После смерти матери и отчима Кэт на время нашла приют в доме некой Эммы Стоун, родной ее тетки. Эта набожная ханжа, задавшись целью спасти Кэт от пути греха и порока, по которому шла ее сестра, мать девочки, порола ребенка кнутом с самым жестоким усердием. Но убежала Кэт из дома не только из-за побоев, однажды ночью ей пришлось искать спасения в побеге, чтобы избавиться от похотливых приставаний мистера Стоуна, ее дяди. Именно этот жизненный опыт внушил ей жгучее презрение к показной набожности и сохранил в памяти детский восторг перед чистыми простынями и нарядной одеждой.

Края полей этой шляпки отделаны вишневым бархатом, букетик искусственных цветов приколот к более темной ленте на тулье, и общее впечатление…

– Очаровательно, – произнес за ее спиной глубокий мужской голос.

Кэт быстро обернулась и увидела высокого темноволосого мужчину, смотревшего на нее в монокль. Опрятно и даже нарядно одетый, он стоял, небрежно опершись о притолоку открытой двери магазина. В этот погожий сентябрьский полдень солнце заливало улицы ясным светом, вереницы нарядных экипажей текли вдоль тротуаров, по мостовой гарцевали всадники. Кэт вдруг почувствовала себя чудовищно одинокой – и поняла, что так и должно быть.

Этого человека она узнала сразу же. Будто могло быть иначе? Перед ней стоял полковник Брюс Эптон-Смит. Прежде гусарский офицер, последние три или четыре года он служил личным агентом двоюродного брата короля лорда Джарвиса, признанной силы, стоявшей за регентом.

– О, благодарю.

Сняв с головки бархатное совершенство, Кэт потянулась к другой шляпке – плетенная из пальмовой соломки, она была отделана бархатной ярко-зеленой лентой и крохотной вуалью в тон.

– Вы не находите, что эта красивее?

– Почему не обе?

Кэт улыбнулась.

– Действительно, почему нет? – Она обернулась к приказчице. Последние минуты та стояла за прилавком совершенно безмолвно. – Заверните эти шляпки.

Уронив монокль, Эпсон-Смит оторвался от двери и сделал шаг по направлению к ней.

– Мисс Болейн пришлет за ними позже, – бросил он девушке за прилавком, не сводя пристального взгляда с Кэт.

Она, так же не опуская глаз, возразила:

– Я бы хотела забрать их сейчас.

– К сожалению, это невозможно. Лорд Джарвис мечтает побеседовать с вами. А он не любит ждать.

Кэт почувствовала, как в ней поднимается волна страха. Поговаривали, что люди исчезали без следа после «бесед» с лордом Джарвисом. Кого-то из них находили потом мертвыми, их обезображенные трупы валялись где-нибудь за городом в пустынных местах.

– А если я откажусь?

Серые глаза Эпсон-Смита сверкали сталью. Кэт вынуждена была собрать всю волю, чтобы выдержать этот взгляд.

– Не думаю, мадам, что вы настолько глупы.

Тем же послеполуденным часом Себастьян, следуя подсказке Тома, держал путь на Таттерсалл. На этот лошадиный рынок, где велась торговля с аукциона, чуть раньше отправился капитан Питер Куэйл.

Даже в такой толпе его легко было отличить: высокий мужчина в мундире своего полка с пустым левым рукавом. Лошадь, которую он сейчас осматривал – отлично вычищенный скребком гнедой со своенравно изогнутой шеей и аккуратно подвязанным хвостом, – предназначалась для упряжки.

– Хорош, – кинул Себастьян, подходя и останавливаясь позади. – Чуть коротковат в крупе, вам не кажется?

Куэйл обернулся, выражение его лица сразу стало замкнутым и настороженным.

– Не сказал бы. Но помню, у вас всегда были лучшие лошади в полку.

– Слышал, вы приобрели перевод в конную гвардию. Ваша супруга должна быть счастлива, что любимый муж всегда рядом.

Глаза его собеседника зло прищурились. Во время их совместной службы на Пиренейском полуострове капитан Куэйл исправно обзаводился любовницей-португалкой, а часто и двумя зараз.

– О чем хлопочете, Девлин? Не хочу льстить себе мыслью, что вы искали моего общества ради болтовни о прегрешениях юности.

Себастьян ласково пробежал ладонью по холке лошади. Славная животина, в самом деле.

