степанович — со слов Бирюкова — узнал Евгению Петровну Айрапетову. Предчувствуя неприятный разговор, сухо предложил ей сесть. Чтобы не выказать своего раздражения, достал новую сигарету. Евгения Петровна устало опустилась на стул, поставила к себе на колени черный внушительный портфель и, отрекомендовавшись, возбужденно заговорила:

— У меня к вам чрезвычайно серьезное дело. Мой сын попал в нелепую историю, и я, как мать, прошу выручить его из беды. Уверяю, Игорек ни в чем не виноват. Его запутали махровые авантюристы. Он невероятно доверчив к людям, почти ребенок в понимании человеческих отношений…

— Простите, — осторожно перебил Степан Степанович, — сколько лет вашему ребенку?

— Игорьку? Тридцать… — Евгения Петровна словно поперхнулась и тут же заволновалась пуще прежнего: — Да разве в возрасте дело! Игорек рос среди порядочных людей и в тридцать лет остался доверчивым, как ребенок. Боже! У него защита диссертации на носу, и вдруг такое горе свалилось. Не представляю, что делать?.. Что делать?..

— Я знаком с вашим сыном и, мягко говоря, с его горем.

— Почему «мягко говоря»? — насторожилась Евгения Петровна.

— Потому что Игорь Владимирович не производит впечатления недоросля. Это красивый, обаятельный, умный и очень сообразительный мужчина.

— Боже! Какой он мужчина! — Айрапетова страдальчески поморщилась. — Игорек даже женат не был ни разу, хотя другие в его возрасте…

Степан Степанович улыбнулся:

— Разве, чтобы стать мужчиной, непременно надо жениться?

— Вы несколько не так меня поняли. Для матери ребенок даже в солидном возрасте остается ребенком. Неужели вы с этим не согласны?

— Согласен, — Стуков наклонил голову, — с той лишь поправкой, что с достижением совершеннолетия «ребенок» уже начинает нести ответственность за свои поступки без участия матери.

Айрапетова растерянно уставилась на Степана Степановича, торопливо достала из портфеля носовой платок и вытерла внезапно появившиеся слезы. Затем жалобно всхлипнула и тихо обронила:

— Если бы вы знали, какая сейчас творится буря в душе Игоря. У него уже нет сил бороться…

— Если он ни в чем не виноват, нет оснований ударяться в панику.

— Но покой Игоря надо беречь! Мой сын — талантливый врач!

— Талантливости у Игоря Владимировича, как врача, никто не отнимает.

— Разве это не главное? — Евгения Петровна нервно смяла в ладонях мокрый от слез платок. — Разве таких людей, как Игорь, можно садить на одну скамью с уголовниками?

— Закон одинаков для всех, и уголовный кодекс не подразделяет преступников на талантливых и бесталанных.

— Боже! Уголовный кодекс, преступник… Какие жуткие слова! Умоляю, помогите мне спасти сына. Я ни с чем не посчитаюсь… — заметив, как нахмурилось лицо Стукова, Евгения Петровна испуганно замахала руками: — Нет, нет!.. Я не предлагаю подарок, я хочу сказать, что оплачу сторицей весь ущерб, причиненный уголовниками, воспользовавшимися доверчивостью моего сына. Ведь, передавая дело в суд, вы можете написать, что Игорька запутали рецидивисты. Вы уже закончили расследование?

Степан Степанович с силой раздавил в пепельнице сигаретный окурок.

— Уголовный розыск, Евгения Петровна, занимается раскрытием преступлений. Мы первыми выходим на преступника, при необходимости задерживаем его. Последнее слово в расследовании скажет следователь.

— Вы опытный человек, посоветуйте ему, чтобы он сказал об Игорьке доброе.

Стуков вздохнул:

— Мой долг — соблюдать максимум объективности.

— Не хотите помочь?

— В таком деле — не могу. Знаете, как говорят: рад бы в рай, да грехи не пускают.

Евгения Петровна оскорбленно поднялась со стула и решительной походкой направилась к выходу. Взявшись за ручку двери, обернулась, встретилась со Стуковым взглядом и заговорила вызывающе сердитым тоном:

— Вы пожалеете о своей черствости! Я дойду до самого главного вашего начальства, пройду по всем юридическим инстанциям! Куплю самого лучшего адвоката, он оправдает Игорька…

— Адвокаты не вещи, чтобы их покупать, — сказал Степан Степанович.

— Боже! Не цепляйтесь к словам! — Айрапетова поморщилась и, не сказав обычного «до свидания», изо всей силы хлопнула дверью.

Появившись в райотделе, Бирюков прежде всего зашел в кабинет к Славе Голубеву, уехавшему из Новосибирска несколькими днями раньше. Слава обрадованно вскочил из-за стола и, здороваясь с Антоном за руку, воскликнул:

— Наконец-то! Подполковник истосковался по тебе. Просил, как прибудешь, сразу к нему, — и не утерпел, поинтересовался: — Как Игорь Владимирович Айрапетов?..

Антон поставил на пол портфель. Придвигая к столу стул, сказал:

— Игорь Владимирович не глуп. Понял, что нам многое известно. Рассчитывая на смягчение, почти во всем признался, но нужны дополнительные факты, чтобы подтвердить его показания.

— Я сразу приметил, что шустряк он отменный, — Голубев интригующе подмигнул. — Факты есть. Причем упрямые, как говорится. Дунечка показания дала — капитальная сила! Следователь Маслюков все-таки разговорил ее.

— Ну и что она показывает?

— Подробности узнаешь у подполковника. Я только вкратце расскажу. Начну с того, что Дунечка, не колеблясь, опознала Айрапетова по фотографии. Оказывается, два года назад она лечилась в областной больнице от запоя, а Игорь Владимирович консультировал там в женском отделении. Накануне кражи из магазина, в субботу, во второй половине дня Айрапетов зашел в пивной бар «Волна». Дунечку не узнал, зато она его признала сразу, но вида не подала. Объясняет, что постыдилась своего бывшего врача. Игорь заказал кружку пива и стал за свободный столик. К нему быстро подкатился электромеханик с подстанции Иван Лаптев и предложил вяленую рыбу в обмен на кружку пива. Игорь дал ему полтинник. В это время в бар явились Мохов и Костырев — оба крепко выпившие. Мохов и Айрапетов заговорили как старые друзья, стали рассматривать золотые часы, которые показал Мохову Айрапетов. Костырев сторонился компании и через какую-то минуту, встретив монтера Шумилкина, вышел из бара. Вскоре двинул к выходу и Игорь Владимирович, передав перед этим Мохову сколько-то денег. Выйдя из бара, он недолго разговаривал с шофером стоявшей неподалеку «Волги», сел в машину и уехал. Оставшись один на один с Лаптевым, Мохов стал уговаривать его чего-то отключить. Дунечка, убирая с соседнего стола пустые кружки, слышала, как, расставаясь с Лаптевым, он сказал: «Смотри, Иван, чтобы точно с двух тридцати ночи… иначе сам со мною погоришь, — и тайком сунул ему деньги. Лаптев допил пиво, подозвал Дунечку и попросил ее достать что-нибудь покрепче. У буфетчицы «в заначке» имелся коньяк. Лаптев купил бутылку и ушел. Кстати, по словам Дунечки, он появлялся в баре часто. Менял рыбу на пиво и выцеживал чуть ли не по десятку кружек…

— Значит, все-таки Мохов, а не кто другой, договаривался с Лаптевым насчет отключения?.. — спросил Антон.