У него не было ответа.

— Гостиница совсем рядом.

— Мы туда не поедем.

Вынув из одного вместительного кармана пальто бутылку с водой, а из другого несколько капсул, Алекс впихнул Люси в машину. Он ненадолго задержался у отеля «Гранд-Монарх», все время держа ее за руку — даже тогда, когда заполнял карточку у стойки ночного портье, а затем получал паспорт Люси и ее вещи. Еще короче Алекс пообщался с полицейскими — поблагодарил их за содействие и забрал сумочку и телефон Люси, сообщив им, что она не пострадала, но находится в шоковом состоянии. Первейшей его заботой на данный момент было ее здоровье; они оба согласны ответить на все вопросы, но чуть позже, после отдыха. На французском Алекс изъяснялся довольно бегло и был сама учтивость, поэтому их вскоре отпустили.

В машине он за получасовую поездку отпускал руку Люси лишь для того, чтобы переключать передачу. Когда они свернули на проселок, ведущий к его дому близ Эгля, было почти три ночи, но Алекс, невзирая на поздний час, поставил машину в гараж и тщательно его запер. Под ледяным дождичком они пробежали по саду. Ключ, как всегда, хранился в горшке с зимней геранью.

В доме Алекс даже не стал открывать ставни, а первым делом включил свет и показал Люси, где находится ванная, затем устремился наверх и принялся регулировать переключатели. Спешно вернувшись, он увидел, что Люси хоть и устала, но не спешит присесть. Она взглянула на него, сияя:

— Сколько места…

Она осматривала просторную гостиную, выходящую окнами на небольшую оранжерею, акварели на стенах, белую плетеную мебель в новеньких чехлах, пианино, прислоненную к креслу виолончель, разложенные повсюду фотографии и чувствовала себя потерявшимся, а потом найденным и приведенным домой ребенком. Устроившись у стола в старинном кресле рядом с сервантом, где поблескивал фарфоровый сервиз, Люси принялась наблюдать, как Алекс сначала включил масляный обогреватель и поставил чайник, а затем скрылся в боковом коридорчике и учинил обыск в морозильной камере. Вскоре он вернулся с упаковкой черного хлеба для тостов.

— Не знаю, сколько он тут пролежал,— озабоченно сообщил Алекс, по-видимому еще не готовый выслушивать ее впечатления,— но можно попытаться разогреть. Масло, наверное, пробовать слишком рискованно… но что-нибудь съесть тебе не помешает.

Тщательно вымыв руки, он подал ей чашку с горячим чаем и намазанный медом тост и, по-прежнему неугомонный, ушел что-то проверить наверху. Тепло от обогревателя и чая оживило Люси; она моментально ощутила, как по всему телу растекается дурманящая усталость. Наконец Алекс вернулся и пристроился на уголке кухонного стола. Глаза Люси от усталости показались ему огромными, под ними залегли темные круги. Он улыбнулся:

— Ну что ж… Я разжег камин, спальня сейчас нагреется, а воды как раз хватит, чтобы быстренько ополоснуться под душем.

Люси встала и прижала пальцы к его губам, побуждая к молчанию.

— Мне не нужен душ, Алекс… и врача не нужно.

Большим пальцем она обвела его улыбающиеся губы, и Алекс успел поцеловать его, ощутив нежный медовый привкус. Зеленые глаза встретились с карими, изучая их настроение; через миг его рука легла ей на затылок, и их губы нежно соединились.

Они слишком долго ждали этого, чтобы теперь торопиться. Медовое дыхание Люси обволокло Алекса, и он томно длил поцелуй, а затем осторожно обнял ее за тонкую талию и приподнял над полом. Люси легко обхватила его ногами и не отрывала глаз от его лица, пока он без всяких усилий нес ее по лестнице на второй этаж.

В спальне неуловимо пахло дымком и сосной. Алекс мягко усадил Люси на кровать, на толстое шерстяное одеяло. Они неспешно раздели друг друга, наслаждаясь каждым мгновением. Алекс начал целовать ее щеки и ресницы, а затем лег рядом с ней на мягкое ложе, нежными прикосновениями исследуя изгибы стройной талии и плоский живот. Его руки благоговейно поднимались все выше. Чуткими пальцами он прикоснулся к ужасному шраму, окантовавшему ее левую грудь от ребер до ключицы. Люси задержала дыхание, подавив желание заплакать.

— Он такой уродливый!

— Нет, он прекрасный,— возразил Алекс— Он спас тебе жизнь.

