— Странная там церковь, вам не кажется? Ничего памятного не осталось ни от самого Ди, ни даже от его могилы. Дом Ди тоже не сохранился — только часть садовой стены. Словно вся его земная жизнь была сном, а духовная сущность живет и поныне. В церкви с начала семнадцатого века произошли колоссальные изменения.

В ее голосе слышались сожаление и одновременно убежденность.

— «…Из вещества того же, что наши сны»?[54] — засмеялся Алекс— Зато в путеводителе мне понравилось прямо-таки мистическое свидетельство некоего очевидца, будто бы наблюдавшего спустя годы шторм, вызванный Ди ради сэра Эверарда Дигби![55] Волшебство, вполне уместное для прототипа Просперо!

Саймон уже собрался сострить, дескать, в Викторианскую эпоху неумехи реставраторы немало напортачили в церквях по всей стране, но неожиданно передумал и заговорил совсем о другом. Все это время он с возрастающим вниманием всматривался в черты Люси. Когда Алекс пришел из кухни и поставил на стол кофейник, Саймона озарило:

— Знаете, Люси, а ведь вы правы: теперь-то я вас узнал! Лицо у вас примечательное…

Она с подозрением покосилась на него, но поняла, что это комплимент.

— Пока мы гуляли, я все ломал себе голову, но сейчас уже не сомневаюсь: это вас я видел в пабе на Фин-стрит около месяца назад. Кажется, я тогда проверил вас на благонадежность!

Он смущенно хохотнул. Люси задумчиво кивнула и тоже вспомнила мужчину, который подмигнул ей в тот ненастный день, когда она спешила обратно в больницу.

— Да-да! Не в самом пабе — я как раз шла мимо, возвращаясь в Бромптон. У вас хорошая память.

Она подумала, что Саймон тогда показался ей привлекательным, иначе его образ не отложился бы в ее подсознании.

— Удивительно, но в том пабе я тогда встречался с Шан. Надо было и вас к нам затащить — незнакомку с улицы! А если серьезно, то вы с ней хорошо поладили.

— Она сейчас словно заблудшая душа,— тактично заметил Алекс— У нее редко получается общаться с женщинами. Но сегодня, как мне кажется, она осталась довольна собой — по большей части.

— Значит, ей пришлось страдать…— Люси поочередно поглядывала на Алекса и Саймона, не желая лишний раз выпытывать подробности.— Она была подружкой вашего брата?…

Это было не все, что ей хотелось знать, но за обедом Люси сама собрала воедино все невысказанные слова.

— Они провели вместе больше трех лет, а в мае расстались. Но была бы на то воля самой Шан, этого бы не случилось.

Меланхоличные слова Алекса выдавали его скрытую печаль.

— А теперь она начала все по новой — или пытается начать.— Саймон взглянул на Алекса и продолжил саркастическим тоном: — Ничто так не возводит человека до псевдобожественного уровня, как ранняя и трагическая гибель. То, что случилось с Уиллом, точь-в-точь в духе Джеймса Дина![56] И теперь бедная девушка ни за что его не забудет!

— Но ведь сам он, наверное, хотел бы этого,— предположила Люси.

— Хотел бы,— грустно улыбнулся ей Алекс и сменил тему: — Саймон, что ты думаешь об этом ее новом друге?

— Мама всегда учила меня: если ты не можешь сказать что-нибудь приятное о ком-либо, не говори ничего! — Саймон запрокинул голову и захохотал.— Боюсь, эта заповедь обрекает меня на гробовое молчание.

— С ним что-то не так,— подхватила Люси.— Но не оттого ли, что он вам просто не нравится из-за Шан?

— Я ему не верю, и точка! — тут же возразил Саймон.— Ты видел, Алекс, какие у него были глаза, когда ты отдавал Люси ключ? Он сам был не прочь его заграбастать — ясно как день!

— Прямо «Остров сокровищ» какой-то.— Алекс был настроен скептически.— Меня всегда удивляло, до какой степени Уилл увлекался всем этим, но, мне кажется, это отчасти объясняется его отношениями с мамой, интересом к ее родословной и поиском своего места в ней. Ему казалось, что они с мамой очень похожи. Думаю, его любопытство было своеобразной попыткой самосознания. А Кэлвин, скорее всего, хочет завладеть ключом потому, что считает, будто бы им можно отпереть королевскую сокровищницу. Что очень маловероятно.

