— Майлз никогда не поднимался на эту гору, — задумчиво проговорила Лора. — Хотелось бы показать ее ему.

— Отлично! — жизнерадостно подхватил Гуннар. — Возьми с собой его, прихвати также и его сестренку. Мы чудесно проведем время, и ты почувствуешь себя сильной, здоровой. Все страхи твои улетучатся.

Лора кивнула, соглашаясь:

— Да, это как раз мне подходит — жить сегодняшним днем. Проживешь день — и ладно. И Ли полезно бывать чаще на свежем воздухе. Мы приедем, Гуннар. Я уговорю Майлза.

Никто ни о чем меня не спросил. Со мной никто не советовался.

— От зимы мало что осталось, но кое-что ты еще увидишь, — весело сказал мне Гуннар. — Зима в Норвегии придется тебе по вкусу. У тебя найдется подходящая одежда?

— Я дам ей все, что потребуется, — оживилась Лора. — Размеры у нас примерно одинаковые. Когда вернемся домой, Ли, пороемся среди моих вещей.

— А на следующей неделе устроим театральный вечер. Я арендую ложу, — вдохновенно продолжал Гуннар.

И снова я с горечью осознала, что он строит планы для нее, стараясь вытащить ее из дома. Мое присутствие было только поводом, которым он воспользовался.

— Нет! — Лора яростно затрясла головой. — Только не театр! Я целую вечность не была в театре и не имею Ни малейшего желания идти туда.

— Как я уже сказал, — хладнокровно развивал свою мысль Гуннар, — я арендую ложу, ты и Ли сядете в первом ряду. Все будут смотреть на тебя и шептаться. Ты услышишь, как называют твое имя, и поймешь, что публика тебя не забыла.

Она все еще упиралась, пыталась качать головой, но слабая улыбка блуждала на ее губах, и в ее глазах появилось что-то такое, напомнившее, как много значили когда-то для нее успех, восторженное внимание публики, гром аплодисментов.

— В отеле, — подхватила я, повинуясь какому-то импульсу, — когда я спросила портье, не знает ли он адреса Лоры Уорт, он ответил что знает. Я назвала тебя американской актрисой, но портье возразил, что ты наполовину норвежка и сейчас принадлежишь Бергену.

Гуннар одарил меня улыбкой, хотя и не доверял мне. Меня мутило от отвращения к самой себе. Зачем я играю в эту игру — пытаюсь улестить ее и помочь Гуннару, который хочет вытащить ее из дома в Калферете? Ведь мое отношение к ней не изменилось. Сейчас я относилась к ней не лучше, чем с самого начала.

— Ладно, посмотрим, — сказала Лора.

Гуннар одобрительно кивнул.

Однако наша трапеза не могла продолжаться вечно, и вскоре, покончив с кофе, мы встали из-за стола. Гуннар предложил не спускаться с горы пешком, а проехать одну остановку на фуникулере, а затем дойти до машины.

Мы пересекли мощеную террасу. Лора шла впереди, и ее движения отличались поразительным изяществом, заставляя тех, кто сидел здесь, поворачиваться, провожать ее взглядом. У платформы нас уже ждал красный вагончик.

Гуннар купил билеты и усадил нас на сиденья, расположенные поперек фуникулера. Вагончик стоял на склоне, подстать крутому откосу; сиденья поднимались ярусами, как ступени. Двери захлопнулись, послышалось гудение мотора и кабеля, и мы начали спуск.

Машина Гуннара стояла совсем близко. Я забралась на заднее сиденье, не желая сидеть рядом с ними. Гуннар и Лора сели впереди. Утро обещало мне чудесную прогулку, хотя закончилась она не так, как мне бы хотелось. Но, по крайней мере, я уже была не та взвинченная девица, которая бросилась в отчаянии навстречу Гуннару. Я все еще была обижена, расстроена, возмущена и не простила никого из них. Но смятение мое улеглось. Я чувствовала себя лучше, более подготовленной к тому, чтобы войти в этот дом и общаться с его обитателями.

Это новое чувство уверенности, возникшее во мне, просуществовало недолго. Гуннар не стал входить в дом. Заручившись обещанием Лоры дать ему знать относительно возможной поездки на Ульрикен на следующий день — в субботу, — он поблагодарил нас за компанию и уехал. Лора проводила его взглядом, стоя на дороге у подножия лестницы.

