2-й взвод в полном составе — Крендл, Лёфлад, Лихтель, Брюкнер, Эрнст и я — тут же соскочил с грузовика и бросился в какую-то едва приметную ложбину укрыться.
Остальные наши бойцы заняли оборону где только можно. Генерал Штайнер развернул танки, и полугусеничные вездеходы на восток.
Серо-коричневые фигурки русских пехотинцев были хорошо заметны на белом снегу, и промахнуться было трудно. Иногда вдали, метрах в 250 от нас, мелькали грузовики противника.
— Ничего, если мы здесь разместимся? — с улыбкой спросил незнакомый мне гауптшарфюрер.
Он и еще несколько солдат решили установить здесь станковый пулемет МГ-38. Мне сразу стало легче на душе при виде этого мощного и надежного оружия.
— Милости прошу, — согласился я. Гауптшарфюрер окинул взором своих солдат, собиравших оружие, потом, отерев снег с лица, сказал:
— Черт, холодновато сегодня для боев. Надо бы нашему командованию договориться с русским, так, мол, и так, теперь воевать только весной и исключительно в светлое время суток, верно?
— Здорово, — прошептал мне Брюкнер. — Этот гауптшарфюрер точно спятил, а у него, между прочим, оружие в руках.
— Но он ведь с нами, — недоумевал Крендл. Брюкнер обреченно покачал головой, потом взглянул на
Лёфлада, пожал плечами и со вздохом произнес:
— Да поможет бог фюреру в этот день.
Мы дожидались, пока русские пехотинцы окажутся на расстоянии выстрела. И тут наши танки и бронетранспортеры открыли огонь. Вдруг кто-то бросил мне прямо в лицо пачку табаку. Рядом со мной в снегу лежал гауптшарфюрер. Справа от него — автоматчики. Я посмотрел на него, он в ответ улыбнулся.
— Сигаретку не желаешь? Тут вмешался Брюкнер.
— Прошу прощения, гауптшарфюрер, а может, у вас и винцо найдется? — не скрывая сарказма, спросил он.
Русские подходили ближе и ближе, а мы до сих пор и не выстрелили. Повернув голову влево, я увидел, как на меня в упор уставился Крендл.
— Ты бы лучше снял касочку да привязал ее к жопе, — посоветовал он. — Понимаешь, не хочется видеть, как русские расплескают твои мозги.
И они с Лихтелем расхохотались.
Тут автоматчики дали несколько коротких очередей. Передернув затвор автомата, гауптшарфюрер тоже открыл огонь. 2-й взвод стрелял из МР-40 и снайперской винтовки.
Я увидел, как несколько русских солдат, вырвавшись вперед, побежали прямо на нас, но тут же упали в снег, сраженные нашими пулями. Наиболее интенсивный огонь вели бойцы, которые залегли южнее, но мы оставались на прежних позициях на случай, если русским вздумается попытаться обойти нас с фланга. Пулеметчики палили из своих МГ-38 по группе русских, надвигавшейся с севера. Мы постреливали изредка, предпочитая не расходовать зря патроны.
— Жрать хочется, — объявил гауптштурмфюрер. — Может, у кого найдется что-нибудь пожевать? Хлеб или, может, баночка сардин?
На войне приходится слышать подобные шутки. Брюкнер полагал, что у тех, кто склонен к такого рода юмору, явно не все дома. От слов гауптштурмфюрера, вообще от его поведения, мне стало не по себе — уж очень неадекватно вел он себя в данной ситуации. Я подумал, что это следствие серьезной психической травмы. Такое тоже случается на войне. До сих пор мне с подобными вещами сталкиваться не приходилось, но впоследствии пришлось, и не раз.
В «Петриксе» раздался голос.
— Нужно подогнать к перекрестку дорог 38-е и прихватить фаустпатроны. Не знаю, сколько еще смогу удержаться без них.
Перекресток, о котором шла речь, располагался южнее. Я передал запрос расчету 38-х, доложил и своим. Наш 2-й взвод оказался бы куда полезнее не здесь, а там, на перекрестке. Гауптшарфюрер, откинувшись на стенку траншеи, заложил руки за голову.
— Вы идите, — сказал он. — А я останусь здесь, посплю немного.
Вот этого Брюкнер уже вынести не мог и стал тащить га-уптшарфюрера за рукав. Тот выхватил пистолет и навел его на Брюкнера. В конце концов мы решили позже вернуться и забрать его отсюда.
