— И?! — опять нетерпеливо, но совсем с другой интонацией спросил Костя. — Дадут?!

— Постараемся, постараемся, — обнадеживающе ответил меценат. — Для чемпиона ничего не жалеем, все условия создаем.

Костя сердечно сказал:

— Спасибо, Илларион Миронович, большое спасибо!

— Потом, голуба, благодарить будешь, — вроде бы равнодушно ответил Приклонский, но глаза его заблестели. Неуклюжий, комичный, он беззаветно любил спорт и спортсменов. Детей у Приклонского не было, с женой он не ладил. Весь нерастраченный пыл души отдал спорту, ему посвятил жизнь — посвятил по-своему, как понимал благо спорта. Приклонскому казалось, что он действительно делает хорошее дело, без меры покровительствуя мальчишке-чемпиону.

Костя подошел к Нине. Влюбленными глазами посмотрели друг на друга. Затем капитан подозвал второго матроса, стал между ним и Ниной, обнял обоих за плечи. Кивнул какому-то с фотоаппаратом:

— Эй, товарищ корреспондент! Сними, пожалуйста, нас троих и чтобы в газете мы так и были — команда «Тайфуна» в полном сборе. Понятно?

Победа и любовь рождают великодушие.

Костя не входил в число лучших ныряльщиков-аквалангистов, но представитель археологической экспедиции попал к Приклонскому, и это решило дело. Илларион Миронович, конечно, сразу вспомнил о «звезде». Позвонили в яхт-клуб, вызвали Костю.

Костя не знал причины вызова к замдиректора, и встревожился: «Вдруг раздумали комнату в новом доме давать!» Но когда он вошел в кабинет Приклонского, там, кроме хозяина, сидел высокий худой человек. Волосы и лицо его были кирпичного цвета, и сам он казался высушенным степным солнцем, прокаленным, как кирпич.

— Трифонов, археолог, — представился гость.

— Товарищ, прибыл по поручению профессора Василенко, — пояснил Приклонский. — Особое задание.

Обернулся к Трифонову.

— Вот вы и имеете встречу с товарищем, о котором я нам говорил, наш чемпион, талант!

— Очень приятно! — улыбнулся Трифонов. — Вы, может, слышали про нашу экспедицию? Ведем раскопки древнего города, который существовал в третьем веке до нашей эры. Часть его находится на берегу моря, часть ушла под воду.

— Ясно, — солидным тоном ответил Костя. Пусть не думают, что он лыком шит, не знает ничего, кроме яхт. — Это вроде как возле Батуми или Сухуми? Я в газете читал.

— Приблизительно, — кивнул Трифонов. — Мы хотим произвести подводные исследования. Однако наш, вроде бы штатный, аквалангист доцент Стахов вызван в Ленинград. Вы его не замените?

— Я тебя, голуба, порекомендовал, — пояснил Приклонский.

— Что ж, можно, — еще более важно, чем в первый раз, проговорил Костя. Просьба Трифонова и вообще весь разговор с научным сотрудником льстил его самолюбию. Однако Костя был хорошим товарищем, думал не только о себе. — Надо еще и команду мою взять. Так на «Тайфуне» и отправимся. Нина Снегирева не хуже меня ныряет. И Савченко Михаил.

— Как вам угодно, — пожал широкими плечами Трифонов. — С нашей стороны возражений нет.

— Где они работают? — осведомился Приклонский.

— «Борец» ремонтируют.

— Не выйдет, голуба. Отпуск дать не можем.

Костя помрачнел, но быстро нашел выход.

— Ничего, мы в субботу днем выйдем, к рассвету будем на месте. Воскресенье — там, вечером снимемся обратно и к утру понедельника вернемся. А они на второй смене с понедельника.

— Согласятся ли? — все еще колебался Приклонский.

— Согласятся, я свою команду знаю. Договорились, товарищ Трифонов?

— Договорились.

Все произошло, как наметил Костя. Он подготовил яхту для дальнего рейса, запасся провиантом, наполнил пресной водой анкерок. Нина и Михаил явились в яхт-клуб прямо с работы. Не мешкая, подняли паруса, и скоро «Тайфун» был в открытом море, подгоняемый свежим вечерним бризом.

