Море было колыбелью всего живущего. Может, поэтому в составе человеческой крови есть общее с составом морской воды. Даже самый сухой, рационалистический человек, глядя на море, слышит зов романтики; в посвисте морского ветра звучит голос далеких просторов. Так было всегда, так будет, несмотря на споры между «физиками» и «лириками». Впрочем, море и корабли — это одна из областей человеческой деятельности (таких немало!), где тесно сплетены аналитический ум и физическая выносливость, умение пользоваться электронными приборами и древняя, как мир, способность чуять ветер, понимать крики чаек, беседовать с розовыми облаками, что величественно плывут за горизонт.

Кстати, о «Горизонте».

Джозеф Конрад, писатель и моряк, отдавший жизнь литературе и морю, написал, среди многих других, книг «Зеркало морей». Я бы сделал ее настольной для каждого, кто любит море. В «Зеркале морей» Конрад говорит: «История повторяется, но никогда не возродить нам умершего искусства. Неповторимый голос его ушел из моря навсегда, отзвучал, как песня убитой дикой птицы. Нет того, на что раньше откликалась душа радостью, искренним увлечением. Плавание на парусных судах — искусство, и прекрасная тень его уже уходит от нас в мрачную долину забвения… В наши дни дело моряка — ремесло и, конечно, как во всяком ремесле, в нем есть своя романтика, своя честь, своя награда, свои тяжкие тревоги и часы блаженного удовлетворения. Но в современном мореплавании нет поэзии борьбы человека один на один с чем-то безмерно более могучим, чем он».

Слова, проникнутые прозрачной печалью, точно характеризуют судьбы мореплавания. В эпоху парусного флота оно было искусством, в эпоху парового — стало ремеслом.

Сейчас превращается в науку.

«Горизонт» — судно сегодняшнего дня, на котором воспитываются моряки сегодняшнего дня: инженеры-судоводители, инженеры-механики, инженеры-радисты. «Горизонт» можно назвать институтом, который плавает по морям со своими студентами, преподавателями и профессорами, аудиториями, учебными мастерскими. Подобных ему нет ни в одном флоте мира. Под советским флагом плавают еще два судна этого типа: «Зенит», принадлежащий Ленинградскому высшему инженерному морскому училищу, и «Меридиан» Владивостокского училища. Корабли одной серии моряки называют английским термином «систер-шип» — «корабли-сестры».

«Горизонт» не только образцово оборудован с технической, навигационной, мореходной точек зрения. Он — произведение искусства второй половины двадцатого столетия. Линии его стройны, проникнуты той особой гармонией, в которой соединились строгий расчет инженера и вдохновение художника. Благодаря плавному прогибу корпуса, теплоход не давит на воду, а как бы скользит по волнам. Внутренние помещения удобны, их современное убранство не переходит ту грань, за которой своеобразие становится формалистическим вывертом.

Мощность двигателя нашего теплохода равна трем с лишним тысячам лошадиных сил. Тысячи сил эти могут дать судну скорость в четырнадцать с половиной узлов, что «по береговому» равно приблизительно двадцати пяти километрам в час. Длина «Горизонта» сто пять метров, ширина 14,4 метра, груза он принимает в трюмы свои более двух тысяч тонн. Имеет так называемый неограниченный район плавания, иными словами, может отправиться из любого порта мира в любой порт, через любые моря и океаны. Тридцать восемь суток способен находиться в рейсе, не заглядывая в гавань, не пополняя запасов воды, топлива, продовольствия.

Таков «Горизонт» — сильный, надежный, выносливый, соединение техники и искусства, результат труда и вдохновения многих людей.

Постоянно живут и работают на стальном островке, без устали скитающемся по морям, пятьдесят два человека — капитан и штатная команда «Горизонта».

