Ривелл подался вперед:

— Значит, вы ей не поверили?

— Поверил ли ей? Я ей не только не верил, но почти твердо знал, что именно она убила мальчика.

— Бог ты мой!

— Да, я был убежден. И мне об этом сказало всего лишь одно слово. Не думаю, что вы его запомнили, обычно самые важные вещи не привлекают нашего внимания. Это было тогда, когда она рассказывала о признании Ламберна. Она провела сцену безупречно, за исключением всего лишь одного слова. Она говорила, что Ламберн подошел к мальчику сзади, когда тот стоял у края бассейна, протянул руку с револьвером вверх и выстрелил. Вы снова ничего не заметили? Ну вот. А ведь тут самое важное слово — это «вверх»!

— Вверх? Ну и что?

— Не догадываетесь? За каким чертом Ламберну нужно было вытягивать руку вверх, если он — человек высокий, а мальчик был среднего роста? А вот миссис Эллингтон — действительно маленькая, в ней не больше пяти футов, и ей в самом деле потребовалось для выстрела направить руку вверх. Сама того не замечая, при описании движений Ламберна она представила себя в этой роли. И поэтому одно неосторожно вылетевшее словечко стоило целого признания.

Гатри помолчал, раскурил угасшую трубку и заметил:

— Вы скажете, что я делаю слишком далеко идущие выводы из крошечного факта. Согласен, сам понимаю. Я отдавал себе отчет, что это не может служить доказательством в суде. Ведь не было ни единого свидетеля, который мог бы поклясться, будто слышал слово «вверх». Мне ничего не оставалось, как убраться восвояси, хотя я знал, что она совершила хладнокровное убийство и преспокойно свалила его на покончившего с собой Ламберна. Но это еще не вся страшная правда. Основываясь опять-таки только на ее собственных показаниях, смерть Ламберна была не самоубийством и не несчастным случаем, а убийством. И убила его все та же миссис Эллингтон!

Ривелл застыл с раскрытым ртом.

— Да-да. И то, каким образом она это сделала, является самой удивительной частью всей истории! После новых допросов она потеряла самообладание, и ей пришло в голову, что, если у следствия будет чье-нибудь признание, на том все и закончится. Зная, что Ламберн безнадежно в нее влюблен, она пошла к нему и выложила ему ни много ни мало — всю чистую правду! Да именно так — не он ей признался в преступлении, а она призналась ему. Мол, хотела избавиться от мужа, чтобы быть с ним. А потом, пустив в ход всё свое обаяние, впав в истерику, уговорила его отправиться на тот свет вместе. Подальше от этого ужасного и жестокого мира… Она виртуозно сыграла на чувствах и слабых нервах Ламберна и в конце концов наверняка предложила ему уход из мира завершить интимным прощанием. По случайности к двери подошел Роузвер. Он всего лишь хотел удостовериться, все ли у Ламберна в порядке. И, стоя за дверью и прислушиваясь, он понял, что они в постели, и пошел прочь. О его самочувствии можно лишь догадываться.

— Директор сам рассказал вам об этом?

— Да, но только в ходе следствия по делу Ламберна. Главное, чего он хотел, это не раздувать скандала вокруг школы.

— Значит, он солгал вам насчет своего второго визита к Ламберну?

— Нет, он не лгал. Это была чисто словесная ошибка в протоколе моего допроса. Я спросил, когда он последний раз видел Ламберна, и он честно ответил, что в девять часов. Он его позже не видел, только слышал его голос.

— Как это директор сумел удержаться и ничего не сказать раньше?

— Он объяснил мне, что не считал, будто новый скандал вокруг интимных отношений миссис Эллингтон и мистера Ламберна хоть как-то поможет делу. Он якобы пытался не сбивать следствие с основного пути.

Ривелл усмехнулся:

— Самое смешное, что два мальчика видели его, когда он шел к двери Ламберна, — они играли в шахматы в общем зале, а потом сообщили мне, и я страшно удивился, за каким дьяволом директору понадобилось… Впрочем, продолжайте, мои домыслы уже не имеют значения.

— Продолжать осталось немного. Конечно же, миссис Эллингтон не выполнила своей части их общего благородного договора… Ламберн принял огромную дозу веронала, а она только сделала вид, что проглотила таблетки. Результат мы видели. Да, это была великолепная импровизация на заданную тему, подсказанная животным страхом.

