Графиня попросила Вильгельма присесть и поведать ей свои заботы.

— Я старею, Элизабет, — сказал он с кривой улыбкой. — И думаю, дни мои сочтены.

— Ты часто говорил то же самое, однако жив до сих пор.

— Я беспокоюсь о престолонаследии. Сына у меня, к сожалению, нет.

Графиня Оркнейская с печальным видом кивнула.

— Мысль, — продолжал он, — что моя толстая глупая свояченица станет королевой, приводит меня в ужас. Пока был жив ее умненький мальчик, существовала какая-то надежда. Его смерть — невосполнимая утрата.

— Принцесса всецело находится под влиянием графини Мальборо, — сказала Элизабет. — Если она станет королевой, править будет Сара Черчилл.

— Мне бы хотелось помешать этому. — Вильгельм задумчиво посмотрел на нее, и она поняла, что сейчас он скажет о цели своего визита.

— Я подумываю написать Якову в Сен-Жермен.

Элизабет ждала продолжения, однако король какое-то время молчал, и ей стало ясно, что решения он еще не принял.

— Хочу предложить ему усыновить Якова, его сына.

— Он ни за что на это не пойдет.

— Даже поняв, что поставлено на карту? Если мальчик приедет сюда как мой сын и примет протестантскую веру, то станет законным наследником трона.

— Замысел прекрасный, — сказала Элизабет, — но осуществить его вряд ли удастся. Во-первых, сына Яков тебе ни за что не доверит; во-вторых, друзья Анны совершат новый переворот, чтобы возвести ее на престол.

— Думаю, этот мятеж я смог бы подавить.

— Мальборо и Годолфин будут держаться заодно. К ним присоединятся Сандерленд и его сын Спенсер. Дьявольски хитрая Сара сплотила их, они образуют союз, тем более, что внуки Мальборо будут внуками Сандерленда и Годолфина.

— С Мальборо мне удавалось справляться раньше. И я снова справлюсь с ними. Надо начинать переговоры с Яковом.

— Что ж, — согласилась Элизабет, — это хороший ход. Хоть Яков определенно откажется, якобиты будут довольны.

— Если сын Якова приедет — хорошо; если нет, то, по крайней мере, я делал все, что было в моих силах. Только якобитам может не понравиться, что я хочу обратить мальчика в протестантство.

— Но даже они поймут, что англичане не примут его католиком.

— Элизабет, я считаю своим долгом добиться, чтобы они его приняли.

Она поняла и встревожилась. Вильгельма мучила совесть, и он походил на человека, стремящегося перед смертью привести свою душу и дом в порядок.

Сара не могла сдерживать гнев.

— Знаете, что задумал этот Голландский Недоносок? — возмущенно спросила она у принцессы. — Хочет лишить вас престола! Решил вызвать в Англию этого незаконнорожденного пащенка и навязать его стране! Миссис Морли, я этого не допущу. Если вы намерены лежать на кушетке, терпя подобные гнусности, то я не стану.

Анна покачала головой. После истории с перчатками она с трудом заставляла себя смотреть в лицо Саре. И холодела от ужаса при ее появлении. Ей постоянно слышался тот резкий голос, говорящий, что она дрянь. И еще Сара назвала ее руки мерзкими. Они красивы! Кроме них да еще голоса, поставленного миссис Беттертон, когда она воспитывалась вместе с Сарой, ничего красивого у нее нет. Ее прекрасные руки — мерзкие! Как это забыть? Как относиться по-прежнему к миссис Фримен? Однако Анна была не в силах упрекнуть подругу тем, что случайно услышала. И радовалась, что об этом никто не знал, кроме нее и Эбигейл Хилл; славное тихое создание никогда не выдаст секрета.

Сара продолжала:

— Разумеется, я ни за что этого не допущу. У нас был разговор на эту тему с мистером Фрименом. Он согласен со мной, что это противоречит здравому смыслу. Привезти пащенка в Англию! Да ведь если Яков действительно наследник трона, почему сейчас его занимает Вильгельм? Нет. Этому не бывать. Ни за что!