«Капитан и команда». Как и все в морском деле, точное определение это выработано самой жизнью, многолетней практикой. Капитан — единственное лицо, полностью отвечающее за то, что происходит и может произойти с судном, людьми, грузом. Ни с кем и ни при каких обстоятельствах он это трудное и почетное право не делит. В рейсе по любому вопросу окончательное решение за капитаном, закон дает ему в некоторых областях такие права, каких на берегу не имеет никто. Пока судну угрожает хоть малейшая опасность, действиями экипажа руководит капитан. Однажды, когда мы шли проливом Зунд, капитан «Горизонта» Петр Петрович Кравец пожаловался в разговоре: «Вот интересно, всего двое суток стою на мостике, а уж ноги начали болеть». Это было сказано между прочим, без всякой рисовки. Простоять на мостике «всего» сорок восемь часов, в то время, когда штурманы и матросы регулярно сменялись от вахты к вахте, для капитана дело вполне обычное.

«Горизонт» — судно сегодняшнего дня и капитан Кравец характерен для образа сегодняшнего советского моряка.

Из своих тридцати пяти лет жизни Петр Кравец двадцать отдал морю. Пятнадцатилетним юнгой в грозные годы плавал на судах, перевозивших груз для фронта. Еще продолжалась война, когда матрос Кравец поступил в мореходку, окончил ее штурманом. Стал плавать помощником капитана. Среднее морское образование не удовлетворило Кравца. Было трудно, очень трудно, однако в высшем инженерном морском училище получил диплом судоводителя высшей квалификации. Успокаиваться и на этом не собирается.

Иногда на мостике «Горизонта» собираются моряки, как бы символически представляющие смену поколений: капитан, давно окончивший училище; четвертый штурман Олег Корышко, который только-только получил диплом инженера-судоводителя и в этом качестве делает первые рейсы; матросы Владимир Кузнецов и Адольф Глушко — курсанты последнего курса, проходящие на «Горизонте» практику, им надо, как говорят моряки, «выплавать ценз».

Моя должность на «Горизонте» была невелика, но она позволила непосредственно войти в морскую жизнь, быть не гостем, а равноправным членом морского коллектива.

Отъезд, даже в желанное путешествие, похож на степной ветер, который пахнет медом и чуть-чуть горькой полынью. Есть французская поговорка: «Уехать — это немножко умереть». Мы уходили из Одессы в слякотный и неприютный день, перед отходом было много зряшной суеты и никчемных волнений. Падал холодный дождь со снегом, вода за бортом была тяжелая, мрачная, почти черная. Местами ее покрывал молодой лед — «сало», лоснящийся и липкий в полном соответствии с названием своим. Поворотный буй у мыса Большой Фонтан, где корабли ложатся на курс, ведущий вдаль, вздыхал глубоко и грустно. Он начинал коротким звуком «Му!», переходящим в долгий рев «У-уу». Буй хорошо знал меня, я не раз летом ловил возле рыбу и сейчас, казалось, посылал слова привета. Берег быстро скрылся, наступил неопределенный час зимних сумерек. Невольно думалось о долгом пути «Горизонта». Из Одессы мы должны попасть в ливийский порт Триполи на северном побережье Африки, доставив туда груз для советского павильона международной выставки. Из Триполи возьмем курс на Венецию и близлежащую от нее Равенну. Затем через Гибралтар, пролив Ла-Манш, Северное море наше судно пойдет на Балтику в восточногерманский порт Росток. Рейс долгий и в зимних условиях трудный, много дней и ночей вокруг нас не будет ничего, кроме волн и ветра, далекие облака поплывут над «Горизонтом», как бы указывая ему путь. Небольшой коллектив советских людей вынужден жить обособленной от всего мира жизнью, за Гибралтаром даже последние известия ловить не так просто из-за дальности расстояния и разности во времени между нами и Москвой. Что касается газет, то о них надо забыть до Ростока — конца плавания.

Рейс за Босфор моряки называют «идти на выход». Черное море — свое, родное, плавание здесь, как правило, между советскими портами, в каботаже. Настоящие дальние плавания начинаются за Босфором.