— Ясно, — сказал Костя. — Сперва спущусь я с Ниной, ты, Семихатка, обожди, ее сменишь. Где акваланги?

— В палатке, — ответил Трифонов.

Разделись за полминуты тут же, на берегу, остались в одних купальных костюмах. Трифонов вынес акваланги и две пары ласт. Михаил помог Косте и Нине одеть, приладить нехитрое снаряжение подводного пловца. Неуклюже переступая ногами, обутыми в широкие и длинные ласты, они вошли в воду, скрылись под ее поверхностью. Непрерывно бегущая цепочка пузырьков воздуха отмечала след ныряльщиков.

Оставались под водой долго, очень долго — так показалось Михаилу. А когда проверил по часам, то вышло не более десяти минут. Вынырнули покрытые «гусиной кожей», но оживленные, веселые. Костя даже забыл о солидности, которую напускал на себя перед Трифоновым. Наперебой рассказывали:

— Точно, товарищ Трифонов, там часть города.

— А я медузу видела.

— На дне заметны четырехугольники, совсем, как крыши домов.

— Интересно до чего! Сперва, правда, испугалась немного…

Трифонов внимательно их выслушал.

— Понятно, — сказал он. — Я был уверен, что часть города затонула. Поглядите повнимательнее, постарайтесь определить, где кончается она.

— Это можно, — солидность вернулась к Косте. — Давай, Семихатка, бери Нинин акваланг.

— А ты не замерз? — Нина заботливо погладила Костю по жесткой груди.

— Уже отогрелся.

Чувство, которое испытывает подводный пловец, напоминает прыжки во сне. Законы земного тяготения перестают действовать, тело становится невесомым, и пловец парит в свободном полете. Он может переворачиваться, кувыркаться, становиться вниз головой, оставаясь в таком положении сколько заблагорассудится. Золотисто-зеленый солнечный свет льется сверху, окрашивая подводный мир в мягкие, ласкающие глаз тона. Рыбки вспыхивают серебряными искрами, порой промелькнет и сразу исчезает таинственная тень — неведомый обитатель морских глубин. Михаил был так захвачен ощущением небывалой легкости движений, так жадно рассматривал открывающийся перед ним подводный пейзаж, что забыл о цели плавания. Каждая минута и каждый метр открывали новые картины, одна привлекательнее другой. Песчаные участки походили па светлые солнечные полянки. Они хорошо просматриваются и поэтому сравнительно пустынны — обитатели моря не страдают тщеславием, стараются не привлекать к себе внимания. Песчаные жители — червь ланцетник, рыбы султанка, ураноскопус, стараются зарыться в почву; укрывается в вырытой им самим ямке уродливый звездочет — его еще называют морской коровой. Наружу морская корова поставляет рот, откуда торчит длинный красный отросток, похожий на червя. Он манит прожорливых маленьких рыбок, которые сами становятся добычей хищника. Только одинокие бычки и камбалы лежат на песке, с философским спокойствием поджидая добычу: попадется дурной — съем; не попадется — и так перебьюсь. Камбала маскируется, спина ее приобретает цвет дна, на котором рыба сейчас лежит. А желтых с черными пятнами бычков за их окраску так и прозвали «песочниками».

Впрочем, песчаных лужаек попадалось мало. Почти все дно нарядным ковром покрывали водоросли. Медленно колыхалась, вытянувшись по течению, цистозира, достигающая в длину более метра; красная филлофора и «морская трава» — зостера давали приют в своих джунглях легиону рачков, морских игл, зеленушек, морских коньков и другой шушеры, которой кишит прибойная полоса. Скорпена — морской ерш — с мрачным и злым видом выглядывала из скалистой расщелины, отыскивая, на кого кинуться. Среди поля светло-зеленой ульвы — «морского салата», росли красные и зеленые актинии, замечательные цветы Нептунова царства, венчики их непрерывно шевелились. Черные мидии гроздьями облипали камни.

Михаил вспомнил о деле, только увидев, что Костя, который плыл справа метрах в трех, круто пошел вниз, ухватился за обросший мидиями и водорослями камень. Дернул камень, стараясь оторвать от дна.

«Чего он?» — подумал Михаил, следуя за товарищем.

«Берись и ты, помогай», — знаком показал тот.

