«Мне приятно, что я могу это для вас сделать, — сказала она Доркас в ответ на ее благодарности. — Я думаю, это та самая женщина, которую вы разыскиваете».

Ставрос повернул машину по направлению к старому городу, и несколько кварталов они с мадам Ксенией дискутировали по-гречески на повышенных тонах. Наконец шофер воздел руки к небесам, признавая свое поражение. Его хозяйка улыбнулась.

«Мой друг считает, что будет хороший день для прогулки на Линдос, — объяснила она Доркас. — У него страсть к вождению, у этого человека. Удивительно, что мы все еще живы. Но он мне предан. Он понимает, что хотя мы можем с ним и спорить, но я не обязана поступать, как он считает нужным. Мы, греки, все, как вы это называете, индивидуалисты».

Остаток пути мадам Ксения болтала о том, какая стоит чудесная погода, такая, какой ей и полагается быть на Родосе, и задавала вопросы о Фернанде. Из щепетильности вопрос о местонахождении Константина не затрагивался.

Машину оставили невдалеке от ближайших ворот в старый город, а мадам Ксения и Доркас пешком отправились на Улицу Рыцарей. Мадам Ксения остановилась перед открытым дверным проемом чуть выше по холму.

«Я думаю, это здесь. Мы зайдем внутрь». Проем был сверху обрамлен аркой, выложенной из древних камней, и они вступили через нее внутрь, на голый дворик. Пол здесь был вымощен белой и черной галькой, образующей геометрические фигуры в турецком стиле. Стертые каменные ступеньки высились у подножья другой арки, которая, изгибаясь, уходила из поля зрения. Солнце освещало клочок земли под лестницей, на которой, свернувшись, спала кошка.

Мадам Ксения вступила на солнечный дворик, и Доркас последовала за ней. Они оказались в окружении стен, усеянных окнами, а сверху на каменный пол облетали сверкающие лепестки бугенвиллии. Мадам Ксения позвала повелительным голосом, и на каменном балконе над ними появилась женщина, которая смотрела на них сверху вниз. Разговор велся по-гречески с большим запалом и возбуждением, хотя имя миссис Димитриус не упоминалось. Немного послушав, Доркас пересекла садик и остановилась около спящей кошки. Из верхней комнаты с силуэтом креста в окне лилась симфоническая музыка, нарушая покой древних камней. Наверное, у кого-то там был проигрыватель. Пока она ожидала окончания дискуссии между двумя женщинами, она слушала музыку, и в ее сознание пробивалась подспудно зреющая мысль.

Наконец женщина на балконе уронила руки и яростно потрясла головой. Мадам Ксения виновато обернулась к Доркас.

«Я ничего не понимаю. Она говорит, что здесь нет никакой миссис Димитриус, и такая особа здесь никогда не проживала. Мои слуги расспрашивали на рынке и в старом городе и сказали мне, что миссис Димитриус живет здесь».

Она вновь обратилась к женщине, и вновь ответом было яростное нет.

Доркас заговорила по наитию: «Вы не могли бы спросить ее, как зовут кошку?»

Удивленная мадам Ксения подчинилась. Женщина рассмеялась, перекатывая во рту звуки, как камни, и ее собеседница рассмеялась вслед за ней.

«Эту кошку назвали именем известного древнего мудреца с Родоса, — сказала мадам Ксения. — Ее зовут Клеобулус».

Клеобулус — Клео, подумала Доркас. Да, она была права. И они не найдут здесь жену Маркоса Димитриуса. Теперь она это знала.

«Не беспокойтесь, — сказала она своей сопровождающей. — Извините, я напрасно вас потревожила».

Мадам Ксения пожала плечами и перестала наводить справки. В машине она вернулась к вопросу о том, что Доркас обещала ей посмотреть стихи Константина. Может быть, это будет возможно сделать завтра?

С тех пор как она узнала в Константине того, кого Джино посылал за ней в те безрадостные дни три года назад, Доркас надеялась, что мадам Ксения забудет, что просила ее прийти к себе домой. Она поняла, что не хочет этого. Она хотела бы забыть этот кусок прошлого, чтобы ничто его не воскрешало. Но эта женщина рядом с ней с такой тревогой ждала ее согласия, что у Доркас не хватило духа отказаться. В конце концов, что это меняет? Жена Константина скоро поймет, что из нее ничего не удастся выведать, и ей не придется ехать в следующий раз.

