— Давайте уйдем отсюда, — предложила она.

Пол в ее кабинете покрывал персидский ковер, а вдоль стен выстроились стеллажи. Во всем чувствовался строго соблюдаемый порядок. Окна выходили на роскошные лужайки. Между стеллажами висели калифорнийские пейзажи, выполненные в импрессионистской манере. Позади резного, слегка приподнятого стола Элизабет Мартин красовались диплом университета Беркли о присвоении ей ученой степени доктора философии и прочие свидетельства о наградах, полученных в течение десяти лет. На столе стояли небольшой портативный компьютер и набор изящных стеклянных канцелярских принадлежностей. В камине зеленого мрамора лежали остывшие обуглившиеся дрова.

Мартин села и жестом указала мне на стул.

— Что же все-таки происходит?

Я проявил откровенность, возможную в данной ситуации.

— Все это хорошо, профессор Делавэр, но возникает проблема с применением Первой поправки, не говоря об академических свободах и элементарной этике. Полагаю, вы не надеетесь, что мы откроем вам все наши архивы, желая упростить ваше расследование?

— Меня интересует не конфиденциальная информация о Кевине Драммонде, а лишь то, что связано с расследованием в рамках уголовного дела, в частности, вопросы, относящиеся к дисциплине. — Элизабет Мартин держалась бесстрастно. — Речь идет о нескольких убийствах, — добавил я. — Если выяснится, что Драммонд совершил уголовное преступление, эта информация станет достоянием общественности. Если с ним возникали проблемы подобного рода здесь, а «Чартер» скрыл это, то объектом расследования станет и сам колледж.

— Это угроза?

— Нет, просто я объясняю, как может обернуться дело.

— Консультант полиции… эта ваша деятельность не идет вразрез с мнением вашего научного департамента? Вы полностью информируете его?

— Это угроза? — улыбнулся я.

Мартин потерла руки. На каминной полке в серебряной рамке стояла фотография, запечатлевшая ее в красной мантии рядом с седым мужчиной в смокинге. Он был старше Мартин лет на десять. На другой фотографии она была в партикулярном платье рядом с тем же мужчиной. Их сняли на фоне зданий, крытых черепицей. Еще одна фотография: часть зеленовато-голубого канала. Изогнутый нос гондолы. Венеция.

— Какими бы ни были последствия, я не могу на это пойти.

— Логично, — согласился я. — Но если есть то, о чем я должен знать — о чем должна знать полиция, — вы, оказав нам помощь, облегчите жизнь множеству людей.

Взяв из кожаного футляра золотую ручку, Мартин начала постукивать ею по столу.

— Скажу вам следующее: я не припомню, чтобы Драммонд создавал какие-то проблемы для кафедры. В нем не было… совершенно ничего от убийцы. — Постукивание ручкой свидетельствовало о том, что Мартин оказалась в затруднительном положении. — Да, профессор Делавэр, все это звучит весьма необычно.

— Вы лично занимались с Кевином?

— Когда он закончил колледж?

— Два года назад.

— Тогда я отвечу утвердительно. Два года назад я вела семинар по средствам массовой информации, и все студенты старшего курса посещали его.

— Но каких-то конкретных воспоминаний о том, что вы учили Драммонда, у вас не сохранилось?

— Это обязательная дисциплина. Кафедра общественных связей — составная часть факультета гуманитарных наук. Наши студенты проходят основной курс обучения на других кафедрах.

— Думаю, Кевин Драммонд имел консультанта на факультете.

— Я не была его консультантом. Я работаю со студентами-отличниками.

— Отличником Кевин не был?

— Если бы был, я запомнила бы его. Мартин начала набирать что-то на своем портативном компьютере.

Разговор окончен.

Если бы я пошел искать профессоров Санторини и Шулля, это вызвало бы ее неудовольствие. Я найду какой-нибудь другой способ войти в контакт с ее коллегами. Или попрошу Майло заняться этим.

Когда я встал, Мартин сообщила:

— Его консультантом был Гордон Шулль. И вам повезло, потому что профессор Сьюзан Санторини сейчас проводит научные исследования во Франции.

Удивленный внезапной переменой ее настроения, я спросил:

— Могу ли я поговорить с профессором Шуллем?