— Будь я моложе лет на двадцать… — вздохнула она, бросив на меня лукавый взгляд.

— Насколько я могу судить, он не замечает никого, когда ты рядом, — безмятежно обронила я и побежала вверх по лестнице по направлению к дому. Не хватало еще, чтобы Лора разыгрывала роль свахи!

— Я должна рассказать тебе о его жене Астрид, — сказала Лора, поднимаясь следом за мной. — Это было милое, очаровательное создание! Она рано умерла. Смерть ее была трагедией, от которой Гуннар так и не оправился.

Но я не желала ничего больше слышать о Гуннаре, и тем более — о его жене.

— Ну что еще случилось? — со вздохом спросила Лора, когда Ирена Варос встретила нас у дверей.

Как только мы вошли в дом, я сразу же окунулась в его напряженную атмосферу. Произошло что-то непредвиденное — об этом можно было догадаться по лицу Ирены.

Миновав внутренний холл, Ирена остановилась у двери, за которой Лора хранила все свои сокровища.

— Вам лучше убедиться самим, — сказала она, обращаясь ко мне и Лоре.

— Боже мой! — Лора обратила тоскующие глаза к лестнице — привычному маршруту отступления. Наверху находилось убежище, где можно было бы укрыться. — Когда-то я любила этот дом, — сказала она с глубокой печалью. — Но теперь это чувство исчезло. Когда я прихожу сюда, я словно возвращаюсь в тюрьму.

— Может быть, вы сами устроили себе тюрьму, — вырвалось у Ирены.

Лора ничего не ответила и вошла в комнату. Немного помедлив, я вошла следом. Вчера, когда я впервые увидела эту комнату, в ней царил мрак, окна и двери были закрыты. Сейчас они были распахнуты настежь, открывая доступ свету и теплому воздуху. Даже свисавшая с потолка лампа под абажуром не горела. Посреди комнаты стоял Лорин сундук с открытой крышкой, все его содержимое было вывалено на пол. Кто-то основательно порылся в сундуке, выбросив оттуда вещи. Дорогие костюмы и платья висели на крышке и по бокам. Коробки, фотографии, пачки писем валялись на полу в беспорядке вперемешку с бижутерией.

Лора стояла, растерянно глядя по сторонам, в глазах ее появилось горькое выражение, но похоже, она не собиралась лишаться чувств.

— Кто это сделал? — тихо спросила она.

— Миссис Жаффе, — коротко ответила Ирена. — Я услышала какую-то возню внизу, а спустившись, увидела, что она выбрасывает из сундука вещи.

Лора подняла с пола голубое платье и, отряхнув его, протянула мне.

— Я надевала его в тот вечер в Стокгольме — сто лет назад, — сказала она. — Подними его к свету, и ты увидишь полосы, оставленные дождем, который лил тогда. Пятна от воды никогда не смываются. Я больше не могла его носить. Да мне и не хотелось.

Я выронила мягкую ткань, словно она обожгла мне руки, и платье упало на стул.

— А что сказала Дони, когда ты поймала ее за этим занятием? — строго спросила Лора. — Что ей было нужно? Что она искала?

Ирена поджала губы. Вопрос ей явно не понравился.

— Она сказала, что ищет улики, — выдавила наконец Ирена.

— Улики? Какие улики?

— Этого она не скажет.

— Придется поговорить с Майлзом. Ее поведение возмутительно. По крайней мере, она могла бы положить вещи на место.

— Это я велела ей оставить все, как есть, — сказала Ирена. — Хотела, чтобы вы увидели, на что она способна.

— Превосходно. Я увидела это. А теперь, пожалуйста, убери вещи. — В ее голосе прорвалась истерическая нотка.

Я кивнула Ирене:

— Я помогу вам уложить вещи.

— Вижу, ты тоже не прочь порыться в моем прошлом, — не без ехидства заметила Лора.

— Можно назвать и так, если угодно.

Она величественно наклонила голову:

— По крайней мере, ты не лукавишь. Когда удовлетворишь свое любопытство, поднимись наверх и мы начнем наши игры в вопросы-ответы.

— Не премину, — сухо ответила я. Мы снова вернулись к нашему антагонизму, и это было хорошо.

Лора направилась к двери, но потом медленно вернулась.