— В тот вечер Суркова знала о другом письме, на котором вы подписали только адрес.
— О другом?.. — удивился Айрапетов. — Что-то не помню, какие адреса я подписывал.
— Это уже не джентльменский разговор. — Антон с упреком посмотрел на Игоря и положил перед ним копию второго заключения экспертизы, исследовавшей конверт с письмом московского инженера.
Выдержка изменила Айрапетову — на его лице появилась растерянность, и Антону вдруг стало неловко, будто он играет с Игорем, словно кот с пойманной мышью. Имея такие сведения, как показания Остроумова и Мохова, не стоило большого труда припереть Игоря к стенке. Однако, чувствуя уверенность, Антон не торопился раскрывать карты — слишком необычный «игрок» сидел перед ним. Надо было разобраться в мотивах преступления и, главное, установить истинное лицо Айрапетова.
— Вспомнил, — тихо сказал Игорь. — В тот же раз Мохов дал мне какое-то письмо, которое я даже не прочитал, и попросил надписать конверт таким же почерком. Не задумываясь, начеркал ему что-то похожее.
— Для чего нужны были Мохову эти фальшивые письма?
— Он хотел сагитировать друга уехать куда-то на север, а друг не соглашался. Так, во всяком случае, Мохов мне объяснял.
— Вам известно, кто Мохов?
— Я не интересовался подробностями его биографии.
— Напрасно. Там и без подробностей — сплошная уголовщина. Любопытно, что вас заставило общаться с ним?
— Видите ли… Я никогда не ищу в общениях с людьми корыстной цели. И никогда не отталкиваю от себя людей. При положительном влиянии, бывает, даже матерые уголовники бросают свое преступное ремесло.
— Мохов не бросил.
— Значит, я ошибся в нем.
— Как к Мохову попало письмо Василия Михайловича Митякина, которое тот получил от Березовой?
Айрапетов усмехнулся и ответил самым искренним тоном:
— Это для меня новость. С Митякиным мы школьные друзья. Последний раз встречались около месяца назад, на железнодорожном вокзале. Кроме Васи, были я, Бураевская, Мохов и мой дядя Николай Петрович. Ни о каких письмах при встрече не велось разговора.
— После той встречи не виделись с Митякиным?
— Нет. Время меняет людей. Вася Митякин тоже изменился. От школьной дружбы ничего не осталось.
Что-то насторожило Бирюкова в ответе, и он, стараясь сосредоточиться, задал побочный вопрос:
— Игорь Владимирович, чем вызвана привязанность вашего дяди к игрушечной собачке?
— Это давняя тяжелая история. Николай Петрович, с женой и пятилетней дочерью Зиночкой, попал в автомобильную катастрофу и только чудом остался жив. Жена и Зиночка погибли. У каждого, даже самого здорового человека существует предел так называемой физиологической выносливости, и когда этот предел перейден, развивается, говоря языком медицины, психогенное расстройство. Оно у Николая Петровича усилилось полученной в катастрофе травмой головы. Игрушечная собачка — его память о погибших дочери и жене. Мы пробовали собачку спрятать, надеясь, что дядя быстрее забудет трагедию. Однако Николаю Петровичу стало еще хуже — он чуть было не лишился рассудка полностью. Эту игрушку очень любила Зиночка, она была моей сверстницей.
— Зачем Николай Петрович ездил в райцентр в прошлое воскресенье?
— Говорит, отдыхать. Он часто уезжает туда без моего разрешения.
Пришло время задать самый главный вопрос, и Антон спросил:
— Чем вы, Игорь Владимирович, объясните такое совпадение: в один и тот же день у вас снято пять тысяч рублей в сберкассе, а у Остроумова на эту же сумму открыт счет?
— Не может быть… — почти прошептал Айрапетов.
Бирюков положил перед ним выписки из сберкассовских лицевых счетов, сухо проговорил:
— Чтобы не играть в кошки-мышки, добавлю: Остроумов передумал садиться на скамью подсудимых за кражу. Не выгодно ему показалось отсиживать за чужие грехи.
Айрапетов, вскочив из-за стола, заходил из угла в угол по комнате. Затем сел на прежнее место, хотел налить себе вина, но передумал. Смял в пепельнице недокуренную сигарету и, нервно щелкнув зажигалкой, прикурил новую.
