Жена толкнула Шитова в бок:

— Ну, ты чего не ешь? Я бутербродов наготовила, а они лежат. Поешь! С утра же ничего… Мы пять часов уже едем.

— Плывем, — поправил Шитов. — В крайне случае — идем.

— Идем, плывем… Какая разница! Ты — ешь… Жаль только, что чая нет, — вздохнула жена. — Сходи в буфет, что ли, хоть воды принеси.

— Какой?

— Да любой: апельсиновой, мандариновой… Только не вздумай там пиво брать!

Ну, далось ей это пиво… Ощущая тяжесть и гудение во всем теле, Шитов потащился по крутым трапам на верхнюю палубу. Было такое чувство, что на плечах не голова, а гиря-двухпудовка. Страшно было голову наклонить: сорвется с плеч — хрен поднимешь!

Пива в буфете не было. И вообще буфет был еще закрыт. Откроется не раньше, чем через час, если верить расписанию. Пришлось возвращаться в каюту с пустыми руками.

— Закрыт. Через час откроется, — сказал Шитов. Достал из куртки сигареты, спички, двинулся в курилку. Тотчас же парень напротив — тот самый, скуластый, вроде бы сильно пьяный, поднялся с кресла и вышел следом.

Шитов успел уже подкурить сигарету и выдохнуть первую затяжку, как в курилку заглянул скуластый.

— Дай огоньку! — попросил он. Пыхнул раз, другой, блаженно выдул дым в потолок — и подмигнул Шитову, будто старому знакомому:

— Вот с кем я похмелюсь сегодня! С тобой, земеля, — весело сказал скуластый. — Да я тебя сразу усек. Вижу, трубы горят у мужика… ну как не помочь? Небось, после вчерашнего головка вава? Ничего, сейчас докурю — и похмелимся. В момент!

— Я не буду, — покачал Шитов головой. — Не хочу.

Что-то удерживало его от мимолетного знакомства с этим скуластым. Но что? Вроде бы парень как парень…

— Да ты не стесняйся! По сто грамм водочки — и хорош… И закусить чем найдется.

— Нет, спасибо.

— А ты все-таки выпей водочки, выпей. Легче будет! — с каким-то особым значением произнес парень. — Не бойся, мы — по-быстрому, и жена не узнает… Ну, что, принести стакашик?

Шитов заглянул скуластому в глаза. Пустые и холодные, они смотрели не на Шитова, а как бы мимо него. Но эти глаза все видели и все замечали — Шитов мог бы в этом поклясться.

— Не буду, — сказал Шитов, собирая всю твердость. — Не буду. Не проси.

Парень с холодным безразличием затянулся сигаретой.

— Ну, не хочешь — не надо, — сказал он. И вдруг предложил, безо всякого перехода: — А хочешь, анекдот расскажу?

Что-то отдаленное, пьяное, вчерашнее колыхнулось у Шитова в памяти. Но голова гудела, и память отказывалась служить.

— Ну, расскажи, — Шитову было все равно.

— Вот, слушай… Звонят, это, значит, одному мужику по телефону. «Але?» — мужик спрашивает. А ему говорят: «Ваша теща упала в бассейн с крокодилами. Крокодилы выехали спасать…»

Бом-м! Словно колокол ударил у Шитова над головой. Паром… анекдот… Да не это ли имел в виду Валентин, когда рассказывал вчера о сахалинском рэкете?

Шитов почувствовал, как под ключицами будто бы выкачали насосом — пусто, холодно. И тоскливо. Так тоскливо! («Так вот она какая — тоска смертная!»). А парень курил и смотрел на Шитова, курил — и смотрел…

— Ну как тебе, земеля, анекдот? — скуластый подмигнул Шитову своим пустым глазом. — Может, все-таки выпьем? Легче будет!

— Да я и так… Нормально… — как-то невпопад ответил Шитов. Бросил сигарету в угол и подался из курилки в каюту.

— Накурился? Ну, посиди тогда, а я схожу кое-куда…

Жена поднялась, и Шитов сел на ее место. Сумка с деньгами стояла чуть впереди и слева от него. Машинально Шитов подвинул сумку к себе поближе.

Только что услышанный анекдот гвоздем торчал у Шитова в голове. Если эта встреча со скуластым — случайность, совпадение, и анекдот к нему, Шитову, не имеет никакого отношения, то все равно… Все равно — странно все это! — думал Шитов, незаметно поглядывая на скуластого. Тот же сидел, как ни в чем не бывало в своем кресле, но уже не как пьяный — скорчившись и положив голову на подлокотник, а как все тверезые люди сидят — откинувшись на спинку кресла, и даже нога за ногу заброшена. А был ли он на самом деле пьяным? — засомневался Шитов. Может, и пьяным-то прикидывался лишь затем, чтобы было не так подозрительно предлагать ему, Шитову, опохмелиться? Вроде бы и тот — с похмелья, и этот… Отчего же не выпить? Опять же, из пьяного хоть веревки вей, особенно если в водку какая-нибудь гадость подмешана…

Шитову показалось, что рассуждения у него — верные. Тем более — этот анекдот… Стал бы его скуластый рассказывать просто так? Он ведь даже не смешной, анекдот» «Нет, это рэкет, — билось и пульсировало в мозгу. — Рэкет, рэкет!..»

