– Моя мама тоже так делала. Женщины всегда собирают чемоданы.

Лика взяла из рук Виктор список:

– Почерк пятиклашки!

Раньше Виктора растрогал бы детский почерк жены, ненужная лишняя забота о нем. Но сейчас вдруг ему стало невозможно стыдно за нее.

– Нормальной почерк, просто женский, – сказал он ровным голосом.

– Ой, а вот, смотри! Смотри! Написано: одиколон. – И засмеялась.

Виктор еще раз подумал о том, как все-таки противно пахнет море – йодом и гнилью – и что совсем нет ветра…

– Ничего. – Лика погладила его по руке. – Мой бывший говорил “помажь меня креммом, а то обгорел…”. И мне нравилось. Я его никогда не поправляла. Потому что меня это очень возбуждало.

– Две буквы эм возбуждали? – хмыкнул Виктор.

– Не-а. А то, что он был глупым. Глупый мужчина, вот что заводит по-настоящему.

– А я? Глупый или умный?

Лика усмехнулась:

– Другое хотел спросить?

Виктор не ответил, смутился вдруг. А потом довольно грубо сказал:

– С какой стати? У нас с тобой ничего не будет. И не было!

– Странно, – мягко улыбнулась Лика. – А я помню вкус твоего члена…

Виктор хотел немедленно оборвать этот дурацкий разговор, но все-таки не удержался, спросил:

– И что за вкус?

Лика на этот его вопрос ничего не ответила, лишь усмехнулась.

И он пожалел, что спросил. Переспрашивать не стал. Захлопнул крышку чемодана. Поднял его за ручку. И бросил в море.

Вечером они шатались по поселку, поскольку были абсолютно бездомные. Одно было хорошо – чемодан больше не оттягивал руку Виктора.

– А ты можешь идти не хромая? – спросила Лика.

– Не могу. Раздражает?

– Я потерплю, – вдруг миролюбиво ответила Лика.

Они сели на лавочку. Виктор купил Лике эскимо на палочке за одиннадцать копеек.

На соседней лавочке сидели две некрасивые девушки. Обнявшись, они задумчиво пели “А у нас во дворе есть девчонка одна”.

Эта песня была страшно модной в 1964 году, ее передавали по радио с утра до вечера. Она про то, что девчонка, в которой “ничего нет”, все равно очень нравится одному парню и он все время “глядит ей вслед”… Эту песню любили девушки, она на всю страну утешала тех, в ком “ничего нет”.

Вокруг гуляли люди, которых называли тогда “отдыхающие”. (Была такая категория приезжавших на юг.)

– Смотри, – засмеялась Лика, – всюду комплект: муж, жена и двое детей!

И действительно, так оно и было. По набережной плыла толпа, плыла стайками: два больших гуся (родители) и два гусенка. Два больших шли степенно, корпусом вперед, а два маленьких сновали между ними восьмеркой, норовили то убежать вперед, то отстать. И тогда их окликали: “Нина! Вова! Зайка, ты где?”

– А что тут смешного? – спросил Виктор, потому что у него была точно такая же семья в Ленинграде: он, жена и двое детей.

Дружная семейка, не сговариваясь, завернула к киоску с газированной водой.

– Четыре стакана, – сказала жена. – С вишневым!

– Она их даже не спросила, с каким они хотят сиропом! – зашептала Лика. – У них коллективный разум!

– Они хорошо знают друг друга, – ровным голосом отвечал Виктор. – Потому что внимательны друг к другу. Потому что любят друг друга.

– У тебя так же?

– Допустим, – ответил Виктор и тут же подумал, что это нехорошо, раз у него “так же”.

Муж, жена и двое детей дружно пили газировку с вишневым сиропом.

– Как ты думаешь, они спят друг с другом? – шепотом спросила Лика.

– У них двое детей.

– Я о другом. Можно спать с человеком, – Лика сделала ладошки направо, – а можно спать с человеком, – ладошки налево. – Я вот про что.

Виктор окинул взглядом мужа и жену. Прикинул варианты.

