Прежде чем дать ответ, Гарц плеснул в рюмки коньяк, долго выбирал из коробки подходящую конфету, отложил ее и подрезал еще апельсина. Словом, тянул время, обдумывал услышанное. Феномен общения? Да, что-то Гарц об этом читал… Это похоже на то, как преступник устремляется в толпу, надеясь скрыться в ней, например, уезжает в большой город. То же и в общении: на рауте, на светском приеме, просто на дружеской пирушке люди как бы торопятся высказаться кому-то из тех, кто им кажется наиболее подходящим для этих целей. И тогда происходит утечка информации, которая впоследствии трансформируется в слухи либо в догадки… Сбивчивое, конечно, объяснение, но основа — верная: сокровенные тайны чаще всего выбалтываются отнюдь не в разговорах с глазу на глаз…

— Ну, предположим, я вам доверяю. И что с этого? — Гарц приподнял рюмку, чуть качнул ее в воздухе, приглашая гостя последовать своему примеру, выпил, без стука поставил рюмку на стол. Гость тоже не оставил рюмку полной. — Ну и что с того? — повторил Гарц. — Чем вы сможете мне помочь?

— Всем, — коротко ответил гость. — У меня ведь на Сахалине тоже есть… свои интересы!

За неделю до этого рейсом № 16 «Москва — Южно-Сахалинск» на остров прилетел человек лет пятидесяти с бесцветным, совершенно не запоминающимся лицом. Летел он, кстати, в одном салоне с Гарцем, но к генеральному директору так ни разу и не подошел. Гарц сел в поджидавшую его темно-серую «тойоту» и уехал в город. А Виктор Сергеевич (это был он) предпочел добираться до Южного на рейсовом автобусе.

Кажется, с Гарцем Виктор Сергеевич все-таки встретился, но позже и не в офисе: разговаривали они в машине, выехав за город. Там же Гарц передал и деньги — пять тысяч долларов. Потом вернулись в город. Виктор Сергеевич вышел у гостиницы рядом с железнодорожным вокзалом, Гарц же поехал к себе в четырнадцатый микрорайон.

С утра Борис Моисеевич занялся хлопотливым делом — созданием торговой фирмы. Быстро подготовил устав, позвонил куда надо, попросил ускорить регистрацию… Фирма появилась в рекордно короткие сроки — буквально через десять дней. Директором «Кондора» стал некто Мешкаев Егор Иванович, которого рекомендовал Гарцу лично Виктор Сергеевич. Где он разыскал этого человека и что их связывало в прошлом — будем считать профессиональным секретом бывшего полковника ГРУ. Но Егор как никто другой подходил к той роли, которую ему определил Виктор Сергеевич. И Гарц против этой кандидатуры, естественно, возражений не имел.

Было у Виктора Сергеевича еще несколько встреч — с разными людьми и в разных концах города. То, что было обговорено с Гарцем еще там, в Москве, требовало бешеной энергии и максимальной осторожности. Старая школа, однако, Виктора Сергеевича не подвела. Он сделал все, что нужно, и даже больше того — придумал, как пустить по нужному следу сыскарей из 6-го отдела. Каким образом? Это неинтересно. Главное, что приманка сработала на все сто.

…В тот день Крашенников с утра собирался ехать в Корсаков. Там, в межрейсовой гостинице для моряков, он должен был встретиться с человеком, про которого Каратов однажды сказал: «Это мои глаза и уши… Ты думаешь, Макс, пограничники случайно у Гарца восемнадцать тонн креветки тормознули? Как бы не так! Случайно только в лотерейку можно выиграть, да и то — десятку, не больше…». Видимо, подозревая, что РС у Южных Курил остановили для проверки не случайно, Гарц по приходу судна в Корсаков полностью сменил команду, укомплектовав «эрэску» подменным экипажем. Прежняя же команда была частью уволена, а частью — размещена в межрейсовой гостинице моряков, где и обитала вот уже месяц, пропивая остатки своего жалования.

Формально Крашенников работал начальником отдела рекламы в небольшой фирме «Сигнал», якобы занимавшейся ремонтом автомобилей. Фактически же уволенный из КГБ Крашенников работал на ТОО «Круг».

— Так надо, Макс, — не забывал повторять Каратов, время от времени встречаясь с Крашенниковым где-нибудь в «Кентавре» или «Саппоро». — Не будем гусей дразнить!

