Мне предстоял одинокий стародевический вечер – медленное смакование купленного в кондитерской чизкейка, просмотр идиотского ужастика (каждый раз, когда главный монстр кого-нибудь сожрет, я буду крепко зажмуриваться и уютно затыкать пальчиками уши), ванночка для ног с шалфеем и вялые телефонные переговоры с Леркой… Ох, нет, с тех пор как у Лерки появился Разрушитель Женской Дружбы по имени Витасик, о ежевечернем телефонном дневнике придется забыть. В этой ситуации меня удивляет только одно: неужели она-то не чувствует, что в жизни ее появился некий пробел? Как она могла с такой легкостью мгновенно отказаться от чего-то, что еще несколько недель назад скрашивало ее серые будни?

Обидно.

С остервенением нарезала я торт крупными неровными кусками. На диету сяду, как водится, с понедельника. Желательно, со следующего. Брошу есть сладкое, курить, возвращаться из супермаркета, позвякивая винными бутылками, тратить тысячи на косметику и при этом не краситься, носить на работу кроссовки, влюбляться и переживать из-за того, что Лерка мною пренебрегла.

Не успела я выставить на журнальный столик атрибуты женской радости – торт, кофе и маникюрный набор, как в дверь позвонили. Как и большинство нелюдимых старых дев, к непрошеным гостям я отношусь с известной долей подозрительности. Хотя, как заправская гадалка, могу предсказать, кто именно топчется за дверью. Вариантов немного: либо мама решила проверить, насколько правдив мой рассказ, либо неугомонная соседка Верка будет активно напрашиваться на чай. Кипятка мне не жалко, торта тоже, ситуацию омрачает лишь Веркина не поддающаяся лечению болтливость. Стоит только опрометчиво согласиться на ее кратковременное вторжение, как весь вечер придется в сотый раз выслушивать душещипательную историю об очередном ее мужике. О том, как Верка кого-то бросила или как проигнорировали ее. Невелика разница – в любом случае она будет рыдать на моем плече и обслюнявит весь халат.

– Сейчас, подождите, – проворчала я, быстро переодеваясь в халат и включая воду в ванной. Совру ей, что нахожусь в душе, не позволит же ей совесть и после такого заявления канючить о вечернем совместном чае!

Для большей убедительности я собрала волосы в высокий хвост и спрыснула лицо водой. Ну все, теперь можно и дверь открыть.

Потом, спустя несколько часов после этого действия, я дам себе клятвенное обещание больше НИКОГДА не носить выцветший, протершийся подмышками махровый халат. И хотя бы иногда подкрашивать ресницы, даже если мою физиономию никто не видит. И причесываться. (Кто сказал, что по квартире позволительно передвигаться, если на твоей голове красуется непрочесанное осиное гнездо?!)

Потому что за дверью оказалась вовсе не безобидная сплетница Верка, а… самый роковой на свете мужчина, Кирилл Калинин!

От неожиданности я сделала большой шаг назад, зажала ладошкой рот и сказала что-то вроде: «Ой!»

А он уверенно переступил порог моей – о кошмар! – неубранной квартиры и небрежно чмокнул меня в висок.

– Ну, привет, что ли. Рада?

– Я… А откуда ты знаешь мой адрес? – только и смогла пролепетать я.

– Думаешь, так сложно узнать адрес по телефонному номеру? – ухмыльнулся Калинин.

И с одной стороны я испытала гордость – надо же, он потратил столько времени на поиски места моего обитания, но с другой – немножко испугалась: а что, если он взглянет на гору немытой посуды в раковине и незастеленную кровать, развернется – и только его и видели?

– Ты душ, что ли, принимала? – он провел пальцем по моему мокрому лицу.

– Да нет, я просто… Как раз посуду мыла, – неловко соврала я, намекая на то, что мне все же свойственны приступы вялой хозяйственности.

– Да? В таком виде? – он перевел взгляд с незастегнутого халата на босые ноги. (Черт! Надо было все же сделать педикюр!) – Не понял, журналист Кашеварова, ты меня стесняешься, что ли?

