В наших рассуждениях мы будем широко пользоваться Принципом предосторожности, то есть мы будем предполагать, что события могут сложиться наихудшим реалистичным образом. При этом под реалистичными мы будем считать следующие сценарии: а) не противоречащие законам физики б) возможные при условии, что наука и техника будут развиваться с теми же параметрами ускорения, что и в настоящий момент. Принцип предосторожности соответствует указанной Юдковски и проверенной на многих экспериментах закономерности, что результат, который люди получают относительно будущего, обычно оказывается хуже их самых худших ожиданий. При расширении вероятностных промежутков нам следует уделять внимание в первую очередь расширению в худшую сторону – то есть в сторону увеличения вероятности и уменьшения оставшегося времени. Однако если некий фактор, например создание защитной системы, может нам помочь, то оценки времени его появления следует увеличивать. Иначе говоря, консервативной оценкой времени появления домашних конструкторов биовирусов будет 5 лет, а времени появления лекарства от рака – 100. Хотя, скорее всего, то и другое появится через пару десятков лет.
В экономике применяется следующий метод предсказания – опрос ведущих экспертов о будущем некого параметра и вычисление среднего арифметического. Очевидно, это не позволяет узнать действительное значение параметра, но позволяет сформировать «best guess» – наилучшее предположение. Тот же метод можно применить, с определённой осторожностью, и для оценки вероятности глобальных катастроф. Допустим, в отношении глобального потепления из тысяч экспертов только один говорит, что она наверняка приведёт к полному вымиранию человечества. Тогда применение этой методики даст 0,1% шансы вымирания.
Высказанные соображения пригодятся нам при дальнейшем исследовании и классификации катастроф.
Численные оценки вероятности глобальной катастрофы, даваемые различными авторами
Далее я привожу известные мне оценки ведущих экспертов в этой области . Дж. Лесли, 1996 «Конец света»: 30% в ближайшие 500 лет с учётом действие теоремы о Конце света (Doomsday argument – см. главу о нём в конце книги), без него – 5%.
Бостром, 2001, «Анализ сценариев вымирания»: «Мое субъективное мнение состоит в том, что будет ошибочно полагать эту вероятность меньшей, чем 25%, и наивысшая оценка может быть значительно больше… В целом, наибольшие риски существованию на отрезке времени в два столетия или меньше кажутся связанными с активностью продвинутой технологической цивилизации».
Сэр Мартин Рис, 2003 «Наш последний час»: 50% в XXI веке. (Курцвейль приходит к аналогичным выводам.)
Может показаться, что эти данные не сильно расходятся друг с другом, так как во всех случаях фигурируют десятки процентов. Однако промежуток времени, на который даётся это предсказание, каждый раз сокращается (пятьсот лет – двести лет – сто лет), в результате чего погодовая плотность вероятности растёт. А именно: 1996 – 0,06% (и даже 0,012% без учёта DA), 2001 – 0,125%, 2003 – 0,5%.
Иначе говоря, за десять лет ожидаемая оценка плотности вероятности глобальных катастроф, по мнению ведущих экспертов в этой области, возросла почти в 10 раз. Разумеется, можно сказать, что 3 эксперта недостаточно для статистики, и что они могли взаимно влиять друг на друга, однако тенденция неприятная. Если бы мы имели право экстраполировать эту тенденцию, то в 10-е годы мы можем ожидать оценок погодовой вероятности вымирания в 5 процентов, а в 20-е – в 50 процентов, что означало бы неизбежность вымирания до 2030 года. Несмотря на всю свою спекулятивность, эта оценка совпадает с другими оценками, полученными далее разными независимыми способами.
С другой стороны, в годы холодной войны оценка вероятности вымирания тоже была высока. Исследователь проблемы внеземных цивилизаций фон Хорнер приписывал «гипотезе самоликвидации психозоя» шансы в 65%. Фон Нейман считал, что а) ядерная война неизбежна и б) все в ней погибнут.