Главным «гусем», конечно же, был Борис Гарц. Фалеев, Сафонов, Кравцов и другие «островитяне» тоже были «гусями», но — поменьше, чуть ли не домашними, а значит, и не слишком опасными.

И тем не менее. Задев местных рыбопромышленников приватизацией «Сахрыбпрома» за эивое, Каратов сам поставил себя как бы вне закона. Схватиться с ним в открытую пока еще никто не отважился, но все растущая неприязнь к «заезжему москвичу», как за глаза называли Каратова, становилась все заметней. К тому же кресло первого сахалинского губернатора на поверку оказалось не столь уж и прочным, как это могло показаться несведущему в островных политических интригах. Губернатор еще выступал, убеждал, обещал и выдавал рекомендации по строительству светлого будущего на отдельно взятом острове, но ясно было даже непосвященному: солнце губернатора-профессора клонится на закат.

Последней каплей стала история с РС «Капитан Тихомиров», задержанным пограничниками в районе Южных Курил с контрабандной креветкой на борту. Пополз слушок, что «сдал» судно сам Каратов — в отместку Гарцу. И от Каратова отвернулись даже свои, приезжие, фирмачи. Всякое случалось на острове, но чтобы «сдавали» судно конкурента! Вокруг Каратова мгновенно образовалась пустота, как бы некая запретная зона, преодолеть которую отныне не решался никто. А переступить ее самому — такого желания у Каратова, честно говоря, не было.

Апрель на Сахалине обычно хотя и солнечный, но холодный. Собираясь ехать в Корсаков, Крашенников надел японскую куртку на меху, не забыл прихватить и перчатки. Похлопал по карманам, убедился, что ключи на месте. Аккуратно прикрыл за собой дверь и направился к гаражу.

Он успел распахнуть гаражные створки и уже собирался забраться в кабину «кароллы», чтобы вывести ее на улицу, как в гараж заглянул какой-то парень с пластиковым пакетом в руках.

— Слышь, земляк, тебе прокладки на «тачку» не нужны? Японские! Для блока цилиндров. Дефицит! — парень глядел на Крашенникова веселыми, чуть хмельными глазами.

Что с того, что Крашенников работал в КГБ? Что ж, по-вашему, бывший «комитетчик» — не автолюбитель? Ему тоже дефицитные прокладки нужны!

— За сколько продаешь? — спросил Крашенников, подходя к парню.

— Да по дешевке. За бутылку!

— Ну, покажи…

Парень сунул руку в пакет и тут же ее вынул — с баллончиком «черемухи». Крашенников, ослепленный струей газа, успел еще прижать ладони к лицу, отшатнулся от парня…

И больше ничего не успел сделать. Удар по голове и — все. Кончено.

После убийства Крашенникова Каратов понял: дело приобретает серьезный оборот. Но быстро взял себя в руки. Долго оставаться в бездействии он не мог.

— Поедешь в Корсаков, — сказал он Бацаю. — Зайдешь в межрейсовую гостиницу для моряков, встретишься там…

— Понял, — кратко сказал помощник. И тем же днем выехал в Корсаков.

Это была ошибка. Здоровяк Бацай был хорошо известен в портовом городе. Верные люди «срисовали» Бацая у гостиницы и узнали, с кем именно он встречался. И в тот же вечер донесли об этом Гарцу.

А через два дня в гостинице случилась драка. Пьяная, конечно. Среди моряков, перебивающихся от рейса к рейсу в подобных гостиницах, это в порядке вещей. Дрались вроде бы по-честному — без ножей. Однако приехавший по вызову наряд милиции обнаружил в одной из комнат труп. Кстати, был убитый совершенно трезвым и, по словам жильцов, в драку вообще не вмешивался.

Кто же убил матросика? Не известно. Искала милиция, искала… Да так никого и не нашла.

«Как там у классика? «Мысль изреченная — есть ложь»? Кажется, так… В таком случае, что же тогда — мысль неизреченная? Правда, только правда и ничего, кроме правды? Сомнительно, конечно, но, как одна из версий, сойдет…

Для меня неизреченная мысль — это цепь ассоциаций. Они цепляются одна за другую и часто заводят бог весть куда. Причем у каждой ассоциации есть своя устойчивая пара. Начнешь думать о Гарце — тут же вспоминаешь Каратова, стоит только вспомнить Фалеева — тут же Мешкаев перед глазами стоит…»