— Но сведения о Ди говорят сами за себя! — воскликнул Саймон и тут же пояснил, хотя Алекс не выказывал особых признаков заинтересованности: — Я ничего о нем не знаю, зато мне удалось отдать на анализ тот документ Уилла — подлинную рукопись, прилагавшуюся к ключу. Говорил он тебе?

Алекс покачал головой.

— Мой двоюродный брат из Оксфорда занимается радиоуглеродным анализом. Разумеется, существует и вероятность ошибки, но он указал период между тысяча пятьсот пятидесятым и тысяча шестьсот пятидесятым годами.

— Что достаточно тесно соотносит его с эпохой Ди…

Алекс встал, подошел к книжной полке и вернулся со шкатулкой для документов, вынул из нее туго скрученный лист старинного пергамента и расправил его на столе.

— Вот оригинал — Уилл оставил мне его на хранение, а в путешествие взял копию. Документ тоже принадлежал ему, и Кэлвин спрашивал меня о нем в церкви.

Люси, до сих пор не пропускавшая ни единого слова, вдруг заговорила с неожиданной горячностью:

— Алекс, это вовсе не мое дело, и, возможно, я не должна ничего говорить, но мне, как и Саймону, было неловко в компании с Кэлвином. Он не привык смотреть в лицо собеседнику, вернее, он всякий раз спешит отвести глаза, словно боится встретиться с ним взглядом. И я согласна с Саймоном: он тоже хотел получить этот ключ. Глупо признаваться, но я чуть было не поддалась его нажиму и едва сама не отдала его. У меня создалось впечатление, что ключик дает доступ к чему-то, что страшно интересует Кэлвина, и, возможно, он даже знает, к чему именно.

— «Это ценнейшая реликвия нашей семьи»,— насмешливо напомнил Саймон.

Алекс рассмеялся:

— Любую драгоценность давно бы уже прибрали к рукам. Деревенский дом принадлежал материнской родне, там сохранились только старые книги да несколько изящных безделушек. Богачей в семье не было. Я уверен: все стоящее было бы уже разбазарено задолго до нас.

— Можно взглянуть?

Люси осторожно спустила кошку с колен и потянулась за пергаментом. Алекс бережно передал ей сверток. Оттуда выскользнула и упала на пол открытка, но Люси, нагнувшись за ней, даже не стала ее рассматривать, впившись глазами в старинный документ. Она сосредоточенно нахмурилась.

— Так это шестнадцатый век?

Ей пришло в голову, что, пожалуй, следовало бы предварительно надеть перчатки.

— Или начало семнадцатого.— Саймон тоже подошел и пристроился рядом с ней, чтобы получше изучить пергамент.— Не очень-то похоже на привычные карты кладов.

— Но это только одна ее часть,— заявила Люси убежденно, чем поразила обоих мужчин.— Есть и другая, что бы там ни открывал этот ключ.

Они вытаращились на нее.

— А откуда нашей Кассандре это известно? — с невольной холодностью спросил Алекс.

— Я точно не знаю. Просто мне так кажется.

Было очевидно, что Люси не пытается заморочить им голову и говорит не из пустого каприза — напротив, ее голос звучал очень уверенно.

— Эта страница — ключевая, если можно так выразиться. То есть если найдется еще одна, то она менее важна.

Алекс хоть и слушал, но никак не реагировал на ее слова.

— Уилл упоминал об этом в сообщениях из Рима. У него там родилось много разных идей.— Саймон уселся на пол, упер локти в колени и пристроил подбородок на ладонях.— Я начал разбирать их пару недель назад, когда мы забрались к нему в ноутбук. Большинство записей — сущая белиберда, какие-то путаные сведения об алхимиках и прочее. Это все я уже распечатывал и мы успели прочесть. Но особое внимание он уделяет инквизиции — в основном из-за радиоуглеродного анализа. И к тому же первые слова здесь — о площади Цветов и о пламени… Уилл выяснил, что Кампо де Фиори в интересующий нас период было, по всей видимости, местом религиозных казней. Он составил список казненных и собрал о них кое-какие данные. Сдается, что человек по имени Бруно стал наиболее примечательной жертвой — возможно, он тоже любил поболтать с ангелами, если уж на то пошло.— Саймон многозначительно посмотрел на собеседников и добавил: — Если пресловутый доктор Ди общался с ангелами, то инквизиция вполне могла заинтересоваться подробностями.