Однако если предсмертная воля королевы станет известна…

Но кого заботит мертвая королева?

— Ее величеству хотят пустить кровь, — шепнула ей на ухо миссис Дэнверс.

— Да, леди Мэшем, — сказал Арбетнот. — У нее апоплексический удар.

— Доктор, — прошептала Эбигейл, — есть ли надежда…

Но тот сделал вид, что не расслышал.

Врач находился у кровати, когда королева откинулась назад и закрыла глаза. Эбигейл показалось, что комната закружилась, и она упала в обморок.

Анна это услышала и спросила, что произошло.

— Леди Мэшем потеряла сознание, ваше величество, — ответил Арбетнот. — Бедняжка, она находилась с вами день и ночь и лишилась сил от усталости и горя.

— Бедная Мэшем, — вздохнула Анна. — Бедная, бедная Мэшем…

Она забеспокоилась, потому что Эбигейл выносили из комнаты, но быстро забыла о причине своего беспокойства.

— Брат… — прошептала она. — Мой бедный брат.

Королева лишилась сознания и быстро угасала. Хотя служились молебны во ее здравие, совет готовился, едва она испустит дух, отправить послание в Ганновер.

Смерть неумолимо приближалась.

Стоящие у ложа услышали предсмертные хрипы в горле королевы, потом увидели на ее глазах пелену смерти.

Склонясь над мертвой королевой, врачи заметили торчащий из-под подушки конверт и отдали его герцогу Шрусбери. Тот посмотрел на него, кивнул и спрятал в карман.

— Леди Мэшем, проснитесь.

Над ней стояла миссис Дэнверс.

— Королева?

— Преставилась.

Эбигейл села, сама не своя от усталости и тревоги за будущее, смешанной с гнетущим чувством утраты.

— Пойду к ней, — сказала она. Потом криво улыбнулась. — Нет, уже поздно. Королева уже никогда меня не позовет.

— И никого из нас, — ответила миссис Дэнверс.

Эбигейл покачала головой.

— Что нам делать? — прошептала она. — Что станется с нами?

Она подошла к ложу покойной, поглядела на нее, заливаясь слезами, поцеловала холодный лоб и сунула руку под подушку.

Письмо исчезло. Это следовало предвидеть.

«Конец», — подумала Эбигейл.

Сидящий за столом совета Шрусбери поднял письмо.

— Друзья, — обратился он к собравшимся, — полагаю, о его содержании догадаться нетрудно, но если мы не вскроем письма, то знать наверняка ничего не будем.

— Возможно, в нем ее последняя воля.

Шрусбери улыбнулся тому, кто это сказал.

— Допускать гражданской войны нельзя, а народ ни за что не примет католика. Если мы не будем знать ее последней воли, то не сможем ее нарушить.

Он подошел к горящему камину и поднял письмо.

— Джентльмены, согласны вы со мной, что ради Англии это письмо следует оставить непрочитанным?

Настала короткая пауза, потом раздался голос:

— Согласен.

— И я. И я.

Шрусбери улыбнулся.

— Единогласно.

Члены совета смотрели, как письмо корчится в пламени.

Сара увидела приближающегося гонца. Она всегда с нетерпением ждала вестей из Англии и уже знала, что здоровье королевы быстро ухудшается.

«Возможно, — подумала она, ускоряя шаг навстречу гонцу, — он привез ту весть, которой мы ждем».

И по лицу гонца поняла, что это так.

— Королева…

— Скончалась, ваша светлость.

Герцогиня выхватила у него письмо.

— Маль! Где ты? Королева умерла! Конец изгнанию.

Да, конец! Больше нет нужды оставаться на континенте. Скоро они будут там, где поля зеленее, где все, что она любит, будет дожидаться ее.

Мальборо принял эту весть сдержанно. Сказал, что очень многое зависит от того, кто займет престол. Если Претендент, то возможностей вернуться ко двору мало, а вот Георг к герцогу и герцогине Мальборо не может не испытывать благодарности.

Следующие дни оказались самыми беспокойными в жизни Сары.

— Я умру, — сказала она Джону, — если мы не вернемся немедленно.

