— Вы добрались из Лондона за четверо суток? — Домоправительница посмотрела на Хью укоризненно: — Неужели вы мчались без остановок?

— Мы спешили.

— Да, вижу. Бедняжка, должно быть, совсем без сил! Почему бы вам не проводить ее в спальню, а я принесу вам чаю и рулетиков.

— Рулетиков? — спросила Триона.

— Да, это наш любимый десерт, — пояснил Хью.

Триона смотрела на него и, казалось, была способна только удивляться.

Миссис Уоллис пояснила:

— Такие сладкие мягкие рулеты. Вам непременно понравятся. — Она критически оглядела Триону с головы до ног: — Да, видно, лондонские барышни вообще ничего не едят, хотя, глядя на вас, пожалуй, можно сказать, что вы чуть полнее большинства из них.

— Благодарю вас.

Хью прижал ее к себе и улыбнулся:

— Миссис Уоллис считает, что мы погибаем от истощения. И старается нас хорошенько кормить.

— Гм. Если вы будете питаться как следует, я ничего не буду говорить! Не переживайте, миледи. Мы вас живо поправим.

Триона посмотрела на Хью:

— Я бы охотно приняла ванну.

— Конечно! — сказала миссис Уоллис, обернувшись по пути к лестнице через огромный холл. — Ангус, живо на кухню! Скажи людям, что у нас новая госпожа и она желает принять ванну немедленно.

Хью и Триона последовали вверх по огромной лестнице за домоправительницей, объяснявшей по пути, кто изображен на портретах. Но Хью замечал, что Триона не обращает на них внимания. Лицо ее казалось осунувшимся и бледным, плечи поникшими, а каждый новый шаг давался с большим трудом.

Когда они добрались до площадки второго этажа, Триона споткнулась и упала бы, если бы Хью не подхватил ее на руки. Она едва слышно пробормотала слова протеста, но голова ее покоилась при этом на его плече, а рука обнимала за шею.

Бросив обеспокоенный взгляд назад, миссис Уоллис кивнула, демонстрируя свое одобрение, и поспешила опередить Хью, чтобы открыть дверь спальни.

Джентльмен в первую ночь в новом доме должен дать уединение и покой своей молодой жене после столь напряженного и утомительного путешествия, но она была его женой перед Богом, а он уже проявил большее терпение, чем любой известный ему мужчина. Если уж ему приходилось примириться с условиями брака, которые ему не нравились, то по крайней мере он имел право насладиться теми его сторонами, которые находил приятными.

Миссис Уоллис взбила подушку на диване возле огромного камина.

— Пойду позабочусь о рулетиках и чае.

— Благодарю вас.

Знакомая большая комната с ярко-синими занавесками, уютным камином, красно-зеленым ковром и тяжелой добротной мебелью темного дерева выглядела приветливо. Не обращая внимания на диван, Хью опустил Триону на кровать.

— Отдыхайте, пока не принесут еду и горячую ванну.

Она расслабилась, устроившись на подушках, закрыла глаза, и ресницы полукружиями легли на ее щеки. Хью не отрывал взгляда от ее подбородка и изящной линии шеи, потом его взгляд переместился на мягко приподнимающуюся и опускающуюся от дыхания грудь.

Его окатила волна желания, и он поспешил отвернуться, чтобы не поддаваться соблазну.

Постепенно ее дыхание стало ровным, губы приоткрылись, и она повернула голову набок. Угнездившаяся среди подушек, со спутанными волосами, разметавшимися вокруг лица, и глазами, оттененными темными кругами, свидетельствовавшими о крайней степени усталости, она казалась совсем юной.

Хью опомнился, только когда отвел волосы с ее лба. Когда его пальцы заскользили по гладкой коже, сердце его дрогнуло. «Она измучена, и ее волнует будущее. Я рассчитываю, что когда она поймет истинное положение вещей, то не станет разрушать ни мою, ни чью-либо еще жизнь». На это он надеялся больше, чем на что-нибудь иное.