— Она — удивительная женщина, — медленно проронил Ривелл.

— Во многих отношениях. Если бы не эта ее маленькая оговорка, я бы ее мог и не заподозрить. И даже потом, если бы она сумела держать удар, мне бы мало что удалось доказать. Знала бы она, как я терзался. Вас она тоже помучила, Ривелл, хотя и в ином смысле. Потому-то я не мог вам слишком доверяться. Если честно, я был только рад, что вы решили, будто я благополучно отступил, дав себя обмануть.

— Как вы могли!

Гатри не стал отвечать на возмущенную реплику Ривелла. Некоторое время он изучал ногти на правой руке, а затем проронил:

— Пора. У меня назначена здесь встреча с другом, Ривелл.

Ривелл с досадой попытался встать, но ему на плечо легла твердая ладонь Гатри.

— Нет-нет. Напротив, мне хочется, чтобы вы встретились с моим другом. Он будет здесь с минуты на минуту.

Гатри сверил свои часы с часами на стене и снова раскурил трубку.

— М-да, — задумчиво продолжил он, — у вас была чудесная догадка, будто Ламберн признался, дабы кого-то вывести из-под удара. Такая мысль даже в голову не пришла бы такому сухому практику, как я. А вот мой товарищ другой. Похож на вас в каком-то смысле. У него в голове тоже сплошные заумности. А вот и он!

Гатри с улыбкой поднялся на ноги, глядя за спину Ривелла. Ривелл обернулся и увидел мягкое, смущенное лицо Джеффри Ламберна.

В первый момент Ривелл был настолько удивлен, что не мог вымолвить слова. Наконец, пожав протянутую ему руку, он выдавил:

— Мистер Ламберн? Но ведь… Я думал, вы вернулись в Вену!

Гатри предложил стул вновь пришедшему.

— Да, вы уже знакомы, — заметил он, широко улыбаясь. — Можете, Ривелл, не волноваться, это не настоящий Джеффри Ламберн. Такого персонажа нет на белом свете… Это мой коллега, детектив Каннелл из Скотланд-Ярда.

Изумление Ривелла нарастало.

— Я был Джеффри Ламберном лишь некоторое время, — скромно пояснил Каннелл. — Как я понимаю, Гатри, вы еще не все рассказали нашему другу?

— Да, не до конца, — кивнул Гатри. — Первая часть заняла несколько больше времени, чем я рассчитывал. У меня уже в горле першит после такой длинной речи. Может быть, остальное доскажете вы, Каннелл?

— Хорошо! — Второй сыщик с улыбкой обернулся к Гатри. — Мы должны извиниться перед вами, но думаю, вы нас простите, когда узнаете еще кое-какие детали. Почему мы говорим с вами об этом? Да потому, что мы оба терпеть не можем обманывать ни в чем не повинных людей. А если такое случается, то потом стараемся загладить свою вину и раскрыть обман… Вы выпьете еще бренди со мной?

Ривелл не смог издать ни звука, но его молчание было принято за знак согласия.

— На каком месте оборвался рассказ? — осведомился Каннелл.

— Я остановился на мнимом признании Ламберна и моем мнимом закрытии следствия, — сказал Гатри.

— Так вот, мы с Гатри много вечеров ломали себе голову и спорили, но так и не обнаружили никаких доказательств!.. Ничегошеньки! Слово, вылетевшее из уст молодой леди, само по себе не служило уликой. Если бы мы обратились к судебно-медицинским экспертам с просьбой определить траекторию пули, попавшей в череп застреленного мальчика, они ничего бы не сообщили, поскольку череп был разнесен на куски. Более того, у нас и теперь не так много улик против нее. Даже покушение на вашу жизнь потребовало бы веских доказательств. Кстати, вас может заинтересовать тот факт, что револьвер, из которого она в вас целилась, принадлежал ее мужу. Эллингтон купил его недавно, готовясь к отъезду в Кению.

— А если бы вы оказались застрелены, то Эллингтона, скорее всего, повесили бы! — заметил Гатри. — Как видите, у этой женщины даже в панике была своя железная логика!