Они поехали в Кале, чтобы немедленно отплыть, едва станет известно, кому достанется престол.

«Конец, — думала Эбигейл. — Шрусбери и члены совета уничтожили письмо. Они догадывались о его содержании и не могли допустить католика на английский трон лишь ради очистки совести покойной».

Болинброк сказал ей, что ничего поделать нельзя. Он думал, что людям скоро надоест король-немец, кстати, не особенно стремящийся занять престол, и они будут только рады встать на сторону Якова.

«Католик! — подумала Эбигейл. — Ни за что! Вот если бы он сменил веру…»

Да, ее уже ничто не могло спасти. Оксфорд сошел со сцены — вскоре за ним последует и она. Ведь держалась она при дворе лишь благодаря привязанности королевы…

Королем Англии провозгласили Георга Первого, лондонцы стояли за него. Мальборо возвращались на родину.

Эбигейл отправила свою служанку позвать лорда Мэшема.

Муж сразу же пришел, она подошла к нему и взяла за руки.

— Все, Сэмюэл. Делать нам здесь больше нечего.

— Знаю, — ответил он.

— Поэтому забираем детей и уезжаем.

— Эбигейл, у тебя начнется совсем другая жизнь.

— Я понимаю, что это конец.

— Или начало, — сказал он.

Она засмеялась и сама удивилась теплоте своего смеха.

— Смотря, как взглянуть.

— Помнишь, как мы впервые встретились? — спросил Сэмюэл.

Эбигейл кивнула.

— Смотрели в парке, как герцог Глостер муштрует своих солдат.

— Тогда мы были никем и ничем.

— Вот-вот. А теперь лорд и леди Мэшем с семьей, которую нужно содержать.

— Уедем в глушь. Купим имение.

— Милорда не смущает мысль стать сквайром?

— Мне кажется, это будет замечательно.

— Мне тоже, Сэмюэл! — сказала она.

Так ли? Ей вспомнились радости придворной жизни, интриги, победы.

Она никогда не забудет времени, когда необходимо было ладить с Сарой Мальборо, чтобы добиться приема у королевы. Навсегда запомнит, как Роберт Харли, любовно подавшись к ней, сказал: «Мы кузен и кузина».

Она никогда не забудет его; до самой смерти будет с легкой болью задаваться вопросом, могло ли все пойти по-другому.

Она отомстила за себя, но месть принесла слабое удовлетворение. У нее растет дочь, растут сыновья. И будут еще дети. Может, они найдут счастье, которого не нашла в своей жизни она.

Оставалось только уехать из столицы. Выбора не было.

Мальборо сошли на берег в Дувре под орудийный салют.

Раздались возгласы:

— Да здравствует великий герцог!

Сара потянула носом воздух. До чего приятно вернуться!

И с ней Маль. Снова великий герцог! Друг нового короля! Люди бросали им под ноги цветы; они поедут по всему Лондону в своей хрустальной карете.

— Вот так же было после Бленхейма! — воскликнула Сара.

И когда Мальборо в поисках новой славы въезжали в Лондон, лорд и леди Мэшем выезжали оттуда, стремясь к безвестности.

Хоть Мальборо снова оказались в чести, Сара вздыхала по прежним дням, когда все, искавшие королевской благосклонности, знали, что необходимо сперва заручиться ее поддержкой.

На покойную королеву новый король совершенно не походил. Георг не любил Англию, не шел на уступки своим новым подданным и не обладал обаянием Стюартов — очень сильным у Карла Второго, послабее у его брата Якова и племянниц, Марии и Анны. Был немцем до мозга костей, не умел говорить по-английски, заключил в темницу жену по подозрению в измене, привез с собой немцев-министров и немок-любовниц. Характерно, что одна была тучной, другая — совершенно тощей. Шуток не понимал, был невоспитан и груб. Но страна стояла за него лишь по той простой причине, что альтернативой ему являлся католик.

Для Сары при его дворе места не нашлось. Королевским немкам-любовницам не понравилась эта задиристая шумная женщина. Мальборо, разумеется, был нужен, но Сара не могла не замечать, что война сильно подорвала его здоровье.