– О, на меня! Да, тут вы найдете не маленький рот. Если для вас большой рот – признак красоты, то я вам должна казаться прекраснее Троянской Елены, а, Ральф?

– Вы и лучше ее, – сказал Ральф просто.

А Дирк твердил про себя: «Вот как обстоит дело, Дирк де Ионг…». Снова и снова эта бессмысленная фраза.

– Ах, эти обеды! – восклицал генерал. – Я не хочу показаться неблагодарным. Но эти обеды! Как охотно остался бы я здесь, на ферме, в тишине и уюте.

Уже на ступенях крыльца он обернулся, щелкнул каблуками в глубоком поклоне, затем взял руку Селины и поцеловал ее. И вслед за ним, прижав левую руку к груди, с комичной торжественностью и искренней нежностью проделал эту церемонию Ральф. Она улыбалась немного смущенно, а при поцелуе Ральфа щеки ее заалели.

– А ведь мне никто за всю жизнь не целовал руки, – сказала она смеясь, но голос ее дрожал.

Она еще стояла на крыльце и махала платком, когда все четверо были уже далеко.

– Вы еще навестите меня? – спросила она на прощание у Даллас. И та обещала. Но ведь Даллас скоро уедет в Париж учиться и работать…

– А когда я вернусь, вы мне позволите написать ваш портрет?

– Мой портрет? – изумилась Селина.

Все четверо в автомобиле катили по Гельстедской дороге, усталые, молчаливые, разнеженные прелестью этого весеннего дня. Ральф Пуль снял шляпу. В безжалостном свете солнца в черных волосах заблестели серебряные нити.

– В такие дни я отказываюсь верить, что мне сорок пять лет. Даллас, скажите, что мне нет сорока пяти!

– Вы еще молоды, вам нет сорока пяти, – сказала Даллас своим медленным, ласкающим голосом.

Тонкая коричневая рука Ральфа открыто протянулась и стиснула ее крепкую белую руку.

– Когда вы так это говорите, Даллас, это кажется правдой.

– Это и есть правда, – отвечала Даллас.

Они сперва высадили Даллас у старого грязного дома на Онтарио-стрит, где была ее мастерская, затем сошел Дирк у своего нарядного маленького особняка. А двое помчались дальше.

Дирк отпер ключом дверь и вошел. Саки, японец, скользнул бесшумно в переднюю, почтительно бормоча приветствие. На приличной консоли в передней приличная вазочка с письмами и приглашениями. Он прошел через приемную в итальянском вкусе в свою спальню. Японец шел за ним. Изящный вечерний костюм (от Пиля, английского портного с Мичиганского бульвара) лежал наготове.

– Кто-нибудь меня спрашивал, Саки?

– Миссис Шторм телефонировала.

– Передавала что-нибудь?

– Нет, сказала, еще позвонит.

– Хорошо, Саки.

Он махнул рукой на дверь, и слуга вышел, осторожно притворив ее за собой. Дирк снял пиджак, жилет, швырнул то и другое на стул у кровати. Он стоял, глядя на парадный костюм от Пиля, на крахмальную негнущуюся сорочку. «Теперь в ванну», – подумал он машинально. Потом, совсем неожиданно, он упал ничком на покрытую шелковым одеялом кровать и лежал все так же неподвижно когда через полчаса раздался резкий звонок телефона и вслед за ним осторожный стук в дверь слуги-японца.