Глобальные катастрофы и горизонт прогноза
Целью данной работы является попытка проникнуть немного далее, чем позволяет нам обычный горизонт прогноза – туда, где за пределами однозначного прогноза виднеются туманные очертания разных возможностей. Я полагаю, что реальный горизонт однозначного прогноза, который мы можем делать со значительной достоверностью, составляет 5 лет, тогда как пространство за горизонтом, где мы можем усмотреть разные возможности, составляет ещё 20 лет после этого момента. И за этим моментом следует абсолютная непредсказуемость. Постараюсь это обосновать.
Оценка в 5 лет возникла из экстраполяции исторических промежутков, на которых в прошлом ситуация в мире настолько менялась, что конкретные политические и технологические расклады полностью устаревали. От открытия цепной реакции до атомной бомбы прошло 6 лет, ещё 7 – до первой водородной, а с этого момента – ещё 5 лет до запуска первого спутника. Примерно по 5 лет длились и обе мировые войны, 6 лет заняла эпоха перестройки. Поступая в вуз на 5 лет, человек не знает обычно, куда он из него пойдёт работать и какую выберет специализацию. На 5 лет обычно выбирают президентов, и никто не знает, кто будет президентом через срок. СССР управлялся пятилетними планами. Периодичность появления принципиально новых продуктов и их огромных рынков: PC, интернет, сотовые телефоны – тоже имеет порядок нескольких лет. Планы внедрения новых технологий микропроцессоров также составляют не более нескольких лет. При этом основной силой в ожиданиях на ближайшие несколько лет оказывается «сила инерции», то есть мы можем с высокой вероятностью говорить, что в течение ближайших 5 лет будет примерно тоже, что и сейчас, за исключением ряда развивающихся тенденций. Однако, когда мы говорим о сроках более 5 лет, то более вероятным выглядит утверждение о том, что ситуация кардинально изменится, чем то, что она будет такой же, как сейчас. Эффект ускорения исторического времени, о котором мы будем говорить дальше, вероятно, сокращает этот срок однозначного прогноза.
Таким образом, мы можем сказать, что до начала «полосы тумана» в однозначных прогнозах будущего – примерно 5 лет, то есть это 2013 год от момента, когда я пишу эти строки – то есть 2008 года. Иначе говоря, мы более-менее отчётливо представляем, какие технологии будут в ближайшие пять лет. И гораздо более смутно представляем более поздние технологии. При этом есть много отдельных технических проектов вплоть до 2020-х годов – скажем, ИТЭР или освоение Луны, и есть многие бизнес-планы, которые рассчитаны на срок до 30 лет, скажем, долгосрочная ипотека. Просто 5 лет – это примерный срок, за которым неопределённость в глобальном состоянии всей системы начинает преобладать над определённостью в самых разных видах человеческой деятельности. При этом с течением времени всё большая неопределённость приходится не на технологические проекты, а на открытия. И хотя мы можем сказать, что некоторые проекты составлены на 20 лет вперёд, мы не знаем, какие факторы будут самыми главными в экономическом, политическом и техническом развитии.
Абсолютным пределом в прогнозах оказывается 2030 год, в районе которого предполагаются возможными мощные нанотехнологии, искусственный интеллект и полное овладением биоконструированием. После этой даты нет смысла в оценках кривых роста популяции или запасов каменного угля, поскольку мы ничего не можем сказать о том, как повлияют сверхтехнологии на эти процессы. С другой стороны, большая неопределённость есть в выборе самой этой даты. Она часто фигурирует в разных дискуссиях о будущем технологий, о чём речь пойдёт дальше в главе про Технологическую Сингулярность. Очевидно, что неопределённость в дате «2030 год» не менее пяти лет. Если произойдёт некая неокончательная катастрофа, то она может резко расширить горизонт прогноза просто за счёт сужения пространства возможностей (в духе: «теперь мы будем сидеть в бункере 50 лет»). Хотя большинство футурологов, пишущих на тему новых технологий, предполагают, что сверхтехнологии созреют к 2030 году, некоторые относят появление зрелых нанотехнологий и ИИ к 2040-ым годам, однако мало кто решается дать обоснованные предсказание на более поздние даты. Кроме того, помимо неопределённости, связанной с нашим незнанием темпов развития разных технологий, их конвергенция в ходе Технологической Сингулярности даёт неопределённость более высокого порядка, похожую на квантовую, но связанную с тем, что мы не можем предсказывать поведение интеллекта, значительно превосходящего наш.