Он покрыл шрам частыми поцелуями, продвигаясь снизу вверх. Его жаркое дыхание защекотало шею Люси, и наконец Алекс вновь приник к ее губам. Теперь желание стало нестерпимым, их захлестнула страсть. Чувственность Люси взывала к его телесному жару, и отсрочка была равносильна агонии, а удовольствие — боли.

— Алекс!

Она слишком долго желала этого, и в ее призыве чувствовалась такая жажда, что Алекс без колебаний переместил руку с ее груди на бедро, а услышав вновь свое имя, легко приподнял Люси и проник в ее лоно. Их прерывистое дыхание смешалось.

Алекс обхватил Люси за талию, и ее ноги инстинктивно обвились вокруг него. Она остро ощутила его внутри себя и отдалась сладострастию с такой силой, что чуть не потеряла сознание, а ее дыхание затрепетало, подобно крыльям бабочки. Не прерывая поцелуя, Алекс начал прокладывать пальцами тропинку между их сомкнутыми телами, спускаясь все ниже, но Люси остановила его:

— Нет, Алекс, подожди…

Он открыл глаза, пытаясь понять, что она хочет сказать, и заглянул прямо в ее душу, которая вдруг раскрылась перед ним. Где-то внутри Люси туго скрученная пружина, которую невозможно было больше сдерживать, развернулась без предупреждения, почти болезненно пронзая все ее естество. Никогда прежде Люси не чувствовала себя такой незащищенной, такой доверчиво распахнутой. Ее чувства вернулись из долгой изнурительной ссылки. Она почему-то — а почему, и сама не знала — разрешила себе поверить Алексу, страстно тоскуя по единению с ним, и последствия этого единения оказались воистину гипнотическими.

Алекс впитал в себя ее наслаждение — неповторимую изысканную мелодию возникшей между ними близости — и лишь тогда позволил себе отдаться ее ритму. Время замерло. Люси не знала, сколько его прошло до того мгновения, когда они наконец насытились друг другом и она заснула в объятиях Алекса, прислушиваясь к его сердцебиению и вою ветра за окнами.

Люси проснулась от непонятного постукивания и ощутила, что лежит в постели одна. Лениво приподняв веки, она увидела силуэт на фоне тлеющего камина — Алекс разбивал кочергой угасающие угли, подбрасывал еще поленьев. По комнате распространялся свежий сосновый запах; ставни не были закрыты наглухо, и стекла позванивали от ветра.

— Сейчас рано, еще нет семи. И погода дрянная,— произнес он мягким хрипловатым голосом, возвращаясь в постель.— Зато моя дама прекрасна. Уважительная причина остаться дома.

Алекс проскользнул под одеяло, поближе к ее теплу, и обнял Люси. От его пальцев веяло ароматом жженого миндаля, и Люси поцеловала их кончики — в качестве прелюдии к дальнейшим нежным прикосновениям. Алекс засмеялся:

— Ты всегда такая неуемная? И это после двух часов сна?

— Пора мне перестать себя унимать… Никогда еще я так хорошо не высыпалась за два часа! — Люси оперлась на локоть и заглянула в его озорно блестевшие изумрудные глаза.— «Пойдем, прошу, доверься мне во всем»[81].

И она приподнялась, заняв доминирующую позу.

— «Да, я готов».

В половине одиннадцатого Алекс разбудил Люси поцелуем и прижал палец к ее губам, не разрешая говорить.

— Я хочу проверить, как там дела у Шан, а потом выбегу ненадолго за молоком и куплю еще каких-нибудь продуктов: у нас почти ничего не осталось.

— Мне пойти с тобой?

— Я скоро. Тебе не будет страшно?

Люси сонно покачала головой.

— Тогда полежи. Можешь принять ванну: вода уже греется. На улице просто ураган.

Припозднившись с завтраком, Алекс и Люси воспользовались плохой погодой как поводом воздержаться от прогулки. Вместо этого они говорили и не могли наговориться, прежде всего о доме, о лесных дорожках и тропках, о саде и старинном доме, хранящем в фотографиях фамильную историю. Люси не могла надышаться запахами горящего очага и влажных цветов, расспрашивала Алекса о семейных торжествах и воспоминаниях, связанных с этими стенами. Он скупо рассказывал ей об Уилле, но больше о матери, а Люси обмолвилась парой слов о своей. Оба внимательно слушали, пребывая в задумчивости и ни о чем не тревожась. Им никто не мешал: Шан наслаждалась материнскими заботами, всячески балуя Макса. «Не надо приезжать,— посоветовала она Алексу по телефону,— лучше позаботься о Люси». И они с чистой совестью предались обсуждению недавних треволнений и впечатлений об участниках недавней истории. Алекс посвятил Люси в события, в которых Кэлвину было отведено довольно загадочное место.