Погибнуть у самой цели?!. По окончании розысков правительство Норвегии наградило Н. Бегичева именными золотыми часами. И вот теперь Глеб случайно узнает, что отважного спасателя постигла судьба тех двух норвежцев.

***

Переправившись через Пуру, спортсмен собирался следовать вдоль ее берега на юг, а затем, как станут реки, по притокам Пясины на Авам. Поправку в план внесла погода. К вечеру следующего дня пошел мокрый снег, сменившийся проливным дождем. Тундра разбухла, раскисла, растеклась. Речки поднялись.

Глеб, меся сапогами бескрайнее болото, мокрый до нитки, мечтал о морозе, как о лучшем друге. Сбоку, по-собачьи верно, катился велосипед. С кочки на кочку с ним не попрыгаешь, надо тянуть напрямую. И ругнет его Глеб, и погладит холодный металл — ведь столько вместе пройдено…

А тучи слились с туманом, навалились сырой липкой ватой. Бесцветный тяжелый воздух просто физически хотелось раздвинуть руками, вылезти из-под него на свежий ветер, на простор. Идти трудно, но и остановиться — отдыха не жди, сразу начинают донимать "союзники" — сырость с холодом. Глеб уже не стремится к точной ориентировке, главное — не кружить, держать на юго-восток. Реки, озера при такой обстановке уже не приметы, их стало бесчисленное множество, все соединены протоками. И ждать — не переждешь: затопит или с голоду помрешь — все живое исчезло из тундры… Может быть, за этой рекой становище долгана Никиты, а может быть, просто бугор, на котором можно установить палатку…

Глеб, опершись на велосипед, внимательно вглядывался в противоположный берег. Туман скрадывал расстояние. Будь плавник, сделал бы плот, но нигде ни палки, единственный "валежник" — это сброшенные оленьи рога. Попробовать переплыть? Это не страшно, но есть ли смысл? Возможно, лучше двигаться вдоль речки на юг…

– Слишком много рассуждений,-тряхнул головой Глеб, — это, пожалуй, признак усталости. А глубина, наверное, порядочная. Любопытно, что это за черные точки на воде? Уж не утки ли?.. — Глеб замер, присев на сырой мох… Постой, да ведь это олени, множество оленей. Он уже ясно различает ветвистые рога над водой. Основная масса плывет в стороне, а с десяток животных — прямо на него. Что делать? Можно, конечно, распаковать ружье, но малейший звук вспугнет оленей да и убьешь в воде, все равно без толку — унесет или утонет.

А животные почти рядом, пахни ветерок — они учуют человека. Один четвероногий пловец уже выскочил на берег и стал отряхиваться в каких-то трех метрах от Глеба, под ним. Помотав головой, олень оглянулся на реку, и в эту минуту человек, с непостижимой для самого себя быстротой, словно пружина, метнулся вниз.

Животное взвилось. Глеб, слетев с него, увидал над собой вытянутую морду с огромными ветвистыми рогами и машинально ухватился за них. Надо сказать, что дикий олень, о котором много написано, как об очень робком и миролюбивом животном, когда надо — умеет защищаться и даже нападать. И не только рога в таких случаях служат ему оружием, но и острые, очень крепкие копыта передних ног. Ведь этими копытами олень разбивает зимой твердый, как лед, наст, добывая питание. И все же подбросить вверх человека, весящего почти центнер, олень оказался не в состоянии. Он волочил охотника по земле, по воде, пытался проткнуть его рогами, но Глеб каждый раз изворачивался так, что наиболее опасные, центральные, отростки проходили мимо тела…

Постепенно человек набирался уверенности в своих силах, а олень слабел. Он хрипел, широко раскрывал рот, глаза у него наливались кровью. И думал он, видно, уже не о нападении, а о том, как бы самому унести ноги. У Глеба теперь задача — добраться до ножа. Только как высвободить руку? Резко повернувшись, он всей тяжестью налег на рога, стремясь завалить животного. Олень сделал попытку вырваться но, увы, человек оказался более ловким. Глеб еще и еще прижимал к земле голову зверя. Новое усилие — и тот упал. Понадобилась доля минуты, чтобы нож довершил дело.

А стадо, напутанное шумом борьбы, форсировало уже новую протоку.

