Солнце наполовину село в море.

Когда Верка вышла из воды, то на прибрежном камне ее уже ждал Виктор.

Первым ее движением было – прикрыться руками, но она не стала этого делать: нудистка все-таки…

Неловкость была связана с тем, что Виктор на этом кусочке пляжа был один. И это меняло ситуацию.

– Схожу за платьем, подожди тут, – сказала.

– Не надо ничего, стой так, – ответил он.

Они помолчали.

– Знаешь, мне что-то стыдно, – сказала Верка. – Может, ты тоже разденешься? Или я пойду накину что-нибудь.

– Нет, стой так, – строго сказал Виктор.

– Я перед самым институтом ходила в ателье фотографироваться.

А через два года снова пошла в ателье. И вот смотрю на две фотокарточки?- я там в той же самой юбке, в той же кофточке, и туфли те же. Вот это было стыдно.

– Что, у тебя одни туфли?

И без перехода она спросила:

– Будем? – как будто о чем-то другом.

– Давай, – ответил Виктор.

– Камни кругом, мы как?

– Стоя, – ответил Виктор.

Верка пожала плечами.

– Наклонись, – сказал Виктор и приспустил трусы.

Все происходило молча.

Только в самом конце он сказал ей:

– Ты не переживай, я не в тебя.

А она в конце спросила его:

– Ты как хочешь? Чтобы она узнала? Или нет?

Ночью Виктор и Гоухоум сидели у моря на низком прибрежном камне.

Они видели, как в темноте вернулся в мужскую палатку Элик.

– Быстро вернулся, – прошептал Гоухоум. – Разладилось у них что-то.

Виктор только хмыкнул – какое мне, мол, дело. Повернулся к палатке спиной и стал смотреть в море.

А на море сегодняшней ночью происходило что-то странное.

– Смотри, сигнальные огни, – сказал Виктор.

– Как минимум три военных катера. Что это у них сегодня, учения, что ли?

– Бывает здесь так?

– Нет, в первый раз.

– Все, не курим больше.

– Думаешь, с катера сигарету видно? – хмыкнул Гоухоум.

Но все-таки встали с камня, пошли по тропинке вверх. Яркая луна освещала им путь.

– Не водись ты с ней, – сказал Гоухоум Виктору в спину.

– Я и не вожусь, – ответил Виктор. Даже не спросил – с кем.

– Видел у нее шрам на животе? С ней опасно.

– А я не трусливый.

– А говорил – не водишься.

Поднялись на темную площадку над морем, легли на теплый еще каменный пол.

– Ты любишь ее? – спросил Гоухоум.

– Что за детский сад: любишь – не любишь! – разозлился Виктор.

– Ты не ответил на вопрос, заметь.

– Спроси что-нибудь другое.

– Где палец потерял?

– Короче, не раскрылся однажды парашют. Я не могу об этом рассказывать.

– Подписку давал?

– Что-то вроде этого.

Они лежали молча, смотрели в черное небо. На звезды, на Млечный Путь. На туманный ореол вокруг луны.

– А давай мы с тобой будем гомосексуалистами! – сказал после молчания Гоухоум.

– Давай, – ответил Виктор. – А это как?

– Ну, – замялся Гоухоум, – это вроде как пидарасы.

Виктор даже сел от неожиданности:

– Да ты чего? Ты чего мне предлагаешь?

– Ладно, ты сказал нет – и все, забыли.

Помолчали.

– А они чего, целуются между собой? – спросил Виктор.

– Целуются.

– Оборжаться можно…

И снова молчали.

Потом Виктор приподнялся на локте и спросил Гоухоума:

– А какой у члена вкус?

– Откуда я знаю?

– Какой же ты пидарас после этого?

– Так я еще не пробовал. Я только решил им стать.

Внизу послышался далекий рокот. Он становился все слышнее и слышнее. Он приближался, но еще нельзя было понять, что это.

– А зачем тебе вдруг про член? – спросил Гоухоум.

– Спор вышел, – ответил Виктор.

Рокот приближался, и в какой-то момент стало ясно, что это идут машины. Несколько тяжелых машин.