«Если я улажу это с мисс Фаррар, то завтра мне будет удобно», — сказала она.

Вернувшись в отель, она нетерпеливо ожидала возвращения остальных. Вчера Ванда ускользнула в старый город вместе с Бет, а Бет говорила, что ласкала кошку по имени Клео. Очень похоже на то, что Ванда ходила с поручением к миссис Димитриус, которая жила в этом месте, а теперь испарилась. Ей как можно скорее хотелось задать Фернанде несколько вопросов.

Когда незадолго перед обедом путешественники возвратились, Доркас последовала за Фернандой в ее комнату.

«Пожалуйста, мне надо с тобой поговорить», — сказала она.

«Обязательно сейчас, дорогая? — Пересекая комнату, Фернанда по пути скидывала туфли, сумочку, шарф с головы, сережки. — Мне необходимо до обеда принять ванну».

«Тогда я подожду, пока ты закончишь», — сказала Доркас и плюхнулась на стул.

Фернанда сдалась и с комфортом растянулась на кровати, с наслаждением выгибая ступни ног.

«Видимо, утро тебе не удалось. Я полагаю, что ты не нашла миссис Димитриус?»

«Ты знала, что я ее не найду, — уверенно произнесла Доркас. — Возможно, ты сама ее вспугнула».

Фернанда подложила под голову подушку и скрестила ноги.

«Лучше начни сначала, дорогая, и объясни, о чем ты говоришь».

«В этом нет необходимости, — сказала Доркас. — В первый раз, когда мы отправились в старый город, ты оставила нас покупать картину у уличного художника в одном из этих двориков. Думаю, что это было то самое место, где мы побывали сегодня с мадам Каталонас. Там во дворике была кошка по имени Клеобулус, я спрашивала».

Фернанда изогнула бровь: «Боюсь, что не знаю по имени ни одной кошки с Родоса. К чему ты ведешь?»

Доркас становилось все труднее держать себя в руках. Утренний взрыв не должен повториться.

«Вчера, — продолжала она, — ты послала Ванду с поручением в старый город, и она взяла с собой Бет. Бет сказала, что видела кошку по имени Клео. Слишком много совпадений, чтобы я не догадалась обо всем. Как ты можешь препятствовать моей встрече с миссис Димитриус, когда ты знаешь, как много это для меня значит?»

Можно было наблюдать, как эмоции сменяют одна другую на безмятежном, открытом лице Фернанды.

Сейчас она не притворялась, а просто пыталась решить, какой ей выбрать курс.

Доркас усилила нажим: «Ты могла бы вполне сказать мне правду».

«Ты всегда была такой мягкой девушкой, Доркас, — Фернанда издала глубокий вздох. — Теперь ты иногда бываешь просто груба. Ты меня очень огорчаешь. Это все было спланировано для твоей пользы. Ты должна это понять, дорогая».

«Что это — «все»?»

Фернанда снова вздохнула: «Когда ты была больна, мы с Джино обсуждали, как тебя ужасно потрясла смерть твоего друга Маркоса. Это действительно выбило тебя из колеи, ты знаешь. В этой лечебнице ты продолжала говорить о встрече с миссис Димитриус, когда ты поправишься. Джино сказал, что ты не должна ее видеть. Он сказал, что все эти тревожные воспоминания должны быть вычеркнуты из твоей жизни».

«Джино так сказал?»

«Конечно, дорогая. Он чувствовал, что мы должны что-то сделать для миссис Димитриус, поскольку Маркос был другом твоего отца и твоим тоже. Джино был способен на широкий щедрый жест чаще, чем ты желала это понять. Он послал меня к миссис Димитриус, и я обнаружила, что единственное, чего она хочет — это вернуться домой на Родос. Джино выделил деньги с избытком. У нее больше никого там не оставалось, но у него были друзья на Родосе, и он послал ее к ним. Он не хотел, чтобы ты об этом знала. Он сказал, что для твоего спокойствия будет лучше, если она просто исчезнет».

«И безопасней для него», — сказала Доркас.

«Что ты имеешь в виду, дорогая?»

На секунду Доркас подумала, что надо высказать, облечь в слова свою веру, что Джино приложил жестокую руку к смерти Маркоса. Но само выражение распахнутых глаз Фернанды заставило ее прикусить язык. Что толку? Фернанда ей не поверит. Она не станет слушать и использует ее обвинения как дальнейшее свидетельство неустойчивости ее психики.