— Нина! — снова кликнул Костя.

Голос его дошел до девушки сквозь настойчивый рабочий шум. Она выглянула из-за высокого и широкого корабельного руля, где, как и Михаил, вырезала износившиеся листы бортовой обшивки.

На работу Нина одела не пестренькое ситцевое платьишко, а туго перетянутый поясом комбинезон, который отлично подчеркивал ладность тонкой фигуры. Вымазанная ржавчиной, кое-где прожженная искрами сварки, незатейливая роба казалась на Нине нарядной — таково завидное свойство молодости и здоровья. А Костя был в обычном костюме. Когда они здоровались, Михаил невольно заметил, что и руки у них несхожие — маленькие, темные от соприкосновения с металлом и большие, сильные, чистые.

— Привет, Нина!

— Здравствуй. Куда направился?

— Да, так… Покататься вышел… Ишь, и Семихатка здесь.

С веселой улыбкой, в которой если и мелькнуло воспоминание о вчерашнем, то только чуть-чуть, девушка обернулась к Михаилу:

— Доброе утро. Мы сегодня не виделись.

— Как самочувствие? — добродушно и покровительственно осведомился Костя. — Натерпелся вчера страху?

Нина бросила укоризненный взгляд. Вопрос показался ей нетактичным.

На Михаила он тоже подействовал неприятно. Белые брови парня сошлись в ровную линию, глаза вспыхнули. Однако овладел собой, улыбнулся:

— Что было, то было, натерпелся. А тебе — и сказать не могу какое от меня спасибо. Если бы не ты…

— Пустяки! — без всякой рисовки искренне перебил Костя. — Нечего вспоминать.

— Привыкнешь к морю, — добавила Нина. — Ну, Костя, до вечера. Мы люди рабочие, нам разговоры разговаривать некогда.

— До вечера… А ты, Семихатка, не теряйся… Может, еще яхтсменом станешь, в гонках участвовать будешь! — Костя от души расхохотался, столь забавным показалось ему такое предположение. — А, Нина? Лихой матрос! Возьмем на «Тайфун», когда стомильные гонки будут?

Продолжая смеяться, оттолкнул швертбот от дока. Высокий парус «Ястреба» плавно удалился.

Костя был не совсем искренен, сказав, что хочет «просто так, покататься».

Ему нужно было побыть в одиночестве, хорошенько обдумать утреннее происшествие.

Случилось вот что.

Вчера, после того, как «Ястреб» благополучно вернулся в родную гавань, экипаж его навел на швертботе порядок, Костю отозвал в сторонку матрос с соседней водной станции Эдик — молчаливый, длиннорукий и длинноногий блондин с синими глазами и унылым носом. Тронув себя за кончик носа — была у него такая привычка, — Эдик попросил:

— Помоги, Костик, выручи.

В коротком знакомстве они не состояли, но друг друга знали, встречались на берегу и обращение к коллеге было естественным.

— Ну? — коротко ответил Костя, уверенный, что речь пойдет о займе банки с краской, кисти или чего другого подобного.

Однако не угадал.

— Ваша моторка в ходу? — спросил Эдик.

— В ходу.

— Давай завтра утречком на скумбрию пойдем. На нашей нельзя, зажигание барахлит, двигатель разобрал.

Скумбрия рыба сезонная, как раз наступила ее пора и Костя думал недолго:

— Давай.

— Со мной один будет, ты его знаешь — Шутько Сенька, боцманом у нас работал.

— Пусть, не помешает.

— Значит, с рассветом выйдем. Железно?

— Железно.

На зорьке Костя явился в яхт-клуб. Долил бензина в бак, прогрел мотор, проверил рыбачью снасть, по-черноморскому — «справу». Рядом несколько шаланд и моторных лодок тоже готовились к отплытию.

Товарищи Кости не заставили себя ждать. Сенька Шутько был парень лет двадцати с небольшим, коренастый, чуть кривоногий или казавшийся таким от широких брюк. Глаза у него сонные, блеклые на флегматичном невыразительном лице. Держался Шутько уверенно, как человек, всегда знающий, что ему нужно. Приветствовал Костю чуть свысока, бросив короткое: «Здорово».

Ответив, Костя удивленно посмотрел на снаряжение прибывших: короткие «пруты»-удилища, на двоих три «самодура» — подобия спиннинга с пестрыми перышками на крючках вместо приманки. Настоящий рыбак один берет с собой пять-шесть «самодуров», если не больше.

