Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Колледж был основан сто двенадцать лет назад. Гора Игл высотой в тысячу двести футов и чистый воздух позволили первым поселенцам окрестить эти места Западной Швейцарией. Более века спустя окружающие холмы в редкие ясные дни все еще оставались красивыми. Самой же распространенной формой жилья стали мотели.

Я проехал по бульвару Игл-Рок, широкому, утопающему в солнечных лучах, где стояли гаражи и большие магазины автомобильных запасных частей, повернул на Колледж-роуд и оказался в жилом районе, застроенном маленькими бунгало ремесленников и большими оштукатуренными коттеджами. За аркой, украшенной гербом колледжа, находилась. Эмеритус-лейн, широкая чистая полоса, начало которой обозначалось цветочной клумбой. Красные и белые петунии были посажены так, что образовывали название учебного заведения.

Здания университетского городка были выдержаны в стилях beaux-arts и испанском колониальном. Окрашенные в серовато-коричневый цвет, они размещались как жемчужины в старой шкатулке для хранения драгоценностей. Много лет назад я лечил студентов «Чартера» и знал основные отличительные черты этого заведения — строгий отбор и дороговизна. Знал я и то, что его основали приверженцы конгрегационализма, хотя теперь оно стало безусловно светским, приветствовало активные меры в политике и привлечение к участию в ней широкой общественности.

Парковка для посетителей была бесплатной и удобной. Я взял карту кампуса на стенде и направился к библиотеке Сестры Анны Лоринг. Я прошел мимо красивых улыбающихся молодых людей. Жизнь казалась им прекрасной, и они стремились наслаждаться ею.

Библиотека представляла собой двухэтажный шедевр двадцатых годов. В восьмидесятых к ее южному крылу добавили заурядную четырехэтажную пристройку. Тишину цокольного этажа нарушало лишь жужжание компьютеров. К их экранам прилипло около ста студентов. Я узнал у библиотекаря название газеты колледжа и получил совет, как отыскать старые номера.

— «Дейли бобкет», — сказал он. — Все в режиме онлайн.

Я нашел компьютер и начал работать. Файл «Бобкет» содержал перечень выпусков газеты за последние шестьдесят два года. В течение первых сорока лет газета выходила раз в неделю.

Кевину Драммонду было двадцать четыре, так что он, вероятно, поступил в колледж шесть лет назад. На всякий случай я отступил на год назад и прокручивал тысячи страниц, сканируя подписи авторов. В материалах первых трех лет ничего с именем Драммонда не появлялось. Не было также материалов, подписанных Правдивым Писарем или Э. Мерфи. В марте, на который пришелся предпоследний весенний семестр Драммонда, появилось первое упоминание.

«Кевин Драммонд. Факультет общественной информации». Под этим заголовком помещался обзор показательных выступлений в «Рокси-он-Сансет». Там играли семь новых джаз-бандов, надеясь прорваться на большую сцену. Короткие сообщения о каждом представлении. Кевину Драммонду понравились три из них, четыре — вызывали отвращение. Кевин излагал материал просто, без вдохновения и неуемных восхвалений. Не заметил я и изощренных метафор сексуального характера, присущих публикациям в «Селдомсинатол». Я обнаружил еще одиннадцать статей, написанных в течение полутора лет, десять подробных описаний выступлений рок-групп, таких же вежливо-вкрадчивых.

Любопытное исключение составляла одна.

Май, совпавший с периодом пребывания Драммонда на старшем курсе. Статья, подписанная Правдивым Писарем. Ретроспективный взгляд на карьеру Беби — Боя Ли.

В этой статье, более длинной и запальчивой, Беби-Бой характеризовался как «безусловный символ, слоноподобные плечи которого могут просесть, как у Атласа, под тяжестью королевской мантии Роберта Джонсона, Блинда-Лемона Джексона, всего пантеона хрипящей до боли в горле чикагской тройки, но чья душа остается цельной и неподкупной. Беби-Бой вполне заслуживает тяжести и боли, всегда сопутствующих подлинному всесокрушающему таланту. Он артист с гипертрофированной эмоциональной цельностью и психопатологией, благодаря чему когда-нибудь обретет незыблемое поклонение публики».

