– Хотите сказать, что я не права?

На нас уже с любопытством поглядывали не только посетители, но и персонал. Я заметила, что один из официантов, как голодная акула, кружит возле нашего столика, жадно вытягивая шею и прикидывая, как весело он будет сплетничать о нас с друзьями.

– Саша, да как вам такое могло в голову прийти? Неужели это потому, что у меня выщипаны брови?

– Ах, у вас еще и брови выщипаны, – у меня вырвался нервный смешок, – этого я и не заметила.

– Вам же русским языком объяснили, что я недавно женился! Это подарок для моей жены, ясно тебе, дурища?!

– А вот оскорблять меня не надо. Какой нормальный мужчина, скажите на милость, будет обнюхивать пудреницу и ловить от этого кайф?!

– Между прочим, я визажист! – торжествующе выкрикнул он. – И отлично разбираюсь в косметике.

– Насколько мне известно, Алан Джексон не имеет отношение к визажу, – припечатала я, – тогда каким же образом вы могли оказаться деловыми партнерами?

– Какой ужас, – прошептал Петр, салфеткой смахивая бисеринки пота со лба, – не понимаю, что он в вас нашел. Сумасшедшая баба.

– Ага, значит, все-таки ревнуешь!

– Алан – продюсер. Он собирался заниматься мюзиклом, в котором я работал, – устало объяснил он, – мы встречались много раз, на кастингах актеров. Правда, потом все сорвалось, но мы успели подружиться. Я – известный визажист, ясно вам? Кстати, вы совершенно не умеете красить глаза.

– Вообще-то они у меня сегодня не накрашены, – машинально объяснила я, – так это правда?

– Вот! Смотрите! – он потряс передо мною шикарным портмоне из кожи змеи. Из прозрачного окошка для фотографий улыбалась мулатка с крупноватыми чертами лица и отбеленными зубами. – Это моя жена. Вы довольны?

Я нахмурилась. Похоже, он не врет. Ну с какой стати яркому представителю племени нетрадиционно ориентированных мужчин заботливо прятать в бумажнике женскую фотографию? В наше время никто не нуждается в наивном камуфляже такого рода.

– Извините, – пробормотала я, – я просто… ошиблась.

– Хорошенькая ошибка. – возмутился Петр, – а если бы здесь оказались журналисты? Про меня иногда пишут в прессе!

Я подумала, что если он так опасается журналистского сарказма, то лучше бы убрал подальше на антресоли свои кошмарные оранжевые брюки. А вслух, примирительно улыбнувшись, сказала:

– У меня к вам просьба. Не говорите об этом незначительном инциденте Алану!

Не успела я пройти несколько метров, как на мобильный позвонил Алан.

– Саша, что происходит? – взволнованно спросил он, – мне только что звонил Петр.

– Все нормально, – пролепетала я, – подарок передала.

– Не в подарке дело. Он сказал, что ты сказала…

– Не надо об этом, – взмолилась я, – извини, я тебя, кажется, подставила.

– Не в этом дело. Саша, ты что, не доверяешь мне? – в его вопросе было столько искреннего удивления, что я невольно умилилась.

Неужели он дожил почти до сорока и до сих пор верил в то, что жизнь строится по законам индийской мелодрамы? Неужели он настолько наивен, что ему даже неизвестны жесткие законы войны полов, которой на самом деле является пресловутая любовь? Ну как же можно верить мужчине, даже тому, кого ты считаешь идеальным?

Однако, подумав, я ответила, что доверяю.

– Ты все-таки странная, – после паузы усмехнулся Алан, – надеюсь, ты обрадуешься, когда узнаешь, что я уже заказал для нас отель.

– Отель? – удивилась я.

– Отель в Венеции. Да, и деньги на твою карточку переведены. Теперь ты можешь сделать визу и купить билет. Надеюсь, ты не забыла, что через две недели мы договорились встретиться в Венеции? Кстати, в связи с этим у меня к тебе небольшая просьба, если это тебя не обременит.

– Какая? – я подумала, что если он попросит перевести двадцать тысяч долларов на счет его якобы умирающего родственника, я не то, чтобы не удивлюсь, но даже и вздохну с облегчением, как бы извращенно это ни звучало. Не знаю почему, но идиллия всегда меня настораживала и заставляла ждать каверзного подвоха.

– Я тебе не говорил, что коллекционирую советские журналы перестроечных времен?

– Нет, – удивилась я.

– Тогда тебе еще предстоит увидеть мою коллекцию. Так вот, один мой знакомый собрал для меня подборочку. Журнала три-четыре всего, это не тяжело. Ты сможешь мне привезти?