БМРТ «Академик Елистратов» стоял на корсаковском рейде — готовился идти на Южные Курилы, а оттуда — в Японию, на Хоккайдо. Накануне была закончена бункеровка судна, а сегодня с утра капитан Кузнецов приехал к Каратову — уточнить кое-какие детали предстоящего рейса.

— Судовая роль при тебе? — спросил Каратов. — Ну-ка, дай, посмотрю…

Длинная колонка фамилий. Год рождения, образование, должность, номер и серия Паспорта моряка… Фамилии как фамилии, должности как должности… Наивно было бы полагать, что у «Камчадала» фамилия, скажем, Камчатский. Или — Камчадалов. Держи карман шире!

— А кто вот этот — Камашко? Он у тебя вахтенным матросом идет. — спросил Каратов. Кузнецов задумался на мгновенье:

— Да с Украины парень… На заработки приехал. Два рейса уже сходил. Нормально работает. А что?

— Да так…

Нет, положительно, «Камчадала» по фамилии искать — все равно, что пальцем в небо тыкать. Эх, Крашенников, Крашенников! И черт тебя дернул в то утро… Впрочем, поздно об этом говорить.

— Когда встречаетесь с Проценко? — спросил Каратов, возвращая судовую роль Кузнецову.

— Двадцать пятого, в «нейтралке», юго-западней Кунашира.

— Через десять дней, значит… Успеет-то Проценко с уловом подойти?

— Я думаю, успеет. Он дал радио — трюма почти полные. Пару-тройку заметов — и под жвак.

— Хорошо, Павел Артемьевич, возвращайтесь в Корсаков… Да, еще, — Каратов встал из-за стола первым, подошел к окну, глянул на городскую панораму. Бросилось в глаза здание городского театра. Видимо, Каратов что-то вспомнил — усмехнулся уголком рта. — Я вот что думаю, Павел Артемьевич, — Каратов отвернулся от окна, — Вот, скажем, если моряк… Ну, не моряк даже, а просто какой-то человек… Если он, предположим, родом с… ну, Магадана, Харькова… Как его будут звать на судне?

— А черт его знает! — откровенно удивился Кузнецов. — Да так и будут звать — по имени… Хотя, вот у меня на «Шантаре»… ну, это давно уже было… У меня там боцман ходил в моря, из Одессы, кстати. Так его так и звали — Вася-одессит.

— Одессит, говорите? Понятно… Дай-ка мне еще разок судовую роль!

Слегка удивленный Кузнецов достал из папки бумаги.

— Так, так… Ну, пожалуй, хоть этого, — Каратов черканул красным фломастером. — Ты завтра после обеда уходишь? Ну, вполне успеешь… — И показал Кузнецову судовую роль. — Вот этого, из палубной команды, Пелипенко… Вот его снимешь с рейса. Ну, придумаешь что-нибудь… Не мне тебя учить!

— А кого же поставить? Да и документы… Ты что, Игорь Павлович? Ты же меня без ножа режешь!

Но Каратов лишь отмахнулся:

— Ерунду говоришь, капитан! Одного с рейса снимешь — другого поставишь. Только и всего! Вот, я тебе прямо в судовую роль его фамилию впишу… Документы у парня в порядке.

Кузнецов положил судовую роль в папку, пожал Каратову руку и вышел за дверь.

На следующий день, часа в два пополудни, «Академик Елистратов» снялся с якоря и направился курсом на ост. Нужно было зайти в Южно-Курильск — доставить соль и бочкотару местному рыбколхозу, где у ТОО «Круг» к тому времени уже имелся свой пай. Там же, в Южно-Курильске, Кузнецов намеревался и «закрыть границу» перед тем, как отправиться в порт Вакканай.

Новый матрос, прибывший на судно часа за три до отхода, ничем не отличался от списанного на берег Пилипенко. Так, во всяком случае, показалось Кузнецову. Лет тридцати, крепкий, скуластый, прическа «ежиком»… Судя по паспорту моряка, ходил два раза в Японию — на «Капитане Воронине». Что еще? Ну, может, глаза слишком уж холодноватые… А у кого, простите, по нашей-то жизни глаза мед да патоку льют?!