Эссе завершалось цитатой из душещипательной песенки «Ледяное сердце» и выводом о том, что «для исполнителя блюзов душа мира навсегда останется ледяной, неприветливой и предательской. Нигде афоризм „Ничто не дается даром“ не применим более полно, чем в полутемном царстве прокуренных баров с их распущенными женщинами и трагическими концами, ибо это царство породило и порождает с незапамятных времен гениев, цинготных воришек и беспробудных пьяниц. Возможно, Беби-Бой Ли никогда не узнает счастья, но его музыка, чувственная, полная жизни и решительно некоммерческая, будет согревать сердца многих людей».

Год спустя Ли опроверг этот тезис тем, что записал судорожного монстра поп-музыки, ставшего хитом.

Познавательный диссонанс, но на первый взгляд не слишком серьезный мотив для убийства.

Драммонда следовало изучить поглубже.

Кафедра общественной информации колледжа «Чартер» размещалась во «Фрэмптон-Холл», величественном, украшенном дорическими колоннами здании, находившемся в пяти минутах ходьбы от библиотеки. Внутри — старые обветшалые стены под красное дерево, куполообразный потолок и полы из коры пробкового дерева, приглушавшие шаги. В этом же здании размещались кафедры английского языка, истории, гуманитарного права и романских языков. «Общественная информация» находилась на третьем этаже.

В телефонном справочнике значились три представителя кафедры: профессор Э.Г. Мартин, заведующий; профессор С. Санторини; профессор А. Гордон Шулль.

Начну с первого по списку.

Перед угловым кабинетом заведующего Мартина располагалась пустая приемная. Дверь, ведущая во внутреннее помещение, была приоткрыта, и в приемной слышалось пощелкивание клавиатуры — такое же, как в библиотеке. Стены приемной украшали ярко-коричневые фотографии колледжа «Чартер» первых лет его существования. Большие мрачные здания, возвышающиеся над молодыми деревцами, мужчины с целлулоидными воротничками, женщины в платьях с высоким воротом и решительным взглядом людей, посланных сюда небом. Поверх ближайшего ряда фотографий было написано полное имя заведующего: Элизабет-Гала Мартин, доктор философии.

Я приблизился к внутреннему офису.

— Профессор Мартин?

Фраза прозвучала подобно щелканью клавиш.

— Да?

Я представился, упомянул об ученом звании, полученном в городском медицинском институте, и приоткрыл дверь на несколько дюймов.

Профессорская.

Из-за стола вышла иссиня-черная негритянка в темно-желтом платье до щиколоток и в тон ему туфлях-лодочках. Ей было около сорока; полная, хорошенькая, озадаченная. Глаза внимательно рассматривали меня поверх узких очков в золотой оправе.

— Профессор педиатрии? — Контральто прозвучало очень четко. — Не помню, чтобы мы договаривались о встрече.

— Мы не договаривались, — ответил я и показал ей удостоверение консультанта Управления полиции Лос-Анджелеса.

Она подошла поближе, прочитала надпись и нахмурилась:

— Полиция? Что все это значит?

— Ничего страшного, но не будете ли вы настолько любезны, чтобы уделить мне пару минут?

Она отступила и еще раз смерила меня взглядом.

— Это, мягко говоря, не совсем обычно.

— Прошу прощения. Я проводил исследование в вашей библиотеке и обнаружил одно место, где упоминается ваше имя. Но если вы предпочитаете назначить мне встречу заранее…

— В каком контексте упоминается мое имя?

— Кафедра общественной информации. Я занимаюсь одним из ваших учеников. Кевином Драммондом.

— Вы занимаетесь им, то есть им занимается полиция? — Да.

— В чем конкретно подозревают мистера Драммонда? — Вы знаете его?

— Я знаю имя. Наша кафедра немногочисленна. Так что все-таки натворил мистер Драммонд?

— Может быть, ничего, а может быть, совершил убийство.

Элизабет Г. Мартин сняла очки. Из коридора доносились глухие удары: стучали ботинки по пробке. Юношеские голоса то усиливались, то становились тише.

44
{"b":"13889","o":1}