Теперь у Травина есть пища. Пожалуй, можно и палатку поставить, переждать непогоду. Но за ночь похолодало, пошел снег, ударил мороз, запуржило — так за один сентябрьский день на Таймыр пришла зима.

Миновал Глеб и скалу Гусиный нос, и круглое озерцо Птичий глаз, и еще одно очень длинное и узкое озеро, добрался до становища долгана Никиты. Хозяин был в отъезде. Встретила спортсмена жена. Травин с любопытством оглядывал жилище, такого он еще не видал. Дом сооружен на санях: два полоза, а на них каркас из прутьев тальника. Сверху он покрыт нюком — своеобразным чехлом, сшитым из оленьих шкур шерстью наружу. Внутри — ситцевый полог, наподобие обоев, в углу — небольшая железная печь.

Женщина по облику и по бойкости походила на якутку, а возможно и была ею. Говорила по-русски. Глеб узнал, что они тоже скоро откочуют на Авам. Хозяйка предлагала подождать мужа и далее ехать вместе. Но Глеб не стал задерживаться.

В конце октября он подошел к Пясине. Это самая большая река полуострова, на север от нее высится хребет Бырранга и полярные пустыни — голые тундровые пространства. На зиму даже дикие олени, а за ними и волки покидают тундру, расположенную за этой рекой. "Пясина самой природой огорожена от посягательств человека", — писал один исследователь в 20-х годах.

Но в 1936 году в Пясину с океана войдет караван речных судов с… паровозами и вагонами для строителей Норильска. Поведет его прославленный енисейский капитан Мецайк. Следует добавить, что это тот самый Мецайк, который привез в 1915 году из Красноярска на Диксон первую в этом краю радиостанцию.

Значит, Пясина. На блестящем, чуть запорошенном снегом льду играли алые блики полуденной зари. Велосипедист осторожно опустился на лед, потоптался на нем — даже не хрустит. Сел на велосипед и нажал на педали. Вот уже позади середина. Выходить надо левее, где берег пологий. Он круто повернул руль и… грохнулся на затрещавший лед. Подвели поношенные шины, велосипед поскользнулся. Но выяснять причину падения, барахтаясь в проруби, пробитой тяжестью собственного тела, — занятие, конечно, несвоевременное….

Вцепившись пальцами и подбородком в острую кромку, бешено работая в воде ногами, Травин стремился выбраться на лед, Тянула вниз одежда, отяжелевшие торбаза…

Нельзя позволить себе ни минуты на раздумье. Одно неловкое движение — и конец. Как можно шире разведя руки, Глеб грудью оперся о кромку и вытолкнул вперед плечо. Еще один толчок — еще десяток сантиметров. В воде остались только ноги…

Распластавшись на льду, перебрасывая тело с боку на бок, путешественник по-пластунски продолжал путь, волоча за собой велосипед. Подняться рискнул лишь у самого берега. И только теперь почувствовал усталость, холод, сырость, страх. Как огнем жгло израненные в кровь лицо и дрожащие от напряжения руки.

Скинул обувь и вылил воду. Пока выжимает чижи, меховые чулки, босой танцует на снегу. Танец неописуем, главное в нем — максимум движений. Наконец, все выжато и мокрым снова надето. После этой операции — кросс…

Таймыр, словно испытав мужество спортсмена, решил вознаградить его. Мчась от реки с велосипедом, Глеб наткнулся на какие-то полузанесенные снегом кочки. При ближайшем рассмотрении "кочки" оказались тушами оленей, воткнутыми в снег. Тут же горой лежали шкуры. Это было заготовленное ненцами, жившими в этом районе, про запас мясо диких оленей. Почему на берегу? Осенью олени начинают переход на юг, ближе к лесам, где теплее и легче кормиться. При этом они форсируют многие реки. Охотники хорошо изучили маршруты кочевок и поджидают животных в местах широких переправ, бьют их в воде с лодки.

Травин прежде всего залез в шкуры и отогрелся. Потом досыта наелся мороженого мяса и уснул.

Новый день путешественник встретил бодро, будто не было ни купания, ни кросса в мокрой обледенелой одежде, которую он сумел выморозить почти досуха.

25 октября посчастливилось встретить людей. В дорожном паспорте появилась печать — "Авамский родовой самоедский Совет". А накануне 13-й годовщины Октябрьской революции Травин по оленьему тракту достиг реки Хатанги. Таймырский полуостров, переход через который занял в общей сложности два месяца, остался позади.