Хью вздохнул, чувствуя себя усталым до мозга костей, но спать не собирался. Ему следовало сообщить миссис Уоллис, что следует повременить с рулетами и горячей ванной, пока Катриона не отдохнет. Подремав с час, она будет в состоянии поесть и принять ванну, прежде чем отойти к глубокому и крепкому ночному сну.

Возможно, пока он сам будет на нижнем этаже, стоит отправиться на некоторое время в библиотеку, перед тем как лечь спать, а иначе ему едва ли удастся уснуть. Если и было что-то, в чем он нуждался, то именно в глубоком сне, похожем на обморок, особенно когда эта невинная искусительница-жена оставалась в пределах досягаемости. Но утром, когда она проснется…

Он улыбнулся, подоткнул под ней одеяло и, все еще улыбаясь, тихонько вышел из комнаты.

Часом позже, выйдя из библиотеки, Хью заметил, что дверь гостиной открыта настежь, а внутри мягко теплится свет. Он заглянул туда и остановился при виде пары ботинок на ногах, вытянутых перед камином.

Это были очень хорошие ботинки из мягкой итальянской кожи, поблескивающие лаком, которые обычно можно было видеть в магазинах на Сент-Джеймс-стрит. Их каблуки были изготовлены по-особенному и отделаны серебром, а с белых носков свисали черные как смоль кисточки, что подтверждало мысль о том, что они принадлежат денди. Насколько можно было судить по блестяще сшитым бриджам, и остальная одежда этого человека была под стать обуви и штанам.

Хью вошел в комнату:

— Что ты здесь делаешь? Что случилось?

Мужчина на стуле потягивал портвейн из стакана, который согревал в ладонях.

— Неужто так следует приветствовать родного брата? — послышался томный голос.

Хью помрачнел:

— Где девочки?

— В постели, как им и положено.

— Значит, ничего не случилось?

— Твои дочери в порядке. Даже сейчас они под охраной семерых моих лучших людей.

Хью вздохнул и провел рукой по волосам, приглаживая их:

— Прошу прощения, Дугал. У меня была трудная неделя. К тому же, перед тем как уехать, я получил это письмо…

— Знаю! Оно и меня обеспокоило. Вот почему все мои лучшие люди там. Я никогда бы не допустил, чтобы с племянницами случилась беда.

Хью ухитрился улыбнуться:

— Спасибо. Извини меня за нервозность. — Он огляделся: — Где София?

— Моя милая женушка отбыла в Эдинбург нынче днем, чтобы сопровождать отца к врачу.

— Ред болен?

— У него приступ подагры, но Софи суетится вокруг него, будто он младенец. — Дугал улыбнулся, и его взгляд смягчился: — Она уехала ненадолго. Без меня ей всегда плохо.

— Ты хочешь сказать, когда она расстается с Макфарлан-Мэнором? Никогда не встречал женщины, которая так любила бы свой дом.

— Кто же ее осудит? Он не так впечатляющ, как эта чудовищная громада, но, несомненно, гораздо элегантнее.

— И заметно дороже.

Дугал поднял брови:

— Что я слышу? Ты страдаешь от недостатка средств? Я-то считал, что ты отнюдь не беден.

— Самый богатый из нас — Александр. У него денег больше, чем у нас всех, вместе взятых.

— Он унаследовал состояние, а нам пришлось делать его самим. Тебе — благодаря твоим лошадям, благослови их Господь, а мне — используя сноровку за игорным столом.

— Никогда не думал, что сноровка имеет значение при карточной игре.

— Но ведь ты никогда не играл со мной в карты.

— И не собираюсь.

Дугал разгладил рукав своего синего сюртука из дорогой ткани.

— Не доверяешь мне?

— Только когда речь идет о картах, женщинах и моем портвейне.

— Похвальная осмотрительность.

Хью предпочел вернуться к исходной теме:

— Если не привез девочек, почему ты здесь?

— Я видел, как ты проскакал галопом мимо, и подумал, что дома меня ждет теплый прием.