Михаил помахал рукой: дескать, не стоит возиться, зачем тебе. Костя не успокаивался. С силой взяв Михаила за руку, положил ее на камень. Волей-неволей пришлось подчиниться. Дернули камень, оторвав его от дна. Взвилось и медленно растаяло в воде облачко взбаламученного ила. Краб, чье спокойствие нарушили столь бесцеремонно, недовольно вытаращил глаза-телескопы и боком-боком заторопился в сторону. Вдруг Костя сделал знак притаиться. Мимо, лениво шевеля плавниками, колышась плоским, сверху темным, снизу белым телом без чешуи, проплывал морской кот — существо с крайне неуживчивым, даже свирепым характером. Морской кот отлично вооружен костяным кинжалом на длинном хвосте, представляет опасность даже для человека. Однако подводный буян то ли не заметил незваных гостей морского мира, то ли по каким-то своим соображениям решил с ними не связываться.

Оторванный от дна, поставленный «на попа» неизвестный предмет теперь не походил на камень. Сквозь панцирь ракушек и бахрому водорослей угадывалась его форма. Он напоминал два конуса — большой и маленький, — поставленные вершинами друг к другу. И Михаил заинтересовался находкой, поняв, что она изготовлена человеческими руками, природа не могла дать ей столь правильные и симметричные очертания.

Вдвоем подняли подводную добычу. Поволокли к берегу.

На воздухе она весила килограммов тридцать. Спотыкаясь, путаясь в неуклюжих ластах, кое-как вынесли ее, положили. Сняли акваланги.

— Что это? — спросила Нина.

— Сам не знаю, — ответил Костя. — Плыл и заметил — непохоже, чтобы камень сам собой так обточился, странный какой-то.

— А все-таки, по-моему, зря мы старались, — скептически возразил Михаил. Под солнцем предмет выглядел бросовым — водоросли и ракушки поблекли, увяли, стали жалкими, грязными.

— Узнаем, — коротко ответил Костя и кликнул: — Това-а-рищ Трифонов!

— Иду! — Услышав зов, археолог вылез из ямы, в которой сосредоточенно копался, подошел к ним.

— В чем дело?

— Вас хотим спросить. С Семихаткой на морском дне нашли.

Трифонов оглядел находку, перекатил с бока на бок. Неторопливо достал из кармана нож, начал отскребать водоросли и ракушки. Под их толстым слоем обнажилась прочная темно-коричневая основа. Археолог продолжал скрести с еще большей энергией. Через четверть часа напряженной работы нежданная добыча приобрела свой настоящий вид — на берегу стоял высокий узкогорлый сосуд с маленьким дном.

— Амфора, — сказал Трифонов, нежно погладив ее по шершавому боку. — Греческая амфора шестого-седьмого века до нашей эры.

Ему никто не ответил. Трое друзей с уважением смотрели на глиняный сосуд, столько веков пролежавший под водой. Трифонов торжественно пожал руки Косте и Михаилу.

— Поздравляю, товарищи, неплохая находка, спасибо.

— А к чему она… амфора? — осведомился Костя.

— В таких сосудах хранили жидкости, зерно и тому подобное. В общем, молодцы вы, уважили.

— Да я… — хотел сказать Михаил, думая о том, что собственно говоря, молодец-то Костя, он обратил внимание на амфору, заставил спутника вытащить ее. — Я тут…

Костя, видимо, угадав его мысли, перебил:

— Очень рады, что пользу принесли. Наука — дело почетное.

Амфора оказалась ценным, но единственным трофеем подводных плаваний. Больше найти ничего не удалось, хотя ныряльщики, обнадеженные первым успехом, старались вовсю, не оставляя без внимания ни одного подозрительного камня. После того, как Костя и Михаил вытащили на поверхность три валуна, а Костя и Нина — два, пришлось признать, что амфоры на дне просто так не валяются, в тот раз повезло. Как бы там ни было, день зря не прошел. Ныряя по очереди, обследовали бухту, определили, просил Трифонов, положение затонувшей части города. Что часть древнего поселения постепенно сползла в море, археологи не сомневались. Дно бухты было каменистым, развалины занесло илом, мидии, водоросли, актинии скрыли, обесформили сделанное людьми, все-таки геометрически-правильные очертания остались там, где были сооружения, возведенные много веков назад.