Одесса осталась за кормой, силуэт ее таял в прозрачной солнечной дымке. Ближайший берег виднелся милях в пяти с левого борта; справа, насколько хватал глаз, расстилалась вечно неспокойная морская ширь. У горизонта море как бы приподнималось, сливаясь с серовато-голубыми краями небесного купола. За куполом шел пароход. С «Тайфуна» был виден только дым из трубы его — темная полоска, тающая в вышине. Куда держит курс неизвестное судно? Что ждет его впереди? Михаил ничего не знает и никогда не узнает о нем, а все-таки далекий пароход навсегда вошел в жизнь, запомнился. В море нет второстепенного, случайного, все преисполнено особого значения и смысла, как везде, где человек остается один на один с природой. Цвет утренней зари, направление и сила ветра, форма облаков, далекий дым — множество других признаков и событий, незаметных и ненужных горожанину, о многом говорят моряку, летчику, путешественнику.

Михаил лежал на палубе у кокпита, не думая ни о чем, наслаждаясь покоем, вслушиваясь в неповторимый журчащий звук, который так хорошо знаком морякам парусного флота — голос бегущей за бортом воды. На моторных судах его заглушает гул механизмов, а на парусниках он слышен отчетливо, напоминает беседу лесного ручья. Журчит и журчит море, изредка плеснет волна и гулко шлепнется о корпус судна. А потом опять покой: разговор убегающих волн, легкое поскрипывание снастей в блоках, барабанная дробь шкаторины заполоскавшегося паруса.

Когда стемнело, Нина развела примус, приготовила ужин: традиционные макароны, смешанные с мелко нарезанными кусочками колбасы, чай, хлеб. Поужинав, капитан сразу завалился спать, чтобы отдохнуть перед «собачьей» — послеполуночной вахтой. Нина села за руль. Михаил вымыл посуду и кастрюли, убрал их.

Взошла луна.

Она появилась из тонкой прозрачной тучки. Потом тучка исчезла и лимонно-желтый диск засиял во всю мочь. Луна потушила ближние звезды, протянула к «Тайфуну» широкую дорожку. Яхта шла и шла вперед и все-таки не могла выйти из лунного следа, который казался бесконечным.

— Дай мне руль, — попросил Михаил.

— Садись, — ответила Нина. — Курс зюйд-зюйд-ост. Компас на «Тайфуне» был старый, картушка его делилась на румбы, а не на градусы.

— Есть, зюйд-зюйд-ост, — как полагается при сдаче вахты ответил Михаил. Случайно чуть прикоснувшись к теплой руке Нины, взялся за влажный от росы румпель.

— Держи на ту звезду, — показала девушка. — Вон, видишь? Где кончается ковш Большой Медведицы.

— Хорошо.

Она прикорнула в уголке, засунув руки в рукава, подняв воротник старенького бушлата, переданного Костей «по вахте». Сидела молча, наверно, дремала.

Румпель мягко давил на ладонь Михаила, то и дело вздрагивал и казалось, что «Тайфун» — живое, осмысленное существо, которое само выбирает путь в звездной ночи. Иногда шалая волна ударяла о борт, и тогда звезда, на которую держал Михаил, начинала медленно отклоняться в сторону. Достаточно было легкого нажатия на румпель, чтобы «Тайфун», как бы понимая, что от него требуют, возвращался на прежний курс.

— Прошли мыс Аджияск, — вдруг сказала Нина, и Михаил понял, что она не спала, время от времени проверяла, как идет судно. — Скоро откроется зеленый огонь — Тендра.

Михаил посмотрел в сторону берега. Далекие желтые огни казались дальше звезд, — наверно потому, что были тусклее. Многие из них то двигались, то застывали на месте, горели спокойно, или вдруг начинали мигать. На первый взгляд не было никакой возможности разобраться в них, объяснить их значение, гораздо приятнее было смотреть туда, где над темным морским пространством вздымался небесный шатер.

— Почему ты думаешь, что прошли Аджияск? — чуть недоверчиво спросил Михаил.

— Красную мигалку за кормой слева видел?

Михаил промолчал. Не хотел признаться, что он с трудом разбирается в огнях береговых маяков и «мигалок» — стоматических светосигнальных устройств.

Не дождавшись ответа, Нина продолжала:

— Мыс заслонил, потому она и спряталась. Теперь мы должны увидеть огонь Тендры.