– Спят, – тихо ответил он. – И может быть, даже часто. Во всяком случае, ему бы так хотелось. А ей – не знаю…

И тут выражение лица его изменилось и голос тоже стал другим. Виктор кого-то зло передразнивал:

– Гасим свет! Мама, ты спишь? А, мам? Давай скорее! Все?

Лика засмеялась.

Она ждала, что и он сейчас рассмеется, но он молчал.

И тогда она спросила веселым голосом:

– Это ты сейчас как у тебя рассказывал?

– Ну да, – скучным голосом ответил Виктор.

Он встал со скамейки и быстро пошел по набережной.

Виктор не понимал, как он мог такое сказал про свою жизнь, про себя и жену Валю.

Валя бы сейчас сказала ему: “Предатель”.

Лика догнала его, но он не хотел с ней говорить. Свернул в сторону, встал в очередь к киоску, где продавали сахарную вату на палочке.

Лика тут же встала в очередь за ним, почти уткнулась ему в спину.

– У тебя очень хороший живот. Внизу порос мягкой шерстью, – жарко зашептала Лика ему в шею. – Мне одна официантка говорила, очень развратная, что это место книзу от пупка называется “поляна любви”.

У тебя…

За Ликой в очередь встал солидный мужчина. Он слышал то, что говорила Лика, и не верил своим ушам.

– Замолчи! – не оборачиваясь, сказал Виктор.

– И это абсолютно никому не нужно! Ты доживешь до старости и все это так и останется никому не нужным!

Подошла очередь Виктора. Продавщица протянула ему вату на палке.

– Не надо ничего, – грубо сказал Виктор продавщице. – Я забыл деньги дома. – И вышел из очереди.

Лика пошла за ним.

– Мое тело нужно мне прежде всего для работы. Я работаю! – сказал он Лике. – Ра-бо-та-ю! И расходую его как надо.

Лика не стала спорить, и они долго молчали.

– Хорошо, – деловым голосом сказал Виктор. – У меня неизрасходованное тело. А у тебя – какое?

– Разочарованное, – быстро ответила Лика.

И потом, через паузу, засмеялась.

Поздним вечером, почти ночью, они оказались у фонтана.

Лика вдруг встала на цыпочки, взяла Виктора за голову и прижала ладонями его уши. А потом восхищенно сказала:

– Какие у тебя жесткие уши!

И он засмеялся.

Его вдруг охватила волна страшной гордости за свои жесткие уши. В этот момент Виктор, конечно, понимал, что он полный идиот, но от этого тоже возникала какая-то особая радость.

За рулем грузовика сидел мордастый парень в майке. Рулил он с форсом – ладони лежали на баранке, а пальцы были отставлены в стороны веером.

– Поссать по-человечески, – объяснил он ситуацию пассажирам и затормозил со свистом, резким упором.

На дороге Виктор достал пачку сигарет “Друг” (с овчаркой на коробке) и закурил.

Ночь была темная, со звездами. Душная ночь с тошнотворным запахом трав, со звоном неведомых насекомых в траве.

Докурил сигарету и бросил ее. Огонек по дуге пересек дорогу и исчез в придорожной канаве.

Виктор завернул за машину и увидел, как шофер и Лика обнимаются.

Это были не объятия, это была борьба. Парень придавливал ее к грузовику, задирал юбку, совал руку между колен.

А Лика вцепилась руками в его широкие плечи, отталкивала и коленей не разжимала.

Все это происходило в полной тишине – и шофер молчал, и Лика молчала. Не кричала, не звала на помощь Виктора. А молча и уверенно его отталкивала, а точнее – просто удерживала его на определенном расстоянии.

Шофер понял, что с ним просто играют в “разожми коленки” и игра эта может продолжаться еще долго. А это (долгая возня) в планы парня не входило. От возмущения на его шее надулась вена, и он уже высвобождал руку, чтобы ударить ту, которая толком не дается, а лишь дразнит.

Он не успел, потому что Виктор схватил парня за плечо и рванул на себя. Парня развернуло, теперь он оказался лицом к Виктору.

Виктор видел глаза парня, разом ставшие очень маленькими от злости. И видел глаза Лики, какие-то мутные, как будто подернутые пеленой, немного расфокусированные. И этот ее взгляд поразил Виктора, она ведь вовсе была не прочь на самом-то деле…