– Больше ста восьмидесяти лет! Я этому не верю. Мне не хотелось бы жить, все время притворяясь. Предпочитаю умереть, когда придет мой срок, иначе сердце мое очерствеет.

– Ты должен отыскать Николаса, тогда все поймешь. Жители Бадагаса сильно отличаются от остальных. Скажу больше: не слишком доверяй тамошним обитателям. Лично мне они не по душе. Я была в Бадагасе однажды и, уверяю, больше туда не вернусь. Для Николаса или Фулканелли Бадагас – просто остановка, место, где можно на некоторое время исчезнуть, не более того, но вновь посвященным нужно побывать рядом с Регалейрой. На полях Синтры выпадает лучшая роса в Европе. Избранным, сынам искусства Великого делания, тем, кто желает начать Путь, надо оказаться там весной, чтобы собрать благословенную влагу небес, важнейший элемент, без которого нет делания.

– Виолета, когда ты так говоришь, ты меня пугаешь. Порой мне хочется, чтобы ты была обыкновенной, простой и спокойной девушкой.

– Да разве я не такая? Не нужно меня идеализировать. Я живу просто, в одиночестве, словно отшельница, в этом большом городе.

Джейн взглянула на сестру с нежностью и запечатала мне рот поцелуем, как только я собрался ответить. Мы втроем снова обнялись, подарив себе мгновение абсолютного спокойствия, гармонии и подобия счастья.

– Рамон, – сказала Джейн, – меня ничуть не тревожит, что в мое отсутствие ты был с Виолетой. Больше того – я этому рада. Основа любви, счастья и дружбы – отсутствие ревности, грозящей перерасти в безудержное собственничество. Ревность мне неведома, и тебе нет нужды выбирать одну из нас. Чувства – суть порождения нашего разума, и мы наделены способностью изменять их, создавая для себя новые правила, новые каноны. Фрейд не слишком заблуждался, полагая, что в основе религии лежит способ избежать кровосмешения, столь вредоносного для гармонии внутри семьи или племени. Сейчас мы трое – семья. Мы с Виолетой были семьей еще раньше, чем познакомились с тобой, и, принимая в семью тебя, вовсе не думали о продолжении рода, ничего подобного. Все случилось так же просто, как вода пробивается сквозь камни в горах. И нам не следует искать ответа, почему так получилось, ведь любовь не спрашивает: «Почему?» Во имя любви мы будем совершать поступки, принимать решения, и этот мотор заставит вертеться нашу вселенную.

– Мне бы хотелось, чтобы Николас открыл тебе многое из того, что ты начал постигать вместе с нами, – заговорила Виолета. – Но, думаю, будет лучше, если ты отправишься в путь подготовленным, имея хотя бы основные знания. Самое главное открытие ждет тебя впереди: тебе предстоит открыть двигатель своего существования, свою путеводную звезду, смысл своего бытия. Когда это произойдет, ты поймешь все и обретешь золото и драгоценности, изобилие и чудеса рая. Но чем выше ты поднимешься, тем больше тебе следует обращать внимание на бедность и нужду, на подвиг каждодневного труда, на голод, от которого страдают другие, на ненависть, порождаемую войнами, на лязг металла, натолкнувшегося на металл, на стук лошадиных подков, ломающих камни. Я знаю, Рамон, что сложно сразу переступить черту. Почти невозможно уловить знаки иных миров, отличающихся от диких Лондона, Нью-Йорка и Мадрида. Николас веками прятался от людей, но теперь он должен появиться в этом новом средневековье. Многое здесь пора остановить. Пускай мы и живем в худшем из миров, мы не можем допустить, чтобы он рухнул.

– Ты хочешь сказать, Виолета, что я должен сыграть роль героя? Да я же самый настоящий антигерой! Неудачник, падший ангел, жалкий субъект, которому никогда и в голову не приходили мысли о борьбе и самопожертвовании.

– Ты – просто человек, мужчина, который влюбляется и трепещет, разговаривает с птицами и зеркалами, общается с ветром, воздухом, листьями на деревьях, ласково смотрит на зверей в лесу и печалится вместе с дождем, когда в окно его дома заглядывает осень.

– Нет, Виолета, – ответил я, глядя ей в глаза, но обращаясь одновременно и к Джейн, – я недостоин такой перемены. Я не хочу меняться.

– Ты боишься, и это хорошо. Если бы ты не ощущал ужаса, сковывающего твое тело и не дающего свободно вздохнуть, ты был бы самым обыкновенным долгожителем… Вроде того, с которым ты только что познакомился.

Виолета говорила о мистере Смите.

– Я ведь смотрел фильмы о бессмертных существах, Виолета. О колдуньях, о духах, об ангелах, сражающихся с демонами…

– Нет, Рамон, все это кино, фантастика. В жизни все намного более зыбко, просто и близко. Преисподняя – она здесь, ее вечное пламя – война. В нашем мире возможны Нероны, Калигулы, Наполеоны, люди, подобные Гитлеру, Муссолини, Сталину и Франко; они-то и есть демоны, несчастные существа, не нашедшие себя, обезумевшие из-за недостатка человеческих чувств и одержимости словом «мое». Рамон, ты должен отыскать Николаса. Скажи, что вам надо поговорить, что он тебе нужен, что ты хочешь прочесть «Книгу еврея Авраама» и сумеешь ее понять. Скажи, что ее необходимо показать всем, что человечество нуждается в ней. Мудрые и самоотверженные философы веками ревностно оберегали секрет философского камня, опасаясь, что он станет достоянием тупых, невежественных, алчных людей. Древние хранители не понимали: как бы ни стремились обрести камень люди злокозненные, в их руках он работать не будет. Тайные записи просто останутся для них непонятными. И все же мудрецы скрывались, боясь, что их заставят использовать философский камень для блага преступников. Король Франции отправил своего человека, месье де Крамуази, выведать секреты Фламеля, но алхимик перекупил подосланного с помощью золотого порошка для трансмутации. Месье де Крамуази сообщил королю, что все это лишь шарлатанство, и таким образом спас философа от ареста. Впоследствии Фламель неоднократно попадал в подобные передряги, но всегда сохранял свободу благодаря своей осторожности и скромному образу жизни. Он никогда не кичился богатством, но вечно попадал под подозрение из-за своей щедрости и привлекавшей внимание благотворительной деятельности. Вот почему Фламелю раз за разом приходилось исчезать.

– Пожалуйста, Виолета, Джейн, поедемте со мной! Я хочу, чтобы вы были рядом, мне необходимы ваша храбрость, ваш ум, ваша ласка.

– Мы не можем отправиться в это путешествие, – отрезала Джейн. – Нам нельзя отлучаться из Лондона. Возможно, Николас вот-вот объявится, и тогда мы будем ему нужны.

Я не собирался мириться со столь решительным отказом, но, как ни настаивал, ни одна из сестер не согласилась меня сопровождать. Тогда я решил отказаться от путешествия: в моей жизни только недавно появились сразу две женщины, и вот я снова падаю в пучину одиночества. Я посмотрел Виолете в глаза и вспомнил о зелье, которое она заставила меня принять. Не знаю почему, но мне стало как-то спокойнее. Джейн понимающе улыбнулась.

– Ну что ж, подружки, – я решил притвориться, что мое поражение – это маленькая победа, – до моего отъезда остается всего несколько дней, давайте же повеселимся! Пусть Лондон станет нашим праздником!

Обе сестры робко улыбнулись в ответ, удивленные и заинтересованные.