— Я действительно заплатил Остроумову деньги, — жадно затягиваясь табачным дымом, заговорил Игорь. — Однако вовсе не потому, что принимал участие в краже. Мохов за бесценок продал мне золотые часы, и когда я понял, что уголовный розыск напал на его след, испугался. У страха глаза велики, под его влиянием я стал ворочать глупость за глупостью…
— Разве вы не знали, какие вещи продаются за бесценок?
— Знал, разумеется. Поэтому и всполошился.
— Неужели без этих часов не могли прожить?
— Мог. И вовсе не разбогатеть на них хотел… — Игорь стыдливо опустил глаза. — Видите ли, все мы, человеки, в душе немного сволочи. Хотел я эти часики раздарить своим оппонентам после защиты диссертации. Этакий великодушный фарс хотел разыграть. Вот и доигрался…
— Что рассказывал Мохов о магазине?
— Ровным счетом ничего.
— Когда состоялась купля-продажа?
— В воскресенье утром.
— Билеты Мохову и Костыреву на самолет вы покупали? — сделав ударение на слове «вы», спросил Антон.
— Я. В аэропорту у меня есть знакомые.
— Мохов знакомил вас с Костыревым?
— Нет.
Допрос только начинался…
22. Портрет без ретуши
Не один день понадобился Бирюкову для выяснения обстоятельств дела. Время шло, а полная картина кражи не прорисовывалась. Не стирались приятные краски ретуши с портрета Игоря Айрапетова, не хватало какого-то очень важного соединительного звена в преступной цепочке Лаптев — Гоганкин — Мохов — Айрапетов. Кто из них запевала? Кто оказался причастным к преступлению по воле случая? Какова доля вины каждого из них?
Но сильнее всего интересовало Бирюкова подлинное лицо Игоря Владимировича Айрапетова. Антон больше склонялся к тому, что преступник не может стать врачом, а вот врач может скатиться на преступный путь. Чем вызвано падение врача Айрапетова? Когда оно началось?.. С фальшивого письма Костыреву? С покупки краденых часиков у Мохова? Скорее всего, значительно раньше… Ведь уже Бураевская в свое время подметила, что Игорь способен на заведомую подлость. Значит, уже тогда он был готов пойти на связь с преступниками.
Загадкой оставалось и письмо Березовой к московскому инженеру Василию Михайловичу Митякину. Каким путем оно оказалось у Мохова? Не организовал ли эту фальшивку с помощью Айрапетова сам Митякин? Хотя Светлана безоговорочно верит в порядочность Митякина, но, если у того по отношению к ней были серьезные намерения, то Костырев мог оказаться третьим лишним и, чтобы от него избавиться, Митякин мог попросить Айрапетова… Ведь ради чего-то они встречались на вокзале. Ради чего?..
С нетерпением ожидал Бирюков возвращения Митякина из Томска. Наконец Василий Михайлович появился в Новосибирске. Договорились встретиться в гостинице «Центральная», где Митякин снял одноместный номер. Направляясь к нему, Антон предполагал увидеть подвижного молодого мужчину, чем-то схожего с Айрапетовым. Однако предположение не оправдалось. Василий Михайлович оказался не по возрасту степенным, высокого роста, с глубокими залысинами в заметно поредевших волосах и с несколько грубоватыми чертами худощавого лица. Предложив Антону сесть в кресло, сам Митякин осторожно присел на краешек стула, предварительно приподняв штанины брюк, словно боялся, как бы не измять элегантно наутюженные стрелки. Чувствовалось, что к появлению сотрудника уголовного розыска он относится настороженно.
Разговор долго не клеился. Даже на второстепенные вопросы, касающиеся Айрапетова, Митякин отвечал, предварительно подумав, осторожно подбирая слова, как будто до смерти боялся сказать лишнее. Убив целый час на беседу, Бирюков смог выяснить, что вырос Айрапетов в обеспеченной семье и со второго или третьего класса за ним закрепилось прозвище «Богатый». В отличие от некоторых зазнаек из обеспеченных семей Игорь был на редкость простецким парнем и учился здорово, без зубрежки. Среднюю школу закончил, чуть-чуть не дотянув до золотой медали, и в медицинский институт поступил без протекции, хотя мама с папой и навязывали ему свои услуги. И в студенческие годы Игорь продолжал оставаться общительным, энергичным, любил веселые компании. Родительских денег не жалел, одалживал их налево и направо, платил за друзей в ресторанах, водил знакомство с легкомысленными девицами, имел массу поклонниц, но своей популярностью у них не злоупотреблял. Были, конечно, и чудачества, но не выходящие из рамок.