— Моя дорогая миссис Фримен очень ожесточена.

— Неизменно — из-за миссис Морли!

— Приятно узнать, что я столь дорога вам… неизменно.

Сара не только ярилась, но и тревожилась. Она насмехалась над Вильгельмом, называла его Голландским Недоноском, Калибаном, Чудовищем, но не могла не признать, что король он блестящий. Поставя перед собой цель, он стремился к ней с таким одушевлением, что неизменно добивался успеха; подобная энергия была неожиданной в столь хрупком теле. Сара была обеспокоена.

Чтобы снискать одобрение своим планам, Вильгельм поручил остроумному писателю Томасу д'Урфи сочинить несколько песен о возвращении мальчика, которого многие называли принцем Уэльским. Он никогда не забывал, какую роль сыграла старая ирландская песня «Лиллибуллеро» в ирландских битвах. Многие полагали, что она способствовала успеху не меньше, чем тактика Вильгельма. Тот век был очень восприимчив к слову. Перо одерживало верх над шпагой. Тех, кто умел поразить цель словом, требовалось привлекать на свою сторону, холить и ублажать. На улицах распевали:

Неудивительно, что Сара от злости скрежетала зубами. Если этот мальчишка вернется, положение Анны останется неизменным. И если он обратится в протестантство, кто станет противиться его восхождению на трон?

Однако ее страхи чудесным образом развеялись. Яков наотрез отказался отправлять любимого сына к Вильгельму.

Вильгельм с каждым днем становился все мрачнее, Сара — все радостнее.

— Отродье Стюартов! Это неслыханно! — восклицала она. — Голландец впал в детство и уже одной ногой стоит в могиле.

Все поражались, что Сару Черчилл не бросают в Тауэр. Она ежедневно позволяла себе не меньше двадцати крамольных высказываний. Король ненавидел ее, но боялся, что люди возмутятся, если он оскорбит Анну арестом ее лучшей подруги.

Сара стала слишком властной в обращении с Анной; но поскольку принцесса не возражала, все решили, что она принимает подругу такой, какая она есть. Однако Анна заметила, что ей нравилось разговаривать с Эбигейл Хилл, когда они бывали вдвоем. Оказалось, говорить самой приятнее, чем слушать, что она бывала вынуждена делать в обществе Сары. Эбигейл без настоятельной просьбы редко высказывала свое мнение, от которого, к тому же, не стоило отмахиваться. До чего же отрадно иметь возможность говорить так, будто размышляешь вслух, и слышать, как горничная вполголоса соглашается.

Эти монологи доставляли Анне все большее и большее удовольствие; она дожидалась часа, когда, оставшись наедине с Эбигейл, сможет спокойно порассуждать.

Узнав о смерти отца, Анна была рада поговорить с девушкой. Несдержанная Сара для этого не годилась, а у принцессы лежало такое бремя на совести, что требовалось перед кем-нибудь выговориться. Она оделась в траур, слегка всплакнула. Отец хотел, чтобы она уступила трон своему единокровному брату. Это огорчало ее; и хотя она не собиралась поверять свои истинные чувства горничной, ей хотелось побеседовать с девушкой; та никогда не пыталась проникнуть в ее сокровенные мысли или вынудить к какому-то признанию, о котором впоследствии можно пожалеть.

— Конечно, Хилл, — задумчиво произнесла Анна, — король приглашал сюда этого мальчика, но отец его не отпустил. Я не виню отца… ведь как жестоко Вильгельм с ним обошелся!

— Да, мадам, его нельзя винить.

— А раз он не приедет, престол наверняка достанется мне. И, надо полагать, скоро. На Вильгельма уже просто жалко смотреть… Астма у него, Хилл, просто ужасающая… то есть была б ужасающей, если б кто-то любил его, что совершенно… совершенно немыслимо. Понимаешь?

— Понимаю, мадам.

— Потом кровотечения… верховые прогулки становятся из-за них очень мучительными, зато они облегчают приступы удушья. Я не слышала, чтобы люди с кровохарканьем жили долго. А ты, Хилл?