Попал он в самую точку, хотя с какой стати мне, тридцатилетней, социально успешной (или хотя бы к этому самому успеху упорно стремящейся), красивой (ну ладно, просто симпатичной) стесняться какого-то нагловатого юноши. Но ничего с собой поделать я не могла – пристальный взгляд его синих – честное слово, синих – глаз оказывал эффект парализующего газа. Рядом с ним у меня не получалось быть естественно милой, непринужденно шутить, мелодично смеяться и вести расслабленный диалог. В голове вертелась только одна назойливая мысль: «Что бы такого сказать, чтобы произвести на него впечатление?»

– Может быть, тебе помощь нужна? – он втолкнул меня в ванную, на ходу скидывая ботинки и бросая ветровку прямо на пол. – Я тебе не говорил, что замечательно делаю массаж спины?

От этой фразы веяло кинопошлостями и романтическими штампами, но все равно я растаяла, как кусочек льда в бокале с тропическим коктейлем. И вот уже мой убогий халатик летит на пол, а сама я, крепко зажмуриваясь, тоже вполне готова к полету – правда, не на пол, а к безграничным сладким горизонтам.

– Почему ты не позвонил? – произносят мои губы, хотя сама я прекрасно понимаю, что такое ни в коем случае нельзя говорить мужчинам. Начинать отношения с претензий – дохлый номер.

– Я звонил, – его глаза были закрыты, – звонил, но у тебя было занято.

– Вранье, – смеюсь я.

– Наверное, неполадки на линии… Или ты плохо положила трубку… Или… Ну ладно, не звонил я. Прости.

– Ни за что, – шепчу я, а сама улыбаюсь, дура набитая.

– Я так и знал, – он принимает правила игры, – и что мне надо сделать, чтобы заслужить прощение принцессы? Хотя у меня есть по этому поводу свои соображения!

А потом мы расслабленно лежали рядом; простыни сбиты, от меня пахло его потом, его одеколоном и почему-то банановым ароматическим презервативом. Говорят, что любовь – это когда есть о чем помолчать вместе. В таком случае наши отношения можно было назвать идеальными. Калинин как воды в рот набрал, да и я не торопилась продемонстрировать навыки ораторского искусства. Естественно, мне, как и любой женщине, хотелось задать ему миллион обезоруживающих постсексуальных вопросов: сколько у него было женщин, и кто первая, и кто лучшая, и кто разочаровавшая, и какое место в этом хитпараде занимаю лично я. Но опыт – мой и моих подруг – подсказывал, что первые десять минут после страстного секса – не время для интервью.

– Так ты едешь с нами послезавтра в универ? – наконец спросил он, лениво поглаживая мое плечо.

Я даже не сразу сообразила, о чем это он. Но потом вспомнила о ненормальной Инге и ее рискованной затее. И о своем журналистском задании. Со мной такое всегда происходит: стоит мне влюбиться, как работа отходит на второй план. Честно говоря, в такие моменты я вообще могу напрочь забыть и об опостылевшей газете, и о ее желчном предводителе, Максиме Леонидовиче Степашкине.

– Конечно! Если Инга не выцарапает мне глаза.

– Да она нормальная девчонка, – зевнул Калинин, – и хороший друг. Вот увидишь, она успокоится.

Вспомнив немигающий взгляд красавицы, я усомнилась в этом, но вслух ничего не сказала. Я давно заметила, что большинство мужчин наивны и не способны разглядеть очевидного.

– Так я за тобой заеду с утра.

«А раньше мы разве не увидимся?» – хотела было ляпнуть я, но вовремя промолчала. Как великий специалист по разного рода табу, могу авторитетно заявить, что данную фразу женщинам произносить также не рекомендуется.

Несмотря на самый разгар лета, четверг выдался по-настоящему осенний, препротивный. Мне не хотелось даже высовывать конечности из-под одеяла, не то что тащиться через весь город к университету, из окна которого собирается сигануть сумасшедшая Инга. Но делать нечего, не могла же я в очередной раз отлынивать от работы. К тому же мне очень хотелось увидеть Калинина. Всего одни сутки мы провели врозь, но мне казалось, что прошла сотня лет с тех пор, как он обнимал меня на вытертом коврике ванной комнаты. Ничего не скажешь, опасный симптомпчик.