– Без проблем, – немного удивленно ответила я.

– Саша, какая ты отмороженная… Все в порядке? Ты вообще не забыла, что мы договорились встретиться в Венеции? Может быть, ты передумала?

– Не забыла, – прошептала я, – так значит, ты это серьезно говорил?

– Что же мне с тобою делать? – рассмеялся «идеальный мужчина». – Когда ты перестанешь меня подозревать? Почему ты все время ожидаешь худшего?

– Потому что у меня была сложная жизнь, – ответила я, вспомнив целую вереницу моральных уродов, с которыми я когда-либо пыталась построить отношения.

– Скоро твоя жизнь изменится, – торжественно пообещал он.

Он-то надеялся меня этой фразой вдохновить, а я, наоборот, насторожилась. Нехорошая эта фраза, и совсем недавно я ее уже слышала, правда при несколько иных обстоятельствах. Ее произнес похожий на викинга татуировщик Егор перед тем, как нарисовать на моей спине несмываемую змеюку. И тогда я тоже надеялась на лучшее, а что в итоге из этого вышло?

Правда, Алану мой дракон понравился. Так что, возможно, правы те, кто в ответ на любую неприятность философски пожимает плечами и говорит: все, что ни делается – к лучшему.

Не могу сказать, что две недели пролетели мгновенно.

Много всего произошло.

Во-первых, я решила сменить имидж и покрасила волосы в рыжий, но когда пятый по счету коллега с опаской поинтересовался, не больна ли я чем и нужна ли помощь, я не выдержала и перекрасилась обратно. Досадно – пришлось потратить два вечера на посещение стилистов и кучу денег на оплату их так называемой работы, а в итоге я ничуть не изменилась, только волосы стали сухими и жесткими, и пришлось покупать для них профессиональный шампунь.

Во-вторых, я трижды поссорилась со своим начальником Степашкиным. Я упорно пыталась, как и раньше, вести на страницах газеты дневник и по-честному рассказать читателям о своей предстоящей романтической поездке в Венецию. Но Максим Леонидович как с цепи сорвался и на мои благостные опусы реагировал неадекватно – пытался сквозь зубы доказать мне, что такой идиллии просто не существует в природе. Был в этом лишь один положительный момент – его возмущение наглядно свидетельствовало о том, что личная жизнь самого Степашкина не задалась. Вы только не подумайте, что исподтишка я желаю ближним своим неудач. Нет, я искренне радуюсь, когда кому-то из знакомых везет в любви (конечно, есть исключения – например, когда какая-нибудь малолетняя офисная стервоза с акриловыми ногтями начинает, закатив ясны очи, рассказывать о том, как она подцепила шикарного мужика, и он мгновенно предложил ей руку и сердце, мне хочется выцарапать мерзавке глаза, но по-моему, такая реакция вполне естественна).

Однако положа руку на сердце, признаюсь, что своего шефа я ненавижу.

Ненавижу и ничего поделать с этим не могу.

Но он сам, сам во всем виноват. Наши отношения не сложились с самого начала, и в этом нет ни милиграмма моей вины.

Я появилась в газете «Новости Москвы» почти десять лет назад, кажется, я уже упоминала об этом вскользь. Я тогда была оптимистичной студенткой, полной самых радужных планов, которая даже на диете не сидела. Да и Максим Леонидович был молод и весьма смешон в своем желании казаться серьезным и крутым. Он носил чахлую бороденку и очки с бутафорскими стеклами и никогда не появлялся в офисе в джинсах – о нет, на этом снобе всегда был костюм и отглаженная рубашка, голубая, в еле заметную полоску. Это была его униформа – подозреваю, что в его шкафу собрались сотни одинаковых рубах. Что это, как не психическое отклонение?

Но тогда я не обращала на подобные мелочи внимания, и новый начальник показался мне просто слегка помешанным на работе, но вполне адекватным профессионалом. Все изменилось, когда однажды (я тогда и трех дней не успела проработать в редакции) я забыла перезвонить по поводу какого-то абсолютно не важного интервью. На такую незначительную оплошность можно было бы спокойно закрыть глаза, но милейший Максим Леонидович попросил меня зайти в его кабинет, чтобы разобраться. А когда я, вежливо улыбнувшись, поинтересовалась, в чем дело, принялся орать, что я – никчемная девица, которая никогда не сделает карьеру. Еще он сказал, что я – балласт редакции, и он уволит меня при первой же возможности. Я тогда жутко перепугалась и даже всплакнула в туалете. Но потом привыкла – ведь впоследствии он взял моду чуть ли не каждый день угрожать мне увольнением и полным лишением гонорара.