– Ими пользовался еще мой сын, – негромко пояснил Во, найдя удачный способ прервать неловкое молчание, воцарившееся между ними. – Обучение девочек будет начинаться в девять утра, а в полдень им сюда принесут легкий завтрак. Потом дети час будут спать на этих подушках, а став постарше, просто отдыхать на них и размышлять о том, чему их учили утром. Занятия заканчиваются около четырех часов, после чего девочки возвращаются в дом, чтобы принять ванну и приготовиться к ужину.

– А мне тоже следует придерживаться этого распорядка? – поинтересовалась Сарина, чувствуя, как холодно прозвучал ее голос.

Если Во и заметил перемену в ее тоне, ничто в его голосе не выдало этого.

– Это целиком на ваше усмотрение, – ответил он. – Несомненно, вы обнаружите, что заниматься с ними гораздо труднее, чем с мальчиками, но если вы опытный и терпеливый педагог, то преодолеете все препятствия, которые они перед вами воздвигнут. Это ваша вотчина, мисс Пейдж. Управляйте ею хорошо и будете более чем прилично вознаграждены за свои усилия. А сейчас я больше не могу откладывать свой отъезд, потому что в городе меня ждет множество неотложных дел. – Он поклонился Сарине и направился к двери. – Я прикажу, чтобы сюда немедленно прислали двух рабов. Они выгребут эту многолетнюю пыль и приготовят дом для моих дочерей. – Во снова поклонился и вышел, оставив ее наедине с пылью, воспоминаниями и собственными тревожными мыслями.

Вскоре после того, как двое молодых слуг закончили уборку, Сарина услышала раздававшиеся неподалеку звонкие голоса. Несколько минут спустя в комнату в сопровождении неулыбчивой, одетой в серый халат служанки с бледным мрачным лицом вошли три девочки. Сарина уже знала, что ее зовут Лань Тай и что она «амах» девочек.

Все три девочки выглядели, как миниатюрные копии красавицы Ли. Их густые черные волосы с подстриженной челкой походили на блестящие шапочки на их маленьких головках. На девочках были одинаковые блузки из бледно-розового шелка и такие же штаны, а на ногах крошечные тапки, какие носили Сюе и Ли. Они вошли в комнату прихрамывая, маленькими шажками, и Сарину охватило негодование: она, как и Чен, считала завязанные ноги неоправданной жестокостью. Но она скрыла свои чувства за теплой и дружелюбной улыбкой и, когда все три девочки по очереди поклонились ей, поклонилась им в ответ.

– Я Сарина, – медленно и отчетливо произнесла она, показывая на себя и тщательно выговаривая каждый слог. – Са-ри-на.

– Са-ли-на, – с робкой улыбкой повторила самая высокая из трех девочек.

Сарина покачала головой и снова произнесла свое имя:

– Са-ри-на.

На этот раз все три девочки сделали попытку повторить его:

– Са-ли-на.

Сарина улыбнулась и кивнула головой. Салина. Пусть пока будет так, решила она. По крайней мере для начала. Она посмотрела на старшую из девочек, показала на себя и снова громко повторила свое имя. Потом показала на девочку и вопросительно приподняла бровь.

Девочка без колебаний ответила:

– Лян.

– Лян. – Сарина повторила имя девочки, и Лян гордо кивнула.

Потом Сарина показала на девочку, стоящую рядом с Лян, и та полушепотом произнесла:

– Хуэй.

Сарина повторила ее имя и заставила Хуэй назвать себя еще раз, но уже в полный голос. Удовлетворившись, она показала на самую маленькую из трех и была вознаграждена визгом:

– Чуй.

Старшие сестры рассмеялись, прикрывая рты крошечными ручками. Мрачная женщина, все еще стоящая позади них, постучала поочередно рукой по их плечам и строго покачала головой. Смех мгновенно смолк. Посмотрев на сопровождающую, Сарина сначала показала на нее, а потом на дверь. Женщина заморгала и оглянулась на дверь, но осталась на месте. Сарина снова показала на дверь и сделала просительный жест руками.

Лян, похоже, догадалась, что хотела сказать Сарина, потому что повернулась к служанке и что-то быстро произнесла по-китайски. Та смутилась, но Лян заговорила снова, и она, кивнув головой, поклонилась девочкам. Затем с упреком посмотрела на Сарину, еще раз поклонилась и шаркающей походкой вышла из комнаты. Сарина положила Лян руку на плечо и четко произнесла:

– Спасибо.