— Неважнецкая справа, — сказал Костя, не удержавшись.

— Какая есть, — ответил Шутько. — Поехали!

Заурчал мотор и рыбаки отправились на промысел.

Когда обогнули брекватер, Сенька распорядился:

— Бери к Фонтану.

Большой Фонтан — дачное место под Одессой.

— Может, к третьему бую лучше? — усомнился Костя, глядя на остальную рыбачью флотилию, которая держала курс в открытое море.

— Кому лучше, а кому и нет. Ты меня слушай.

Сказал Шутько, как отрезал, таким тоном, что Костя, не признававший авторитетов во всем, что касалось моря, пусть нехотя, но подчинился. Шлюпку направил вдоль берега.

Моторка бойко разрезала небольшие волны. Небо было чистое, берег умытый, ничто не напоминало о вчерашнем буйстве природы. Появились на пляже первые энтузиасты-купальщики.

Скоро миновали Отраду. Шутько показал рулевому на рыбачий сейнер, стоящий на якоре в полумиле от берега.

— К нему держи.

— Чего мы там не видали?

— Может, и увидим что, — уклончиво ответил до той поры молчавший Эдик, тронув себя за нос.

Настроение Кости начало портиться. Похоже, затевается некрасивая история. Он и раньше слыхал про такое — покупают на сейнерах свежую рыбу, сплавляют на базар с немалым барышом. Слыхать — слыхал, а самому сталкиваться с рыбаками-барыгами не доводилось. Как же быть?! А может, напрасно он подозревает своих парней?! Мало ли что им нужно на сейнере, а он сразу за спекулянтов принял?.. «Зря шуметь не буду, погляжу, что дальше», — решил Костя.

По-прежнему без лишних разговоров подошли к сейнеру. Шутько вскарабкался на невысокий борт его, Костя и Эдик остались в шлюпке.

Сенька пожал руку вахтенному — угрюмому детине в трусиках и грязном ватнике, накинутом прямо на голое тело. Они, видно, были знакомы, сразу вступили в быстрый негромкий разговор. Договорившись, спустились под палубу.

Вскоре нечесаные патлы вахтенного и темная фуражка Шутько вновь появились из люка. Эдик тотчас поставил моторку лагом — борт о борт с сейнером. Не успел Костя оглянуться, как сверху опрокинули целую корзину свежей остро пахнущей рыбы.

Сенька, не мешкая, прыгнул на корму шлюпки, дернул пусковой шнур мотора и минуту спустя до сейнера было уже добрых два кабельтова.

— Пусти! — Костя отпихнул Шутько, взял у него румпель. — Не дело затеяли.

Шутько посмотрел с искренним удивлением.

— Лишняя, так сказать, пара червонцев мешает?

— Червонец червонцу рознь.

— Не строй детку, — Эдик пришел на помощь Шутько. — Сармак — он всегда сармак.

— Совесть — она тоже всегда совесть.

— Вот сказанул! — Сенька опять вступил в беседу. — Разве мы против совести? Мы облегчение людям делаем, сам понимаешь, чем на Привозе скумбрии больше, тем цена ее дешевле.

— Через государственный магазин надо.

Сенька присвистнул, показывая тем полную несостоятельность Костиных слов.

— Много ты ее в государственном магазине видишь! Вот они — на якоре, да когда еще рыбу на рефрижератор сдадут, а с рефрижератора на береговую базу, а с береговой — на торговую, а с торговой — в магазин. У нас без бюрократизма, пришла хозяйка на рынок, пожалуйте, свежая рыбка.

Костя промолчал. Доводы Шутько вроде и убедительны были, да не убеждали.

— Ладно, — миролюбиво закончил Сенька. — Извини, что до дела тебе все как есть не рассказал.

— Еще и справу взяли, вроде бы серьезно, — проворчал Костя, поняв, что рыбацкая снасть нужна Шутько и Эдику лишь для отвода глаз — спросят откуда рыба, ответ простой: наловили. — Сам пойми, нехорошо.

— Пустой разговор, — возразил Шутько, смачно плюнув за борт. — Не бросать же!

В самом деле — не погубишь ведь хорошую свежую рыбу. Обратно на сейнер везти — еще глупее, да и не возьмут там. За нее деньги плачены, их не вернешь.

— Сдать? — неуверенно предложил Костя.

— Кому? — разом спросили Эдик и Шутько.

В самом деле — кому?