— Пожалуйста. Он здесь. Его кабинет — второй слева.

В коридоре, у кафедры романских языков, слонялись несколько студентов. Возле кафедры общественных связей не было никого.

Дверь кабинета Гордона Шулля была закрыта, и на мой стук никто не ответил. Я уже писал записку, когда кто-то приветливо заговорил со мной.

— Могу ли чем-нибудь помочь вам?

Мужчина с рюкзаком только что поднялся по запасной лестнице. Лет тридцати пяти, шести футов ростом, хорошо сложенный, угловатое обветренное лицо, покрытое пятидневной щетиной, густые брови, голубые глаза, копна кудрявых рыжих волос. В нем привлекала грубая мужская красота. Ну прямо фотограф, работающий на журнал «Нэшнл джиогрэфик», или специалист-зоолог, поднаторевший в получении грантов на изучение редких видов.

— Профессор Шулль?

— Я Горди Шулль. Что случилось?

Я повторил то немногое, о чем рассказал Элизабет Мартин.

— Кевин? Это было… дайте-ка вспомнить… несколько лет назад. Так в чем проблема?

— Возможно, проблемы нет. Его имя появилось в связи с расследованием.

— Расследованием по какому поводу?

— По поводу убийства.

Шулль отступил назад. Ослабил ремни рюкзака, почесал большой подбородок.

— Кевин? Шутите? — Он пожал плечами. — С ума сойти.

— Возникали ли у вас с Кевином какие-нибудь проблемы, когда он был вашим учеником?

— Проблемы?

— Проблемы дисциплинарного характера.

— Нет. Он был несколько… как бы сказать… эксцентричен? — Шулль извлек из кармана джинсов большое хромированное кольцо с ключами и открыл дверь. — Мне, наверное, не следовало бы разговаривать с вами. Вторжение в чужую личную жизнь… и тому подобное. Но убийство… Думаю, мне нужно потолковать с начальством, прежде чем мы продолжим.

Его взгляд переместился к кабинету Элизабет Мартин.

— Меня направила к вам профессор Мартин. Именно она сообщила, что вы были консультантом Кевина Драммонда.

— В самом деле? Ну, в таком случае… полагаю, все в порядке.

Его кабинет был раза в три меньше, чем у Мартин, и за счет темно-коричневых стен выглядел мрачновато, пока Шулль не поднял жалюзи над единственным узким окном. Свет загораживал массивный сучковатый ствол дерева, и Шуллю пришлось включить электричество.

В колледже «Чартер» преподаватели явно стояли на разных ступенях иерархической лестницы. Рабочий стол Шулля и книжные полки в его кабинете, выдержанные в стиле датского модерна, были из ДСП. Серые металлические стулья для посетителей. Никакого калифорнийского импрессионизма — лишь две афиши, посвященные выставкам современного искусства в Нью-Йорке и Чикаго.

Позади стола косо висели два диплома в черных рамках. Диплом о получении пятнадцать лет назад степени бакалавра в колледже «Чартер» и степени магистра в Вашингтонском университете — четыре года спустя.

Шулль бросил свой рюкзак в угол и сел.

— Кевин Драммонд… ну и ну.

— В чем состояла его эксцентричность?

Он положил ноги на стол, а руки — за голову. Под рыжей копной волос виднелся крупный шишковатый череп. — Вы, как я понимаю, убийцей этого парня прямо не называете?

— Ни в коем случае. Просто его имя появилось в процессе следствия.

— Каким образом?

— Хотел бы я это вам сказать.

— Это нечестно, — ухмыльнулся Шулль.

— Что вы можете рассказать о нем?

— Вы психолог? Вас послали, поскольку заподозрили, что у Кевина расстроена психика?

— Иногда полиция считает, что я нужен им для решения специфических задач.

— Невообразимо… ваше имя кажется мне знакомым, сам не знаю почему.

Я улыбнулся, Шулль улыбнулся мне в ответ.

— Ну хорошо, об эксцентричности Кевина Драммонда… Начнем с того, что он был замкнут. По крайней мере я это замечал. У Кевина не было друзей, он не участвовал в мероприятиях кампуса. Но ничего пугающего. Тихий. Задумчивый. Средних способностей, не проявлял активности в общественных делах.