– Предположим, я очень любопытен. Вам, случайно, не был известен молодой человек по имени Доминик Стентон?

– Вы о сыне лорда Стентона? О том, которого на днях ободрали, как мясную тушу? Нет, я не был с ним знаком.

– Но слышали, что с ним случилось.

– Кто же в Лондоне этого не слышал?

Гнедой принялся обнюхивать карманы Себастьяна, видимо в поисках морковки.

– А Барклея Кармайкла вы тоже не знали?

Крохотный мускул заплясал на скуле капитана, ноздри его раздулись от подавленного гнева.

– Понимаю, куда вы клоните.

– Не сомневаюсь. – Все внимание Себастьяна было обращено на лошадь. – Я бы сказал, это неизбежно при вашей репутации любителя прибегать к пыткам и причинять мучения. Тела этих молодых людей были найдены обезображенными, и мое внимание, естественно, устремилось к вам.

Грудь капитана Куэйла бурно вздымалась. В солнечном свете ярко блеснули значки полковых отличий.

– То, что я делал в Португалии, было совершено по приказу короля ради моей отчизны.

– И при этом наслаждались каждой минутой исполнения сурового долга? – Только сейчас Себастьян повернулся и взглянул прямо в глаза собеседника. – Что же происходило далее? Постепенно у вас появился вкус к подобному времяпровождению, затем вы стали скучать без своих милых занятий. Парады и выездки по плацу да прогулки в свите принца-регента не могут доставить много удовольствия.

Куэйл гневно смотрел на него, но хранил молчание.

Яркое солнце обратило в золото мириады плясавших в воздухе пылинок, над площадью плыл запах выхоленных лошадей и навоза.

– Где вы все-таки были в ночь на воскресенье?

– Дома. В постели со своей женой. – Куэйл наклонился ближе к собеседнику, глаза его казались синими льдинками. – А в чьей постели были вы, милорд? Не расскажете?

Улыбнувшись, Себастьян ответил:

– Тоже в постели. Но не с женой.

Он повернулся, намереваясь уходить, но капитан остановил его. Голос его зазвучал громче.

– Вы промахнулись с вашими догадками относительно меня. Слышите, Девлин? Промахнулись. Я ничего общего не имел ни с Кармайклом, ни со Стентоном.

– В самом деле? – Себастьян взял в руку уздечку гнедого и прикоснулся ею к груди капитана. – В таком случае почему вы лжете?

Стоя в тени колоннады палладианского здания рынка, Себастьян видел, как Куэйл, быстро оглянувшись, поспешил исчезнуть в одной из дверей, ведущих во внутренние помещения.

– Проследи за ним, – велел он Тому. – Я хочу знать, куда он ходит и с кем видится.

Том надвинул пониже на глаза шапку и ухмыльнулся:

– Будет сделано, хозяин.

Чарльз, лорд Джарвис, взял кончиками пальцев понюшку табаку, поднес к носу и с наслаждением чихнул.

Это был высокий мужчина, обладавший крупным дородным телом, исправным аппетитом и властью такого масштаба, что подобной ей ни у кого в Англии больше не было.

Хотя он и претендовал на кровное родство с королем, своим могуществом Джарвис был обязан не столько случайности рождения, сколько блеску несравненного ума, тонкой способности манипулировать людьми и безоглядной преданности королю и отечеству, которую никто не подвергал сомнению. Если бы не лояльность Джарвиса, ганноверцы уже давно потеряли бы свое непрочное место на троне, что прекрасно понимали как регент, так и старый король. Во всяком случае, король понимал это в те промежутки времени, когда обретал прежнюю ясность рассудка, что бывало не часто.

Джарвис держал свои кабинеты и во дворце Сент-Джеймс, и в Карлтон-хаусе, хотя в последнем со дня объявления регентства несколько месяцев назад проводил значительно больше времени. Свой собственный дом на Беркли-сквер он старался навещать как можно реже, ибо тот так и кишел представительницами женского пола, к которому Джарвис питал мало симпатии и еще меньше нежности. Его мать – злобная, алчная фурия, жена – идиотка, а единственное дитя, дочь Геро… Джарвис почувствовал, как поднимается в груди жгучее волнение, и поспешил встать и налить себе бренди, чтобы успокоиться. В свои двадцать пять лет его дочка была строптивой упрямицей, вечно погруженной в дела тошнотворной благотворительности и, похоже, даже не помышляющей о том, что пора уже выйти замуж.