Лян нахмурилась. Сарина повторила и с улыбкой чуть поклонилась девочке. Лян поклонилась в ответ, и с ее крошечных, как почка розы, губ слетело робкое:

– Паси-бо.

Несмотря на свободу, данную ей Во, Сарина следовала тому же распорядку, который когда-то был установлен для его сына. К ее радости, симпатичные дочки Во полюбили ее. Шли дни, и Сарина обнаружила, что с каждым новым английским словом, которое запоминали девочки, она узнавала его китайский вариант. Оказалось, что это самый легкий и эффективный способ учить ее подопечных. Каждое утро она приносила в летний домик какие-нибудь предметы: ювелирные украшения, что-нибудь из одежды, домашнюю посуду или утварь и по очереди показывала им. После того как кто-нибудь из девочек называл слово по-китайски, она медленно произносила его по-английски, и сестры повторяли за ней. Вскоре несколько утренних часов они стали проводить в саду, изучая названия цветов и деревьев. Из всех трех девочек одиннадцатилетняя Лян оказалась самой любознательной и помогала Сарине увлечь девятилетнюю Хуэй и восьмилетнюю Чуй, когда их энтузиазм начинал иссякать.

День был настолько насыщен делами, что Сарина к вечеру еле добиралась до постели. Но в темноте, когда звуки дня становились тише и замирали, ее охватывала прежняя тоска, которую, казалось, не могло смягчить время. Пара крепких рук выхватывала ее из темноты, заставляя вспомнить все, что она старалась забыть. Открыв раздвижные панели, Сарина лежала на кровати и смотрела на тени, которые в лунном свете отбрасывали плывущие облака. Иногда ей виделся в них корабль, качающийся на волнах, иногда два тела, слившиеся в любовной игре.

Во вздохах ветра ей слышалось ее имя, произнесенное его голосом. Но затем ветер становился холоднее, его завывания громче, и ей слышалось уже не ее имя, а совсем другое. Хи-ла-ри. Хи-ла-ри. Она закрывала глаза, поворачивалась на бок, подставляя ветру и луне спину, и пыталась убедить себя, что однажды ее боль пройдет навсегда. Но довольно часто она просыпалась утром с чувством одиночества, холодившим душу, а знакомые зеленые глаза по-прежнему жгли ей сердце.

Однажды днем, в четыре часа, когда девочки вернулись к строгой и сумрачной Лань Тай, Сарина отправилась погулять по саду. Бродя среди раскидистых тутовых деревьев, она увидела Чена, выходящего из деревянного домика, где разводили шелковичных червей. Окликнув его по имени, она поспешила к нему навстречу, радуясь возможности возобновить знакомство с неуловимым молодым человеком, которого она теперь видела только за ужином. Противоречивые чувства отражались на лице Чена: похоже, он разрывался между желанием поговорить с ней и необходимостью быть осторожным. Сарина подошла ближе, и лицо юноши стало непроницаемым. Сарина в очередной раз восхитилась его способностью так легко скрывать свои чувства и снова вспомнила, как он притаился в тот вечер за окном музыкальной комнаты. Интересно, в какую опасную игру он играет?

– Ваших юных подопечных сегодня уже отпустили, мисс Пейдж? – спросил Чен с легкой улыбкой.

– И вернули под надзор Лань Тай, которая столь неодобрительно ко мне относится, – вздохнула Сарина.

Чен рассмеялся.

– Не обращайте внимания на бедную старуху, – сказал он. – За двадцать четыре года, что она живет у нас в доме, еще ни один человек не снискал ее одобрения. Но она «амах», которой нет равных, и дети, которых она опекает, – это ее дети, своих у нее никогда не было.

Сарина сразу почувствовала нежность к этой женщине и почему-то вспомнила о несчастных крестьянах, к которым Чен выказывал такое же сострадание. Она попыталась вспомнить их имена.

– На, – пробормотала она, не сообразив, что произносит имя вслух, – и Янь У. Как они, Чен? – спросила она и была награждена его удивленным взглядом.

– Только подумать, вы даже запомнили, как их зовут! – Он улыбнулся и заглянул ей в глаза, словно впервые увидел. – Рад сообщить вам, что Янь У совсем поправился, а На все еще очень меня беспокоит. Ребенок, который у нее скоро родится, десятый по счету, и я боюсь, что это будет стоить ей жизни. У нее почти не осталось сил, и она проводит весь день в доме под присмотром своей старшей дочери. Если отец узнает об этом, он страшно рассердится, потому что его шелковичными червями сейчас занимается на два человека меньше обычного.