Наш взвод вместе с расчетом 38-х, перебежав через дорогу, направились к югу. Метрах в тридцати мы увидели бойцов СС с фаустпатронами и пулеметные расчеты, расположившиеся на западной стороне дороги. Они вели огонь по наседавшим на них русским. Русских было довольно много. Перескочив через дорогу, мы заняли позиции в придорожном кювете, прямо на льду и тоже открыли огонь по наступавшему неприятелю.
Русские «тридцатьчетверки» быстро перещелкали наши танки и бронетранспортеры. Они догорали на заснеженном поле, в небо вздымались густые черные клубы. Снаряды наших 8,8-сантиметровых — все равно что комариный укус для брони «Т-34», но вот при помощи 10,2-сантиметровых мы довольно эффективно выводили их из строя.
На перекресток перед нами волна за волной выкатывались русские. В тридцати метрах в нашем тылу расположился санитарный пункт, куда сволакивали раненых. Если русские возьмут этот перекресток, нашим раненым, считай, конец. Кроме того, в их руки попадут временные склады боеприпасов. Нас было человек 100 — все бойцы 3-го полка ваффен-СС, 3-го полка «Лейбштандарта СС «Адольф Гитлер» и 5-го полка СС «Викинг». Мы отправили несколько человек в тыл за патронами для МГ-38 и фаустпатронами.
Натиск русских не ослабевал. Мы нацелили на север три станковых пулемета и еще три на юг. Этого вполне хватало, чтобы уложить любого из русских, кто попытается атаковать нас. Но русское командование понимало, что, окажись в его руках наши склады боеприпасов, и наша песенка спета. Оставшиеся наши пехотинцы сцепились с русскими дальше на поле.
Мы продолжали поливать огнем накатывавшегося на нас волнами неприятеля. Снег на восточной стороне дороги окрасился в красный цвет. Русские падали уже друг на друга, их оставшиеся в живых пехотинцы укрывались за грудами мертвых тел. Свистели мины, взрываясь вокруг нас, мы вели круговой огонь. Много наших за время этой схватки получили ранения, а кое-кто и погиб. Я уже вставлял в автомат последний из остававшихся у меня рожков, и в этот момент русские дали команду к отходу. Мы продолжали стрелять вслед отступавшим, чтобы отбить у них охоту возвращаться. Мало-помалу огонь прекратился. Вскоре к нам направились наши уцелевшие танки и бронетранспортеры. Наши потери были ужасающими. Это была пиррова победа. Обе стороны понесли такие потери, что еще немного, и мы перестреляли бы друг друга до единого человека. Солдаты из 1 -го полка «Лейбштандарта СС «Адольф Гитлер» бродили среди русских раненых, добивая оставшихся в живых. У меня это тогда возмущения не вызывало—в конце концов, выжившие скоро снова встанут на ноги и будут сражаться против нас. Это не то, что убивать безоружных, как тогда в Бельгии.
Лихтель и Брюкнер молча смотрели на погибшего солдата СС, ничком лежавшего на снегу. Это был Эрнст. Тогда у Днепра он выжил, получив две пули в грудь, а сейчас вот одна-единственная оказалась для него роковой.
Наши бойцы стали рыть могилы и грузить раненых в кузова «Опель Блицей», Лёфлад поинтересовался, где наш гауптшарфюрер. Мы вернулись туда, где он оставался поспать. И он действительно заснул. Вечным сном. Пустив себе пулю в лоб из пистолета.
По прибытии в Таганрог мы соединились с другими частями СС и вермахта. Повсюду на юге России наши войска готовились к развертыванию. Таганрог был спокойным местом, там мы получали горячий обед, имели возможность как следует отмыться от грязи и вшей и даже побриться.
Выбывшего Эрнста я заменил Цайтлером. Во время схватки на дороге он получил осколок в руку и теперь держал ее на перевязи.
— Теперь я буду у вас заменять всех погибших? — спросил он.
Вопрос этот он задал с улыбкой на лице, но я понимал, что в его вопросе не было издевки. Однако Брюкнер был иного мнения. Недолго думая, он заехал кулачищем в физиономию Цайтлеру и сбил его с ног. В результате шутник недосчитался двух зубов. Правда, потом Брюкнер, поостыв, помог ему подняться, виновато отряхнул пыль с обмундирования и даже дал ему свой носовой платок утереть разбитый рот. Больше Цайтлер так не шутил.