Виктор и Гоухоум подползли к краю площадки, свесили головы вниз. Они увидели в ущелье дорогу, по которой ровной цепочкой шли игрушечные танки. Свет их фар разрезал черное пространство ущелья.

– Чего это они? – спросил Виктор.

– Куда они? – спросил Гоухоум.

Утром они лежали на горячем камне. Он был широким и плоским и быстро нагревался солнцем. Если лежать на этом камне, то тело бросает то в жар, то в холод. Спину греет, а груди зато становится немного холодно, ее обдувает ветерок.

Лика лежала на камне, раскинув руки. Виктор сидел недалеко от нее. Получалось, что она смотрит ему снизу в подбородок или мимо подбородка – в небо.

– Знаете, чего бы мне хотелось? – сказала Лика.

Никто не спросил ее – чего? Все молчали.

– Чтобы река с высокими берегами, – продолжала Лика. – И очень солнечное утро… Я сижу в лодке, руку опустила в воду. Очень красивый мужчина гребет на веслах, весь вспотел. Из-под мышек у него течет пот…

– Это я? – спросил Элик и засмеялся.

– Нет, – серьезно ответила Лика, – не ты. Я говорю ему: “Достань мне вон ту кувшинку!” А по высокому берегу бежит белобрысый мальчишка, машет нам и кричит: “Война! Война!…”

– Веселое кино тебе показывают, – усмехнулся Гоухоум.

– И что? – спросила Мила-Бикини. – Тебе бы этого хотелось?

– Хотелось, – закрыв глаза, ответила Лика.

– Вон народ говорит “только б не было войны, за мир во всем мире”,?- сказала Верка. – А ты?

– А я бы войны хотела.

– Ты дура? – спросила Верка.

Виктор совсем не участвовал в разговоре, он молчал, смотрел в море, где на горизонте курсировали военные сторожевые катера.

Стендап выключил радиоприемник и сказал:

– Двенадцатое октября. В Батуми – плюс 23 – 26, температура воды 20 – 23. Значит, у нас на один – два градуса ниже.

Стендап назвал сегодняшнее число – двенадцатое октября 1964 года. И всей компании разом стало тревожно. Не потому, что время так быстро течет и лето уже кончилось. А потому, что оно вообще существует, течет?- время…

– Верка, покажи нам попу! – сказал Элик.

Верка послушно поднялась, повернулась к компании спиной и стянула трусы. Попа у нее была ничего, такую можно показывать.

– Здравствуйте, товарищ Хрущев! – сказал Элик.

Плывут в море семь голов, разговаривают.

– А все равно мы впереди всех, – говорила красивая Мила. – Мы первые в космос полетели. У нас есть Гагарин. Он такой красивый мужчина, я не могу! А Терешкова хоть и уродина, зато первая женщина на орбите.

– Знаешь, Мила, женщин больше в космос не будут запускать, – отвечал ей Элик, отплевываясь и фыркая.

– С чего это?

– После Терешковой скафандр долго сушили.

Смеяться в воде трудно, но они смеялись.

– А ты чего молчишь? – спросила Виктора Лика.

– Я плыву, – отвечал Виктор.

– Он плывет, – поддержали его мужчины.

Вышли на берег.

Девушки трясли волосами, и брызги летели в разные стороны.

Потом все легли на горячий камень обсыхать.

– Хороший ты человек, – глядя на Виктора, задумчиво сказала Лика.?- Скучный ленинградец. Вот приедешь домой, и все у тебя будет хорошо. Скучно и однообразно, а это и есть – счастливо.

– Да у нас у всех особого веселья не предвидится, – вступился за Виктора Стендап.

– Но этот-то… – кивнула Лика на Виктора, – быстрее всех привыкнет. Вовремя кормить, вовремя поить – и все ему хорошо…

– Чего ты напала на парня? – спросил Элик.

– Нашло что-то, – ответила Лика. – Вспомнила вкус его члена, наверное.

Очень резко это прозвучало. И даже грубо.

Все немного напряглись.

Лика намеренно говорила это при всех, вслух. И униматься она не собиралась.

– Вкус вареной кукурузы, – повышая тон, сказала Лика. – Только без соли.

Если бы не было здесь Виктора, то все бы смеялись. Но он здесь был, и все было иначе.